Александр Бахрах. Бунин в халате.
М.: Согласие, 2000
На поминках по К., моей близкой приятельнице, как водится, говорились речи. Покойница была недюжинной женщиной: доброй, умной, занимавшей много места, страстной и пристрастной, злоязычной... Но из слов, звучавших за поминальным столом, могло сложиться впечатление, что час назад похоронили благостную тихоню. По дороге с поминок кто-то сказал: "Вот и верь после этого воспоминаниям многолетней давности, если в течение одного дня успели насочинять с три короба".
Мемуары, даже самые добросовестные, всегда обманчивы: память избирательна, вдобавок литературная обработка уводит в сторону от протокольной точности. А сколько у каждого мемуариста побочных сугубо личных соображений и резонов! Тем не менее интерес к словесности такого рода - постоянный, прямо пропорциональный значительности героя (или автора) воспоминаний. Бывает, диву даешься на развязный слог и явную корысть писаний какого-нибудь шапочного знакомца гения, а дочитать до конца - все равно дочитаешь. По счастью, записки о Бунине известного в эмиграции критика и мемуариста Александра Бахраха (1902 - 1985) принадлежат к удачам жанра. Бахрах был свидетелем последних - грасских и парижских - лет жизни классика. Автор воспоминаний любит и ценит Бунина, но любовь и почтение не оборачиваются слепым обожанием. Мемуарист нашел верный тон, золотую середину: порядочность не позволяет ему рыться в чужом белье, но в то же время Бахрах в угоду скромности не наводит на своего героя "хрестоматийный глянец". (К примеру, именно лак экзальтации слепит глаза при чтении жизнеописания Толстого, составленного в 1928 году Н. Н. Апостоловым, где "исполин яснополянский" предстает этаким Лениным на елке в Сокольниках.) Кроме того, Бунин, кажется, принадлежит к числу литераторов, у которых зазор между бытовым и литературным образа-ми не очень значителен. На мой вкус, "грехи" только придают обаяния этой личности. Что уж такого особенно шокирующего, идущего вразрез с представлениями, сложившимися о Бунине-человеке по его творчеству, узнает читатель мемуаров? Бунин-атеист, Бунин-донжуан, Бунин-сквернослов, Бунин, панически боящийся смерти, желчный Бунин... По-человечески очень понятные "пороки" - оборотная сторона одухотворенности, жизнелюбия, внимания к языку, здравости. У Бунина репутация злого писателя. Ум и наблюдательность плохо ладят с благодушием, впрочем, Бунин не нуждается в оправданиях. Если кое-какие подробности частной жизни Гоголя или Лермонтова могут покоробить, то к Бунину (как, кстати, и к Пушкину) дурное не липнет. Видимо, очень велик был изначальный запас чистоты и душевной грации.
Бахрах - литератор средней руки, поэтому страницы с пространным изложением давних событий заметно уступают в живости и достоверности записям, сделанным под свежим впечатлением от разговоров со старым писателем. В этих монологах Бунин узнаваем. Вот, например, он вспоминает о знакомом деревенском парне: "Давал я ему на прочтение кое-какие книги. Дал "Смерть Ивана Ильича".
- Прочел?
- Прочел.
- Ну, понравилось?
- Очен-но понравилось, там буфетный мужик большие деньги загребал..." Слышится "Деревня".
Осень бунинских дней: нескладный быт, бедность, обостренное чувство личного и профессионального достоинства, старость не радость, работа изо дня в день. Все это сильно трогает и внушает еще больше любви и уважения к Бунину, вообще к литературе.
Мемуарам предпослана хорошая статья Вацлава Михальского; книга добротно издана.