Светлана НЕМОЛЯЕВА, актриса:

Отечественные записки

Не знаю почему, но во всех ролях я играла и играю свою жизнь. И это поразительно. История моей жизни независимо от желания как бы прошла через роли. Причем бывало по-разному. Либо то, что уже происходило в моей жизни, я вдруг начинала играть, либо, наоборот, какая-то новая роль словно готовила меня к предстоящей жизненной ситуации. То есть или роль обгоняла судьбу, или судьба — роль.

Александр МЕЛИХОВ, писатель:

Отчего же все-таки рядовой гражданин, в быту осторожный, расчетливый, не требующий слишком многого ни от себя, ни от других, в политике так часто превращается в бескомпромиссного максималиста и бесстрашного авантюриста? Он не переедет на новую квартиру, если поблизости не будет магазина, и проголосует за отделение своей республики от природных ресурсов, он не выйдет на лестницу, если там предвидится драка, и окажет поддержку лидеру, готовому ввергнуть его в войну. Может быть, ему просто кажется, что в политике он решает не свою, а чужую судьбу? Взявши на себя функции чужой совести, максималистами готовы стать все, и очень многие готовы быть авантюристами, устраивая чужие дела.

Возможно, формула «голосовать за...» укрепляет взыскательного избирателя в этом заблуждении: ему кажется, что он выбирает не свою судьбу, а судьбу Ельцина или Собчака, он выставляет оценку им, отмежевывается от каких-то их деяний — ведь он не стал бы менять работу, чтобы выразить порицание своему начальнику, он подумал бы прежде всего, каково на новой работе придется ему самому.

Нет, слишком просто. В микромире человек никогда не бывает и столь доверчив, как в макромире, — он знает, что в повседневной жизни каждый должен сам о себе заботиться. Никто не ждет, что начальник ПРЭО отдаст жизнь за горячую воду на своем участке — но от мэра уже ожидают чего-то подобного. Ну а уж в президенты хотят не меньше как господа бога, всемогущего, но почему-то милосердного...

Лев ДУРОВ, актер, режиссер:

Вспоминаю все эти анекдоты про «новых русских», когда один говорит: «Купил виллу: двадцать комнат и зимний сад», а второй в ответ: «Нет, у меня только шестнадцать комнат, но зимний лес». Это анекдот, но во время съемок я бывал на таких виллах... У одного человека все стены мраморные, весь двор в мраморе и — не падайте в обморок — у него и забор мраморный. У него просто замок. Есть там и танцевальный зал, а посреди этого зала, на мраморе, из кусочков другого мрамора набран футбольный мяч. Я спросил: «А это что?» Он ответил: «Люблю футбол».

Никогда не пойму: зачем?

Михаил ГОРЕЛИК, литератор:

Все ломают головы, откуда взялись «новые русские»? Когда я был мальчишкой, я жил в Большом Сергиевском переулке. В соседнем доме жил Вовка Сорокин. У него был велосипед, а у меня не было. За двадцать копеек он давал мне прокатиться до Сретенки и обратно. Двадцать копеек — это были тогда большие деньги. На них можно было купить мороженое. И не какую-нибудь ерунду, а пломбир в вафельном стаканчике.

Илья ГЛАЗУНОВ, художник:

Почему-то сегодня мне не снятся ни моя жена, ни мать, ни отец. Как сказал один священник, «они не хотят вас тревожить». Мне снится блокада. Стоит только закрыть глаза — тут же вижу картинку: мы сидим в передней, потому что взрывная волна может выбить окно, а в передней окон нет. Стук метронома по радио, значит, идет бомбежка, и воет сирена. Все бежали в бомбоубежище, а мы не бежали, мы знали — Господь милостив.

Мне было одиннадцать лет, в каждой комнате нашей квартиры лежало по мертвецу, и мама сказала: не бойся, маленький, мы все умрем. С тех пор я смотрю на жизнь как бы со стороны, будто снимается фильм и я его режиссер, я могу сказать «стоп!». Но если бы я начал жизнь сначала, я прожил бы ее точно так же.

Я единственный из моего поколения — поколения, а не возраста, у меня нет возраста — не отказываюсь ни от одного поступка, слова, деяния, картины. Ни от одного.

Фото А. Басалаева