Западный мир, к которому относится и Россия, задумчиво чешет репу, пытаясь осмыслить: а действительно ли так велика угроза исламского фундаментализма, отличающегося крайней агрессивностью и прямо-таки патологической нетерпимостью к либеральным ценностям, на коих стоит западная социальная модель? А война между тем наступает. Наступает и исподволь — постепенным проникновением нелегальных эмигрантов, и прямо — достаточно вспомнить афганских талибов и нашу Чечню. Ясно, что, если талибы захватят Афганистан, дальше они пройдут через Среднюю Азию как нож сквозь масло чуть ли не до Волги. Может, и вправду пора уже бомбить, как предлагают наши ястребы?.. Впрочем, возможно, ничего у талибов и не выйдет. Во всяком случае именно такое мнение сложилось у нашего корреспондента, посланного в Афганистан на разведку

ВОТ ПРИДУТ ТАЛИБЫ!

Честно говоря, когда афганский вертолет — старая раздолбанная машина для выработки адреналина — взлетал с душанбинского аэродрома, у меня зуб на зуб не попадал от страха. Другие же мои спутники — афганцы, французские студенты, репортеры турецкой телепрограммы «Хабарджи» — чувствовали себя вполне бодро.

От Душанбе до афганского Таликана, довольно крупного города, расположенного на территории, контролируемой Северным Альянсом, два часа лету. Афганистан под ногами я чувствую по очертаниям глиняных строений и по фигуркам людей с чалмами на головах. Аэродрома как такового в Таликане нет — его скромные функции выполняет кусок чистого поля на окраине города. Вертолет приземляется, и мы оказываемся в окружении бойцов армии Северного Альянса, суровых бородачей, вооруженных автоматами и гранатометами, в основном таджиков и узбеков по национальности. Мне же кажется, что я попал к инопланетянам. А от прогулки по Таликану ощущение инопланетности только усиливается.

Здесь всего одна асфальтированная дорога, а основной вид транспорта — ишаки, но встречаются также и лошади, и только в качестве крайнего исключения — машины. Ходить по городу иностранцам крайне тяжело: люди, вне зависимости от возраста и социального положения, сразу же образуют вокруг нас густую толпу, которая жадно ловит каждое наше движение, поэтому любой фотокадр сразу же становится постановочным. А плачущие дети, увидев пришельцев, сразу успокаиваются, забывая причины своих расстройств. Порой любопытствующие так сильно напирают, что солдатам приходится разгонять жаждущих зрелищ плетками.

Люди, хоть немного знакомые с английским, беспрерывно засыпают нас вопросами: «Как вас зовут, мистер?», «Из какой вы страны?», «Каково ваше вероисповедание?» Я стараюсь уходить от ответов: шурави все-таки. И уже возле гостиницы МИД Исламского Государства Афганистан, куда мы возвращались после прогулки, один прохожий напомнил мне сей факт. Он зло, сквозь зубы, процедил то самое слово.

Интересно, что среди толпы я заметил двух бородачей, трогательно держащихся за руки. «Неужели Афганистан — тоже «цивилизованная страна?» — с ужасом думаю я.

ОБРАЗОВАНИЕ ДЛЯ ГЮЛЬЧАТАЙ

Красота местных женщин определяется красотой их чадры: у одних она чистая, праздничных тонов, сшитая из дорогих тканей, у других — грязная и заношенная. Единственное место, где мне удалось увидеть женщин с открытыми лицами, — это высшая школа для девочек «Бе би Мариам». Директор школы Азиза Носри сказала, что обучение здесь длится двенадцать лет. В здании храма науки напрочь отсутствуют двери и стекла в окнах, на грязных стенах в классах нарисованы танки и автоматы.

Тем не менее в школе учатся четыреста девочек, юные афганки познают математику, экономику, историю, основы агрокультуры, географию, политику, Коран, учат языки — английский, арабский, пушту. Кроме того, девочки занимаются физкультурой.

В сегодняшнем Афганистане школа, подобная «Бе би Мариам», — редкость: на территории Северного Альянса, а это пять-десять процентов всей страны, на полноценное образование просто нет средств, а отмороженные талибы просто закрывают светские школы. Об этом со слезами на глазах поведала нам молодая учительница, вырвавшаяся из района, оккупированного талибами.

Семиклассницы приобщались к агрокультуре, а я дерзнул попросить Шафира, переводчика (отец которого, видный деятель НДПА, был репрессирован исламистами), чтобы он задал ученицам простой вопрос: «Что вы знаете о России?» В ответ Шафир покраснел, смутился и сказал: «Не надо провоцировать конфликт».

