Ловушка захлопнулась
Пошел второй год второй чеченской войны. Конца которой наше поколение рискует не увидеть
(Фото: Владимир Веленгурин)
Знаю, что для истории нет сослагательного наклонения, но снова и снова не дает покоя мысль: а что, если бы они тогда не пришли в Дагестан? Ну, оторвалась бы нога у Басаева чуть пораньше или Хаттаб подхватил бы какую-нибудь холеру. Рассказывал же мне один мой московский приятель-чеченец (сам - ярый антисепаратист, но у него любимый племянник - басаевец), как его племянник всюду-всюду ходил за Басаевым, и в Карабахе с ним был, и в Буденновске, а в Дагестан вдруг не пошел. "Какой-то рефлекс сработал", - говорил мой знакомый. В конце концов мог же этот рефлекс сработать и у других.
И мы бы жили сейчас в другой стране. Может, с другим президентом, может, с тем же самым Путиным, но все равно с другим, потому что ему пришлось бы иными способами и с иными обещаниями завоевывать электорат. По-другому складывались бы отношения общества и армии, государства и прессы - многое было бы по-другому. Потому что не было бы войны. Есть популярная точка зрения, что война стала неотвратима после осенних взрывов в Москве и Волгодонске. Нет, конечно. Кто бы ни устроил взрывы - мы, возможно, так никогда и не узнаем, кто это сделал, но ясно, что это дело рук того, кому война нужна была до зарезу, - он перестраховался. После Дагестана война и так была неизбежна.
Обреченные воевать
Правда, ее неизбежность стала очевидной не сразу. Ни власти, ни общество, ни даже военное руководство в первые дни не осознали, в сколь серьезную передрягу мы на сей раз вляпались. Были ведь и до этого провокации: набеги на воинские части, похищения крупных государственных чиновников - после того как генерала Шпигуна увели прямо из самолета, Степашин, тогда министр внутренних дел, в истерике тоже чуть ли не войной чеченцам грозил. Но то все были набеги: пришли, украли - убежали. А в Дагестан явились воевать. И тогда-то обнаружилось, что не попасться в эту ловушку мы не можем - не умеем. Поначалу наши сограждане пребывали в уверенности, что с бандитами будет покончено прямо на месте: кто, мол, к нам с мечом... Тем более моментально выяснилось, что дагестанцы непрошеным гостям не рады и рвутся помогать Российской армии. Если бы Басаев и Хаттаб были пленены (или на худой конец убиты) и их отряды разбиты в Дагестане, инцидент на этом был бы исчерпан. Российские власти и общество получили бы наконец моральное удовлетворение от наказания зарвавшихся преступников, да и Масхадов, разумеется, был бы в глубине души рад, что избавился от самых агрессивных своих противников. Но Басаев и Хаттаб со своими приспешниками благополучно вернулись в Чечню, и потом еще разок наведались в Дагестан, и снова вернулись. Обвинять за это Российскую армию в разгильдяйстве или тем более видеть тут предательство было бы несправедливо. Армия, по крайней мере такая, какая есть сейчас у России, умеет решать одну задачу: занимать территорию. С этой задачей она справилась: басаевцы были вытеснены из Ботлихского района Дагестана. Уничтожение живой силы противника - иная задача и, как показал опыт первой, а теперь и второй чеченских войн, у России нет подразделений или средств для ее решения. За все время лишь один раз удалось вывести из строя действительно большое количество боевиков - это когда их на выходе из Грозного заманили на минное поле.
Вторая чеченская война почти в точности повторяет сценарий первой. Как и тогда, дня не проходит, чтобы боевики не обстреляли колонну, блокпост или вертолет. Как и тогда, сепаратисты время от времени большими отрядами заходят в населенные пункты, давно считающиеся федеральскими, потом выходят оттуда (Фото: Дмитрий Беляков)
Экспансия в Дагестан взорвала российско-чеченские отношения, сложившиеся после Хасавюрта: надежды на продолжение прежнего - не мирного, но хоть какого-то - сосуществования с де-факто независимой Ичкерией были похоронены. Вялые попытки Степашина, а потом нового премьера Путина потребовать от Масхадова выдачи участников рейда носили чисто ритуальный характер: никто не сомневался, что ичкерийский президент, если бы мог, сам с удовольствием разделался бы с этими ребятами еще до всякого рейда. Тогда возникла идея "санитарного кордона": огородить Чечню по границе и пресечь все попытки новых вылазок. Параллельно, впрочем, разрабатывалось и иное решение: признать вывод войск из Чечни ошибкой, вернуться туда и доделать то, что недоделали в 1996-м. Второй вариант, естественно, поддерживался многими влиятельными силовиками - среди его сторонников называли и Квашнина, и Рушайло. Однако еще в сентябре прошлого года доминировала именно концепция кордона (по слухам, ее придерживался министр Сергеев, к ней вроде бы склонялся в ту пору и сам Путин). Правда, одновременно со стягиванием воинских сил к чеченским границам республику зачем-то стали интенсивно бомбить. Рациональное объяснение тем бомбежкам найти трудно: не рассчитывали же в самом деле наши силовики, что им удастся с воздуха уничтожить тех, кого не сумели истребить в Дагестане. По-видимому, бомбили отчасти просто из желания отомстить Чечне как таковой (ишь, вообразили, что на них и управы нет), а отчасти подражая "старшим братьям", США и Израилю, у которых в самом деле есть опыт ответа бомбовыми ударами на террористические вылазки. Но те-то бомбят страны, которые никак не считают своей территорией, а мы - собственную несчастную Чечню, где нам, как никогда, нужно было искать поддержки и сочувствия у местного населения, которое, кстати, довольно дружно, хотя и пассивно, осудило дагестанскую авантюру. Стоит ли говорить, что именно население от этих бомбежек и страдало.
