Что было на неделе

Опять об Пушкина
Ждем колбасы "Пушкинская"
Наиболее животрепещущий культурный вопрос, возбужденный событиями прошедшей недели: верит ли Е. М. Примаков в бессмертие души? Если верит — понимает, что душа Пушкина Александра Сергеевича видела и слышала все, происходившее на заседании правительства, где обсуждалось пушкинистическое торжество будущего года. И что мог бы сказать в ответ на неумолимо надвигающееся на Россию великолепие сам поэт? "Едва отер запревшие муде..."
Но, допустим, премьер-министр — атеист. И нет никакого Пушкина, а есть только благодарные потомки, которые в изумлении будут наблюдать, как на их глазах просадят около трехсот миллионов рублей. На что? Куда? То, что обещано Москве, звучит устрашающе: "поляна сказок" на Лубянской площади, водяная феерия.
Дикие затеи такого рода случаются повсеместно и имеют коммерческий смысл. Во французском городе Лурде, где когда-то местной жительнице явилась дева Мария, есть и электронные табло с молитвами на всех языках, и длинный ряд кранов со святой водой, и поразительные фляжки для этой воды, тут же продающиеся. Мадонна, а в голове — пробочка. Открыл, хлебнул святой водички. Феерия, праздник святого Йоргена.
Пушкинианцы тоже обещают коммерцию: московские 88 млн рублей будут потрачены, по уверениям Лужкова, с целью обеспечения "хорошей организации и деловой результативности". Как это делается — известно; есть что вспомнить. Слово "пушкинианец" ввел в обиход Михаил Зощенко, когда в 1937 году с большим подъемом трудящиеся отпраздновали столетие со дня гибели Пушкина. Из достижений более близких во времени вспомним селедку "олимпийского посола". Будем ждать сырокопченой колбасы Черкизовского комбината "Пушкинская" и фляжек в виде поэта с пробочкой в голове. Какие еще могут быть деловые результаты?
Чтобы представить масштабы необходимого и достаточного, можно сравнить упомянутые цифры с суммой, которую выделил город Санкт-Петербург на ремонт Пушкинского дома — то есть, учреждения, занимающегося не результатами в виде колбас, статуэток и феерий, а всякой дрянью: рукописями, книжонками. На ремонт почтенного учреждения, поднатужась, выделили 550 тыс. рублей. Эта сумма как раз определяет порядок ассигнований, которые нужны "на Пушкина".
Предчувствуя размах мероприятий — героико-патриотическое шествие на Поклонной горе, гала-концерт самодеятельных коллективов "Наш Пушкин",— пожалеешь, что с малолетства не пошел тернистой стезей прикладной пушкинистики. Не валял бы теперь дурака, не глумился б над бюджетными святынями, а добивался бы вместе с министром культуры РФ Владимиром Егоровым "того, чтобы Пушкин в эти дни вошел в каждый дом, в каждую семью, а праздник стал важной государственной акцией".
Конечно, задачи непросты. Как, в самом деле, запихнуть этого Пушкина в каждый-то дом, в каждую семью? В виде колбасы — это один вариант, а еще? Дилетант спасует. Не то министр. Выписываю из тассовского отчета: "Самое важное, по словам министра культуры, чтобы выделенные средства поступили в начале января 1999 года. Кроме того, министр обратился к правительству с просьбой рассмотреть вопрос об освобождении от таможенных пошлин ввозимой для юбилея полиграфической техники и музыкальных инструментов".
Все бы ничего, мы привыкшие, кабы не Пушкин. С ним вопросы мистические приобретают первостепенное значение. Ведь похоже, что бы ни думали государственные мужи, дух Пушкина и правда бессмертен. Один юбилей — тот самый, 37-го года, он обратил в совершеннейшую труху, позорную и бессмысленную. Остались от праздника хармсовы "Анекдоты": "У Пушкина было четыре сына, и все — идиоты".
Положим, не четыре, а больше, если говорить в духовном смысле. Вторжения "в каждую семью", лужковские комиссии, в которые "вошли те творцы, те специалисты, которые могут создать хорошую идеологическую основу, чтобы праздники были связаны не только с решением организационных и хозяйственных вопросов, но и несли мощный заряд и для сегодня живущих, и для следующих поколений", клятвы Примакова сделать все, чтобы "непревзойденная и глубинная сущность пушкинского творчества изучалась будущими поколениями",— психологически есть сатанинская гордыня. Практически — спекуляция: пушкинские пошлины, олимпийский посол. Юрий Лужков пообещал каждому гостю праздника дать "окунуться в атмосферу Онегина и Пугачева". Простите, в Онегина или в Пугачева?
По части окунаний и гордыни власти, может быть, берут пример с мастеров культуры. Александр Солженицын, отвергнув орден Андрея Первозванного, не остановился. Писатель, когда он действительно велик, стоит не только выше политики, но и выше собственной профессии. В среду стало известно, что его литературоведческие заметки выдвинуты на премию "Антибукер". Писатель немедленно уведомил учредителей премии: "Хочу быть исключенным из списка кандидатов на премию 'Антибукер'".
Дело хозяйское: не по чину нобелевскому лауреату тянуться за какими-то местными наградами. Ситуация приобретает иной оттенок, если почитать номинированный труд. Все нормально, но никаких литературных причин выделять его из современной словесности, ставить выше, ниже, левей, правей других работ не существует. Выходит что-то вроде трехсотмиллионрублевого юбилея Пушкина: повод есть, но от натужной эксклюзивности заранее тошнит. Хороший текст, но зачем его затаскивать на скользкий, самолюбивый пьедестал?
Андрей Вознесенский тоже попросил исключить свою книгу "На виртуальном ветру" из Антибукеровского списка в пользу "Мемуаров" Эммы Герштейн. Жест точный, в духе красивых шестидесятнических идей. Мелькнувшую было мыслишку о том, что виртуальные стати воспоминаний Вознесенского ни при каких обстоятельствах не составили бы конкуренции труду Герштейн, приходится отмести как предательскую, недостойную высокого поступка автора "Casino Россия" и "Jesus Crisis Суперстар".

МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ

Газета «Коммерсантъ» №237 от 19.12.1998, стр. 7