Original Material

ЗАМКНУТЫЙ КРУГ НЕВИНОВНЫХ

350 солдатских матерей против судьи Болониной и государства

Дмитрий Тюрин погиб в Чечне. В июне 1995 года. О его смерти матери не сообщали несколько месяцев. Среди сотен тел, хранящихся в 124-й ростовской судебно-медицинской лаборатории, она не нашла останков своего сына. Потом выяснилось, что Диму похоронили под другой фамилией и очень далеко от дома. Полгода потребовалось матери, чтобы добиться его вторых похорон.

Замученные глаза, отвыкшие смеяться губы, сникшие руки, плечи к земле, неяркие и немодные платья — скорбь без финала... Сходите в столичный Пресненский межмуниципальный суд, и вы все это увидите — женщин, собирающихся туда сейчас со всей страны. На них одно и то же клеймо — той, прошлой, закончившейся три года назад чеченской войны. На прошлой неделе в Москве наконец начались судебные разбирательства по существу так называемых материнских исков к Министерству обороны. Как известно, начиная с 1995 года их подавали женщины, чьи сыновья-солдаты погибли. Набралось исков — 350.

«Ваш сын, верный военной присяге...»

ВЯЧЕСЛАВ ЯНЕ. После школы успел немного поработать водителем. 7 июня 1994 года ушел в армию. Попал в пос. Тоцкое Оренбургской области (в/ч 21615). С 16 января 1995 года — в Чечне. Контракт не подписывал, в «горячую точку» не просился. Участвовал в боях в Грозном, Гудермесе, Шали, Аргуне. 10 мая подорвался на мине во время боя — полностью разорвало. Мама, Галина Дмитриевна Пшеничных, считает: «Вину полностью возлагаю на МО. В этой грязной войне наши дети не должны были участвовать. Почему не ввели части, состоящие из профессиональных военных?» У Галины Дмитриевны — тяжелое нервное заболевание. Первый приступ случился прямо во время похорон Славы, у гроба на кладбище, откуда ее увезли на «скорой»... Судья Болонина потребовала от Галины Дмитриевны справку, доказывающую, что зарплата Вячеслава Яне до армии играла роль в семейном бюджете, иначе «никакого морального вреда в связи с его гибелью семья не понесла»... Галина Дмитриевна пошла за документом и выяснила — за прошедшие годы фирма, в которой работал Слава, распалась, и от нее не осталось и следа...

Круг первый — как все начиналось

«Я растила его не для того, чтобы по чьей-то ошибке он погиб, не дожив до 19». Так сказала Галина Пшеничных, мама теперь вечно восемнадцатилетнего Славы Яне. Лучше всех сказала. Проще. И точнее. И только, кажется, идиот не способен понять, что же она говорит... Но четыре года подряд государство вело настоящую войну против осиротевших матерей, только чтобы не допустить судебных разбирательств по существу вопроса. Против них были брошены такие силы и средства, как управляемые судьи, чиновничья волокита, юридическая казуистика. Вот как это было.

НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ. В соответствии с действующим гражданско-процессуальным законодательством (ГПК РСФСР, ст.126) человек вправе самостоятельно определять того (лицо или организацию), кто виновен в его страданиях. Навязать виновного человеку нельзя. При этом никаких исключений или особых условий в связи с гибелью военнослужащих ГПК не предусматривает. «В соответствии со ст. 36 ГПК суд, установив во время разбирательства дела, что иск предъявлен не к тому лицу, которое должно отвечать по иску, может с согласия истца, не прекращая дела, допустить замену первоначального ответчика надлежащим ответчиком.

Матери недоумевали: а при чем тут военкоматы? Разве они принимали решение о вводе войск? Но куда деваться, и женщины шли в суды по месту нахождения «сыновних» военкоматов... Естественно, там они получали тоже отказ, время от времени наталкиваясь на такую судейскую юридическую безграмотность, что ошибки Болониной казались просто шуткой. Вот история страданий Веры Николаевны Бойко из Краснодарского края.

АНДРЕЙ БОЙКО. Родился 26 декабря 1975 года — умер от ран 21 марта 1995 года. Двадцатилетия справить не удалось. Что успел Андрей? Окончить школу на хуторе Братском. Поучиться в техникуме в Краснодаре. Оттуда его и взяли в армию в декабре 1993 года — в сухопутные войска с дислокацией в Волгоградской области (в/ч 34605). Попал в Чечню в январе 1995 года, в самые страшные бои, лично руководимые генералом Грачевым. Окружение, тяжелое ранение в голову — Красногорский военный госпиталь, спасти не удалось...