НА ЛИНИИ ФРОНТА

На двух уазиках мы отправляемся на юго-запад, к линии фронта. Мчимся по пыльным, безлесным сопкам навстречу талибской волне, бессмысленной и беспощадной. Нас сопровождает генерал Абдул Вали, старый воин, батяня местных артиллеристов. Под его чутким руководством мы взбираемся на изрезанные окопами сопки, с которых уже виднеются позиции талибов.

Предполагается, что именно здесь талибы планируют в скором времени нанести сильный удар. Правда, есть сведения, что у них в последнее время возникли серьезные проблемы с живой силой. Для успешного наступления талибам необходимо как минимум пятнадцать тысяч бойцов, пока же они наскребли не больше восьми. И если иностранные наемники выражают полную готовность воевать, то пуштуны не очень хотят идти умирать.

Местность, где мы находимся, уже несколько раз переходила из рук в руки. Результаты этих кровавых приливов-отливов налицо. Большинство здешних сел превращены в развалины, повсюду виднеются воронки от взрывов, а многочисленные разбитые мосты напоминают другую войну — югославскую.

А вообще, в тридцатиградусную жару воевать не очень хочется, даже мирное сосуществование в таких нечеловеческих условиях дается с трудом. Хочется просто сидеть и сливаться с афганской природой посредством трансформации зеленого чая в пот, что мы и делаем. Благо, на всех позициях имеются укрытия от солнца. Солдаты приглашают нас на чай, мы отдыхаем, а потом едем на другие позиции, потом еще на одни, и так проходит целый день.

Что касается афганцев, то самое удивительное у этих людей — их улыбки. Таких нет даже у негров. В первое мгновение, когда вы встречаетесь с афганцем, его лицо изображает удивление, а потом, в течение последующих нескольких секунд, он одаривает вас чудесной улыбкой, которая сопровождает весь ваш разговор. Это улыбка друга детства или однокурсника, с которым вы давно не виделись и вот совершенно случайно встретились где-то в Австралии. Так улыбались даже мне и даже после того, как узнавали, что я из России (и это после всего, что между нами произошло!).

Так же улыбались и в Пандшире, населенном пункте, как бы считающемся столицей Исламского Государства Афганистан. Пандшир отделен от Таликана пяти-шеститысячными высотами Гиндукуша, а наш вертолет не способен осиливать такие высоты, поэтому он двигается не над горами, а по коридору между ними.

Сам же Пандшир выгодно отличается от Таликана: здесь свежо, чисто и живописно. Потенциально Пандширское ущелье — курортное место. Вот если бы не война...

АХМАД ШАХ: МУЖИК И ЕГО НАРОД

Мы выезжаем на джипе к перевалу Соланг, в районе которого сегодня также сосредоточены крупные силы талибов. Дорога до Соланга буквально усеяна сожженной техникой. Не будет преувеличением, если скажу, что примерно через каждые пятьсот метров здесь можно увидеть останки БМП, БТР или танков. Машины — практически все советского производства — валяются на обочинах дорог, в пропастях и в реках. Но если в Пандшире эта техника до наступления смерти принадлежала Советской армии, то ближе к Солангу уже встречаются памятники новой войны.

По пути мы делаем остановку в палаточном лагере беженцев. Впрочем, жилища этих несчастных вряд ли можно назвать палатками: это крохотные куски голубой ткани с фирменной ооновской символикой, которая, однако, не греет и от снега не защищает. Поэтому беженцы окапывают свои палатки и живут фактически наполовину в земле. Как — не знаю!

Точное количество беженцев, пребывающих сегодня на территории Северного Альянса, назвать сложно. Но ясно одно: люди бегут от талибов. Талибская идея совпадает по своим контурам с национальной пуштунской, поэтому для представителей других национальностей, проживающих на территории Афганистана, просто не находится места. И люди ищут спасения под крылом Северного Альянса. Впрочем, слово «альянс» слишком громкое для обозначения антиталибских сил. Все крупные фигуры коалиции — президент Раббани, генералы Дустум и Малик — сломались после крупных поражений, съехали с темы, как сейчас говорят, и живут на пенсии — кто в Иране, кто в Узбекистане, кто в Турции. Остался только один Ахмад Шах Масуд, министр обороны ИГА, личность поистине культовая в силу своего несгибаемого характера.

Переводчик спросил меня, как можно по-русски назвать стойкого, крепкого воина.

— Есть такое слово: «мужик», — ответил я.

— О! Ахмад Шах Мужик, — обрадовался афганец.

