Интервью с Матсом Эком

Матс Эк: а я-то думал, что это Бергман мне подражает
В Мариинском театре проходят гастроли Баварского государственного балета. Главная приманка гастролей — знаменитый балет "Жизель — Матс Эк", который впервые представляют в России. Специально для подготовки премьеры в Петербург приехал его автор, всемирно известный хореограф. Корреспондент "Коммерсанта" ПАВЕЛ Ъ-ГЕРШЕНЗОН взял эксклюзивное интервью у МАТСА ЭКА.

— Господин Эк, "Жизель" вы в свое время поставили для жены — прима-балерины Анны Лагуны. Сейчас вы репетируете этот спектакль с Баварским балетом, но в нашем сознании "Жизель" и Анна Лагуна неразделимы. Есть ли сейчас в Мюнхене или в Парижской опере танцовщицы, адекватные ей?
— Я доверяю Баварскому балету. Здесь нет Анны Лагуны, но я работаю в предложенных обстоятельствах. Не мое дело рецензировать собственный спектакль, я должен лишь проконтролировать качество... Извините, я хочу просить вас быть очень осторожным, цитируя меня по поводу Анны Лагуны. Если, к примеру, мои слова о том, что она несравненна, вырвать из контекста, в котором я говорю о ней и о спектакле, это будет не совсем верно.
— Вы сделали "Жизель", "Лебединое озеро", "Спящую красавицу". Откуда такой интерес к петербургскому балету и Петипа?
— Ха, у меня и в мыслях не было, что это происходит от петербургского балета.
— Тем не менее, это главные спектакли Мариинского театра. Вы не сделали только "Баядерку".
— "Спящая красавица" — это не только Кировский балет, это и Английский национальный балет.
— "Спящая" была придумана в Мариинском театре, а потом уж оказалась в Лондоне.
— Но "Жизель" была придумана в Парижской опере.
— А сохранил ее для ХХ века и вас Мариинский театр.
— Но "Лебединое озеро" поставили в Москве.
— Где оно и провалилось благополучно.
— Но все же "Жизель" не принадлежит исключительно вам. Вы приняли эту традицию. Музыка "Жизели" фантастическая, я предпочитаю ее в оригинале. Русские сделали свою оркестровую версию Адана, Минкус добавил фрагменты. И даже в Парижской опере сегодня исполняют русскую версию. А сегодня в Петербурге, быть может, впервые услышат оригинал. В Париже я изучал оригинал балета: костюмы, декорации, либретто Готье. "Жизель" была поставлена по старинной югославской сказке. У "Лебединого озера" еще более ранний источник, так что цепь раскручивается в глубь веков. Эти волшебные сказки и эта музыка — часть западного культурного наследия. Никто в мире не обладает исключительными правами на него.
— Я понимаю, что этот вопрос вам задают без конца, но все-же, в двух словах, какова концепция вашей "Жизели"?
— Я хотел усилить контрасты. "Жизель" наполнена ими, но они не так явны в классической версии: контраст замка и деревни, высокого и низкого, индивидуала и группы, жизни и смерти. Я хотел подчеркнуть и выделить второй акт, в котором пробовал показать living death, живую смерть. Жизель — фокус этих противоречий, они разрывают ее на части. Она не может этого выдержать и сходит с ума. К счастью, противоречия и создают человека. Что еще важно: Иллариону (в русской версии — крестьянин Ганс, соперник графа Альберта.— Ъ) в оригинале либо не уделяется внимание, либо он неверно трактуется. Я хотел дать ему судьбу, принять участие в его трагедии. Есть разные формы любви, и я хотел показать контраст этих форм у Альберта и Иллариона. Жизель оказывается в сумасшедшем доме, но на этом ничто не заканчивается. Любовь побеждает смерть. Любовь дает Альберту новую жизнь. В конце Илларион оказывает помощь Альберту, он проявляет милосердие к врагу — тем самым возрождается.
— В ваших спектаклях легко обнаружить, например, мотивы фильмов Бергмана: сложные семейные отношения, пограничные формы любви. И это везде: в "Жизели", "Лебедином озере", даже в "Весне священной", которую вы сделали семейной драмой. В какой степени вы опираетесь на скандинавскую художественную традицию?
— А я всегда думал, что это Бергман мне подражает. Шучу. Вы можете представить себя без Достоевского, Тарковского? Я узнаю в себе голоса Стринберга и Бергмана. Я слышал их еще ребенком, но не пытаюсь следовать им сознательно. Вам судить, насколько это так.
— Когда ваши спектакли увидели в России на видео и по ТВ, аналитики сразу отнесли вас к категории художников, отрабатывающих поэтику постмодернизма. Вы согласны?
— А вы здесь знаете, что такое постмодернизм?
— Догадываемся.
— Мне это безразлично. Критики делают свое дело. Я не отношу себя к каким-то категориям. Если они думают, что я часть именно этой культуры, они должны это объяснить.
— Мы мало знаем о том, что вы делаете сейчас.
— В этом году Стокгольм объявлен культурной столицей Европы, и я делаю спектакль в рамках этой программы. Я написал пьесу, одна треть которой — танец. Пьеса называется "Иоанна" и основана на истории Жанны Д`Арк. Сейчас я ее ставлю и потому не смогу быть в Петербурге на "Жизели".
— Если бы вам поступило предложение от Мариинского или Большого театра, в состоянии ли вы их рассмотреть и что бы вы хотели здесь поставить?
— Я смогу ответить только тогда, когда такие предложения станут реальностью. Я не даю гипотетических ответов на гипотетические вопросы.

Газета «Коммерсантъ» №176 от 23.09.1998, стр. 9