В лунном сиянье
Случилось так, что много лет назад я оказался в скромной компании рядовых преподавателей известного Университета дружбы народов им. черного борца за свободу Африки Патриса Лумумбы, на смерть которого советский народ откликнулся следующей взволнованной искренней песней, выражающей негодование:
Убили, гады, Патриса Лумумбу,
А Чомба в кабаке танцует румбу...
Чомба этот, носивший, как помнится, звание полковника неизвестно чьих войск, был супостатом прогрессивного Лумумбы, он его, собственно, и убил: дело давнее, с тех пор еще многих убили. Дело не в Чомбе и Лумумбе, а в преподавателях того самого института, где вместе с советскими ребятами и девчатами учились студенты из так называемых развивающихся стран упомянутой Африки да марксистской Америки Латинской, включая всяких коммунистов, а также известного террориста Карлоса Ильича Рамиреса, о котором мне рассказывал знаменитый писатель Фридрих Горенштейн, женатый первым браком на чилийке и ныне, в отличие от Карлоса, сидящего в тюрьме, проживающий в г. Берлине.
Преподаватели эти были простые хорошие люди, немного пугались развернувшейся в СССР перестройки, грядущей бедности, выпивали, закусывали и много рассказывали о своих студентах, которых они учили русскому языку и любили. В частности о том, как обожают африканские их питомцы петь русские и советские песни. Преподавательница Люда сказала: "Я даже чуть не заплакала, когда Мгеба, черненькая такая девочка из Ганы, вдруг запела, с акцентом, конечно: "В лунном сиянье снег серебрится. Прямо по снегу троечка мчитсяг" - "А остальные ее поддержали хоровым припевом: "Динь-динь-динь, динь-динь-динь. Колокольчик звенит", - добавил Любин муж, тоже преподаватель, по имени Володя, человек с не запоминающимся лицом. - "Тоже негры?", - спросил я, не имевший в те времена ровным счетом никаких понятий о политической корректности.
Мне что-то ответили, но суть в другом. А именно в том, что на днях черт меня занес по приглашению в один из московских ресторанов, назвать который я не имею права, чтобы не было рекламы. Там меня сразу поразило, что у входа стоял натуральный (теперь-то я знаю, как говорить!) не негр, а черный в русских валенках с галошами, шапке-ушанке и в зеленом, как крокодил, халате. "Милостью просим заходить!" - кричал он.
Внутри тоже все было очень красиво. Имелись чучела различных животных с оскаленными харями, на сухих деревьях висели пестрые змеи, бурлил бассейн (как объяснили, с настоящими пираньями). Вигвам был, обильное количество фуршетной выпивки и закуски. Оживленным человеческим гулом одобрения было наполнено это пространство. Кто-то произнес речь о том, что мы живем в сложные времена, однако жизнь продолжается.
И вдруг какое-то, пожалуй, не совсем юное, но вполне черное лицо в блестках концертного платья, браслетов и колец, внезапно запело под аккомпанемент инструментального ансамбля:
- В лунном сиянье снег серебрится.
Прямо по снегу троечка мчится.
- Динь-динь-динь, динь-динь-динь.
Колокольчик звенит, - поддержали певицу все присутствующие. Черной талантливой женщине подпевали известный поэт И. И., писатель Е.П., редактор Ж. Е., имиджмейкер В. У., политик (немалого ранга) Ф. К., депутат Е. Б., бандит А.Б. , коммунист Г.З., другие видные деятели отечественной науки, культуры и политики.
А вскоре-то я уже и покинул гостеприимное заведение ресторана, серьезно размышляя о том, что дружбу народов в нашей стране никто не отменил и что дружба эта переходит все границы, хотя институт ее имени теперь, кажется, называется как-то по-другому. Что дружба эта ширится, растет, пенится, как шампанское, серебрится в лунном сиянье. Что наступили новые времена подлинной дружбы народов и политической корректности. Уже уходя, я обратил внимание на статного господина с не запоминающимся лицом, но в смокинге и курившего длинную, наверное, дорогую сигару. Узнав в нем преподавателя Володю, я постеснялся к нему обратиться, а он, скорее всего, меня действительно не заметил. Жены его что-то нигде не было, но потом я обнаружил, что это именно она властно командует вышколенными официантами. "Милостью просим заходить!" - услышал я в последний раз, и на этом моя светская жизнь в тот день закончилась. Очень рад, что все, включая Мгебу и меня, нашли место в этой жизни.