Мы мчались к Солангу по дороге, способной сравниться разве что с российскими (кстати говоря, строили ее советские специалисты). Нас догнал грузовик — это солдаты спешили на передовую. Турецкие журналисты решили прокатиться вместе с бойцами и укатили вперед, оставив меня один на один с нашим шофером, а напоследок сказали, что подождут нас за поворотом.

Как только грузовик скрылся из виду, наш водитель стал вести себя как-то подозрительно: он то останавливался, чтобы помыть стекла, то заливал воду в бак. Потом он старательно и медленно объезжал все лужи и ямы, коих на той дороге было больше, чем целого полотна. Шофер останавливался, чтобы побеседовать с компаниями вооруженных людей. В разговоре с ними он кивал в мою сторону, а я среди непонятных слов улавливал только одно — «Руссия». Бойцы смотрели на меня оценивающе, как можно было подумать, находясь в этом буквально мертвом месте, где постоянно происходят прорывы и пролегают многочисленные наркотрафики.

Мы уже давно проехали поворот, за которым договорились встретиться, а турецких журналистов все не было. Я начал нервничать, но решил скрывать это из последних сил, я только спрашивал жестами у шофера, где мои коллеги и когда мы приедем, он кивал: мол, все нормально.

Встретиться с турками мы смогли только в густых сумерках. Они как ни в чем не бывало распивали чай в окружении солдат, один из которых, увидев меня, сразу спросил: «А ты по-советски шаришь?» «Конечно, шарю», — думал я, смеясь в душе над своими «чеченскими» страхами: война войной, а в заложники здесь, как видите, просто так не берут и отрубленные головы иностранцев в мешки не бросают.

ПАНДШИРСКИЕ ПЛЕННИКИ

Пакистанский талиб сидел на корточках на берегу горного ручья и набирал воду в ведра. Он услышал шаги — мои и моего сопровождающего, юного солдата армии Ахмад Шаха Масуда — и повернул к нам свою голову с иссиня черными волосами и густой бородой такого же цвета. На лице исламиста не мелькнуло и тени удивления. Он знал, что сюда, к небольшому строению, находящемуся неподалеку от Пандшира, нередко водят заезжих журналистов. Уже почти год в этом бараке живут пленные талибы — всего восемнадцать человек: три бирманца, два уйгура, остальные пакистанцы. Так что в рядах талибов можно встретить не только пуштунов. Таджикам, узбекам, хазарейцам приходится трудно в талибской системе, а вот иностранное наемничество поощряется.

Кроме представителей вышеперечисленных национальностей, на стороне талибов воюют арабы. Ахмад Шах Масуд недавно

заявил, что среди талибов есть и чеченцы, которых в народе называют ченг-ченг. А недавно талибские ряды пополнились отрядом Джумы Намангани, прославившимся в 1998 году захватом нескольких населенных пунктов в Киргизии.

Все пленники живут в одной комнате. Тесновато, конечно, но, как поведали охранники, талибов не бьют, работать не заставляют, отправлению религиозных обрядов не препятствуют. Это же мне сказал бирманец Тахир, которого я встретил, когда он шел к бараку с целлофановым пакетом огурцов в сопровождении охранника, не знавшего английского.

Короче, говорить об очень тяжелой доле пленников, видимо, действительно не стоит. Плохо другое: им постоянно приходится позировать перед камерами репортеров, и вряд ли им это нравится.

«ГОТОВЫ ПОДДЕРЖАТЬ ХОТЬ ЧЕРТА, НО НАДЕЕМСЯ НА РОССИЮ»

С Даудом Пандшири, заместителем Ахмад Шаха Масуда по гражданским вопросам, я встретился на его рабочем месте. Дауд ставил свою знаменитую размашистую подпись на бумагах посетителей, и те, благодарно раскланиваясь, уходили удовлетворенные. Ни о каких фирменных бланках или даже печатях в Исламском Государстве Афганистан нет и речи. Естественно, не заметил я на столе высокого чиновника и компьютера, факса, телефона или печатной машинки.

Отпустив посетителей, Пандшири обратился ко мне на русском: в свое время он учился в СССР.

— Знаете, — начал он, накладывая мне в тарелку порцию праздничного (с изюмом) плова, — талибы сейчас оказались в той же ситуации, что сторонники Кармаля и Наджибуллы во время пребывания здесь советских войск. Я хорошо помню это время: мой брат был в то время членом ЦК политбюро НДПА, он проводил просоветскую политику, и мы с ним часто спорили. Жизнь показала, что прав я, а не он, потому что афганцы не терпят присутствия на своей земле чужих войск. Сейчас же кто только на стороне талибов не воюет: пакистанцы, арабы, бирманцы, уйгуры, чеченцы. Естественно, рано или поздно это вызовет протест местного населения. И хоть у нас тоже воюют люди разных национальностей: таджики, узбеки, хазарейцы, те же пуштуны, это наш народ, ведь это все афганцы.