Судья Первомайского райсуда Краснодара А. Тараненко, выдавая отказ Вере Николаевне, изобрел следующее: «По действующему законодательству иски в связи с гибелью военнослужащих предъявляются военным комиссариатам по месту захоронения погибших...» Такого до Тараненко не придумывал никто и никогда. А если похоронить решили на семейном кладбище где-нибудь совершенно в другом месте от точки призыва? Как можно требовать в ответчики ТОТ военкомат, который даже не знаком с данным призывником, что и случилось в истории с Андреем Бойко?..

Продолжение следует

«Ошибка» судьи Болониной стоила матерям нескольких лет (!) хождений по мукам. В этих первичных скитаниях, переписках и ожиданиях заветного конверта проходило года два-полтора — минимум. Далее последовали массовые жалобы от них на действия Болониной в Мосгорсуд. Увы, снова последовал плевок в лицо. Мосгорсуд поддержал Болонину. Подходил к концу 1997 год, а матери опять оказались без ответа на главные вопросы.

АНДРЕЙ ЕФРЕМОВ. Родом из Чебаркуля Челябинской области. Погиб 8 августа 1996 года в последних боях за Грозный. Контракта не подписывал, в «горячую точку» не просился. Будучи призван в ноябре 1994 года, с 26 февраля 1995 года Андрей оказался в Чечне. Вскоре для родителей началось самое страшное — полная неизвестность. Галине Андреевне и Виктору Николаевичу сказали: пропал без вести. Они носились по треугольнику: МО, Генштаб, воинская часть (92551)... Но потом пришло известие — погиб. Иск Ефремовых звучит так: «В результате его гибели членам нашей семьи причинены неизмеримые нравственные страдания».

Следующим шагом матерей стало обращение в прокуратуру Москвы и Генеральную прокуратуру — с просьбой опротестовать массовые решения Мосгорсуда. Наступал 1998 год. А тут как раз Лужков явно заспорил с центральной властью, и городская прокуратура поддержала матерей. Высказала свою однозначную позицию и Генпрокуратура — «за» них.

ДМИТРИЙ МИНУЛИН. Был призван в армию 1 декабря 1993 г. из села Кулаково Тюменской области. Служил в в/ч 69711. Родители узнали о том, что Дима попал в Чечню, из похоронки. Солдат погиб 1 января 1995 г. — во время самых страшных боев при штурме президентского дворца в Грозном. Дима один из тех, о ком господин Грачев позже нагло соврет в лицо всему миру: «Эти мальчики умирали с улыбкой на устах». До 15 февраля 1995 г. «горячая линия» МО сообщала родителям, что Димы «нет ни в списках раненых, ни в списках убитых». 3 марта Любовь Григорьевна сама отправилась в Моздок — в штаб федеральных войск в Чечне. Оттуда — в ростовский морг. Поехала, осмотрела гору трупов — и нашла сына. Есть вина МО?

ДМИТРИЙ ТЮРИН. Родом из поселка Тараскуль Тюменской области. Успел поучиться в школе и строительном училище, в июне 1994 года призвали в армию. В Чечне с 20 января 1995 г. Погиб 24 октября. Матери об этом не сообщали три месяца. Наконец в декабре матери сказали: отправляйтесь в Ростов, в 124-ю судебно-медицинскую лабораторию. Там матери предложили осмотреть несколько десятков трупов, чтобы опознать «своего». Но снова ничего. На одном из тел Вера Павловна обнаруживает вплавленный в тело солдатский медальон — выяснилось, это Вадим Митькиных. Но ведь Митькиных, который погиб в одной засаде с ее Димой, давно похоронен в Кирове? Мать едет в Киров, добивается постановления прокурора на эксгумацию. Екатерина Митькиных не узнает Вадима, а Вера Павловна, наоборот, видит в гробу обожженного и обезображенного сына. Похороны Дмитрия Тюрина только благодаря упорству его матери состоялись в Тараскуле в январе 1996 г. А вскоре нашли упокоение и останки Вадика Митькиных — его родители пережили вторые похороны. Есть вина МО перед этими двумя семьями?