— Россия реально помогает Ахмад Шаху Масуду?

— Все только и говорят об этом. Но вот я, например, как человек, заведующий финансовыми вопросами, никак не ощущаю этого. Вот уж почти год как мы ведем с российской стороной переговоры о закупке — за доллары! четырех-пяти вертолетов. Но дело пока так и не сдвинулось с мертвой точки. (Похоже, это действительно так: вертолеты сил Альянса находятся в таком ужасающем состоянии, что нормальный человек на такой старой машине никуда бы не полетел. При каждой посадке эти вертолеты облепляют пилоты с гаечными ключами и начинают там что-то яростно подкручивать. — А. П.) Россия должна серьезней подойти к вопросу о помощи Альянсу, ведь если талибы победят, то они не остановятся, а пойдут дальше, на север.

— Вы надеетесь, что сейчас, с приходом Путина, что-то изменится?

— Конечно. Я думаю, он окажется прагматичней Ельцина. Мы же готовы поддержать хоть черта, лишь бы он помог нам в борьбе с талибами.

— Вы говорите о поддержке России, но ведь отношения между нашими странами не всегда были на высоте.

— Здесь, в Афганистане, Россию не любили только в период с 1979-го по 1989 год, а до и после вывода войск отношение к вашей стране было очень теплым. И в дальнейшем мы всегда будем тянуться к России: кто же может забыть красоту русских женщин!

АФГАНСКАЯ ДУША НА ПУТИ У ИСЛАМИСТОВ

Ахмад Шах Масуд почти час ждал в своем скромном офисе визита журналистов. Мы приехали с другого конца Пандшира, но разговаривать было уже поздно. Лидер же Северного Альянса поторопить нас никак не мог: телефонов, как я уже упоминал, здесь нет.

Я только успел сфотографировать Масуда и обменяться с ним рукопожатием. Поговорить же хотелось о многом, но — к черту политику, мне хотелось узнать, что он собой представляет как человек, воин, уже более двадцати лет не выпускающий оружия из рук. Я не успел: Масуд улетел куда-то по направлению к фронту. И все же, как мне кажется, кое-что выяснить мне удалось. Лидер Северного Альянса показался мне скромным (он появился в присутствии всего лишь одного телохранителя), меланхоличным и даже застенчивым человеком. Знаете, есть люди, которые во время общения постоянно пытаются отвести глаза от взгляда собеседника — он из таких, если я не ошибся.

Перелетая все на том же «адреналиновом» вертолете реку Пяндж, отделяющую Афганистан от Таджикистана, я подумал: нет, талибы окончательно не победят. Их идея предполагает множество запретов, она навязывает замкнутость и самоизоляцию на уровне отдельной личности. А это явно чуждо афганской душе, ищущей и открытой всему миру, по-детски впечатлительной и непосредственной. Во всяком случае именно такой я ее и увидел.

Алексей ПРОСЕКИН
Душанбе — Таликан — Пандшир — Душанбе — Москва

На фотографиях:

ВОПРОС СТОИТ ТАК: УСПЕЕТ ЛИ ЗАПАД РАЗЛОЖИТЬ УДОБНЫМИ ПРИНЦИПАМИ ОБЩЕСТВА ПОТРЕБЛЕНИЯ МОНОЛИТ ИСЛАМСКОГО ФУНДАМЕНТАЛИЗМА ДО ТОГО, КАК ЭТОТ МОНОЛИТ ОБРУШИТСЯ НАМ НА ГОЛОВУ?
В ТРИДЦАТИГРАДУСНУЮ ЖАРУ ВОЕВАТЬ НЕ ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ. ХОЧЕТСЯ ПРОСТО СИДЕТЬ И СЛИВАТЬСЯ С ПРИРОДОЙ ПОСРЕДСТВОМ ТРАНСФОРМАЦИИ ЗЕЛЕНОГО ЧАЯ В ПОТ.
СОЛДАТУШКИ АДБУЛА ВАЛИ ЗАДОРНО И ВЕСЕЛО ЗАРЯЖАЮТ «ГРАД» И — «ОГОНЬ, БАТАРЕЯ! ОГОНЬ, БАТАЛЬОН!» ЗАДИРИСТЫЕ ТАЛИБЫ В ДОЛГУ НЕ ОСТАЮТСЯ. ИДЕТ ВЕСЕЛАЯ ПЕРЕСТРЕЛКА — МИЛЫЕ БРАНЯТСЯ...
В материале использованы фотографии автора и группы AEC