Вера Павловна Некрасова — одна из тех, кто попала под вторичный каток судьи Болониной. 2 июля ее иск был назначен-таки к рассмотрению. Вера Павловна рвалась в Москву, и хотя это практически нереально — ее медсестринская нерегулярная зарплата в 405 руб. — близкие люди все же собрали нужную сумму... И вот спустя столько лет Москва, Зоологическая улица, 5-й этаж, зал заседаний. Матери казалось, сейчас спадет многолетнее напряжение, ей скажут, кто виноват, и у нее наконец кто-то попросит прощения... Увы, на все про все ушло 10 минут, в течение которых судья Болонина бодро сообщила, что раз не явились представители МО, рассмотрение переносится на 23 июля. Вера Павловна попыталась что-то пролепетать о деньгах, о том, что их, скорее всего, не удастся собрать... Но от мантии судьи Болониной уже и след простыл — в двери ее кабинета повернулся ключ с обратной стороны.

Точка зрения военных юристов

«Желаю вам удачи в вашем безнадежном деле», — именно на такой ноте расстались представитель МО, пришедший на одно из «материнских» заседаний, и Людмила Голикова, молодой юрист правозащитного фонда «Право матери», помогающая осиротевшим женщинам в их борьбе с судьей Болониной. Все надежды МО отбояриться от материнских исков связаны с широко известным постановлением Конституционного суда (КС) от 31 июля 1995 г. Позиция МО следующая: министерство действовало исключительно во исполнение указов президента, которые позже были признаны конституционными.

По мнению военных юристов, позиция КС полностью снимает всякую вину с их ведомства. Однако не все так просто, и тут имеется юридическая загвоздка, а у судьи Болониной — шанс назвать виновника материнской трагедии, а значит, изменить свое место в новейшей отечественной истории. И этот шанс Болониной подарен все тем же КС.

Все, что нужно теперь Марии Болониной, — так это вчитаться в «особые мнения» и проявить личное мужество. И тогда моральный вред, который понесли матери погибших на войне солдат, окажется разложенным на четверых. Впрочем, по мнению юриста Людмилы Голиковой, шансов у матерей на благоприятный исход не слишком много. И причины тому — и объективные, и субъективные. Во-первых, судья чувствует себя профессионально оскорбленной тем, что столько ее отказов опротестовано. А потому попытается биться за свою точку зрения даже вопреки здравому смыслу до конца. Во-вторых, объективная реальность такова на сегодняшний день, что общество в который раз безмятежно храпит, пока другим делают больно. Где митингующие у стен Пресненского суда правозащитники? Где неравнодушные люди, штурмующие президентские коридоры гневными петициями? Где великие мира сего — политики, свои карьеры делавшие на окончании войны? В конце концов где наши знаменитые адвокаты, которые одним своим видом способны утихомирить распоясавшихся правоохранителей и правонадзирателей (это уже проверено на практике)? Спасение «материнских дел» сейчас только в мощной волне общественной поддержки. Не будет ее — не будет ничего, а сотни женщин разъедутся по своим городам и поселкам с чувством последней отнятой у них надежды, в который раз оплеванные собственным государством!

Напоследок — одна крошечная надежда, которая продолжает теплиться. Если сейчас в судебном порядке удастся доказать вину государства в гибели 350 солдат, последствием чего будет выплата из госбюджета огромных сумм в пользу осиротевших родителей, быть может, хоть это остановит руку, подмахивающую сегодня очередной новый указ или приказ о наступлении, ударе, операции...

P. S.: ...9 июля. Пресненский суд. 10.30. Судья Болонина выходит из кабинета, оглядывает собравшихся на «материнский» процесс журналистов — и, явно недовольная, удаляется. Через несколько минут на двери уже красуется официальная бумага с подписью и печатью: «Все дела, назначенные на 9 июля, со слушаний снимаются...» Адвокаты смеются: «Это что здесь — аукцион? Ну и безграмотность — таких фолрмулировок в Гражданско-процессуальном кодексе нет!» Галине Пшеничных, матери Славы Яне — она только приехала поездом из Тюмени, не до смеха: «То, что заседание опять не состоялось — для меня убийственно. Как еще раз приехать?.. Они нас берут измором».

Анна ПОЛИТКОВСКАЯ

12.07.99, «Новая газета Понедельник» N 25