А потом план "санитарного кордона" как-то незаметно стал видоизменяться: оказалось, что кордон пройдет не по границам, а "там, где нам удобнее", по Тереку, то есть с заходом на ичкерийскую территорию. Однако и на Тереке войска не задержались - начался штурм Новогрозненского, где будто бы в тот момент находился сам Басаев, а когда взяли Ново-грозненский и, разумеется, никакого Басаева там не обнаружили (слухи про него понадобились, чтобы предъявить неоспоримый довод для перехода Терека), выяснилось, что российские войска уже совсем близко к Грозному, и что ж теперь, так тут и стоять, и не штурмовать это гнездо террористов?
Про "санитарный кордон" гладко было на бумаге. А когда дошло до реального воплощения - что это, черт возьми, за зверь такой? Чего хотят от военных? Просто расставить войска по периметру, и что? Они будут просто стоять? Сколько времени? Долго стоять, не разлагаясь, не умеет даже хорошая профессиональная армия, а уж наша-то рабоче-крестьянская... Не кабинетные, а полевые армейские начальники прекрасно понимали: мародерство не остановить, отношения с местным населением будут испорчены моментально, стычки с применением оружия войдут в обычай, причем воевать солдаты будут в том числе и между собой. Самое главное: находиться в постоянной боевой готовности может только воюющее, а никак не стоящее войско. Раньше или позже "кордон" будет прорван, а то и хуже: боевики сквозь него просто просочатся и окажутся в тылу. Новый позор для армии, неизбежные отставки и крушения генеральских карьер. Генералы собирались взять реванш за позор прошлой войны, а не обрекать себя на новый. Они не выступали открыто против политического решения о кордоне, просто объясняли военно-стратегическую уместность каждого последующего шага: на Тереке стоять целесообразнее, Новогрозненский взять можно без больших потерь, еще чуть-чуть - и замкнем кольцо вокруг Грозного и проч. Россия оглянуться не успела, как уже вовсю воевала.
Вроде никто и не виноват. Рассуждать о вине Хаттаба или Басаева и их братков несерьезно, у них работа такая, бандитская. Все участники процесса действовали строго в рамках своих возможностей и своей, единственно доступной им логики. Все были по-своему правы, а страна шаг за шагом, как в воронку, всасывалась в эту войну, в страшную западню, из которой пока не видно выхода. Просто наши силовые структуры устроены таким образом, что могут либо капитулировать, либо воевать. На бандитские или террористические вызовы у нас нет в запасе никакого силового невоенного ответа.
Местным жителям достаются "жесткие зачистки", огневая мощь российской артиллерии или беженские мытарства (Фото: AP)
Как тогда
А вот в чем бесспорно и неискупимо виновны и Кремль, и силовики, и та часть правительства, что участвовала в разработке чеченской операции, да и все российское общество, - так это в наплевательском отношении к чеченцам. Не к тем, кто в Дагестан ходил, а к тем, кто жил дома, пас овец и торговал жареными семечками. Да, конечно, войны без невинных жертв не бывает. Но неправда, что ничего нельзя было поделать. Вполне можно было дать людям уйти - не выскочить из-под бомб в чем мать родила, а спокойно уйти, уехать. Никакие политические и военные интересы России не пострадали бы, если бы самолеты прежде, чем разбрасывать бомбы, раскидали бы по всей республике листовки с внятным объяснением, как именно должны вести себя лояльные России чеченцы, чтобы не подвергать свою жизнь и здоровье опасности. В каком направлении и в какие сроки выходить, кто и где их встретит, куда проводят. Как ни бедна Россия, а триста - четыреста тысяч смогла бы расселить не в палатках, а в домиках-времянках и кормить три раза в день горячим, и обеспечить нужными лекарствами и носильными вещами. И, конечно, всячески демонстрировать и им, и всем россиянам, что вот эти чеченцы, сделавшие так, как мы им сказали, - самые что ни на есть полноправные граждане России, и слава Аллаху, что они вырвались теперь из этого ваххабитского ада, а уж здесь-то их ждет полноценная жизнь. Для этого не деньги нужны были, а организационная работа и, конечно, политическая воля. Но про людей в Чечне (кстати, и про остававшихся там русских тоже) как-то не подумали, их не учли, не приняли во внимание. Как пыль под ногами.
Минул год, как мы воюем, и все получилось так, как только и могло получиться, как с сожалением предсказывал журнал "Итоги" и другие наблюдатели, для кого опыт первой чеченской войны не прошел даром. Как и в ту войну, российские войска где-то легко, а где-то с кровопролитными боями и огромными потерями сумели пройти большую часть чеченской территории. Как и тогда, некоторые ее горные районы они пройти не сумели и, по-видимому, не сумеют. Впрочем, в прохождении их и нет никакого смысла: контролировать тамошние горы так, чтобы боевики не могли по ним передвигаться, - задача непосильная, а флаги поразвесить - так их все равно снимут.
Споткнулись ровно там же, где и тогда, в 1996-м: ну, заняли мы Чечню, а дальше-то что с ней делать? Дальше начинается партизанская война, а как воевать с партизанами, не знает никто ни в России, ни в мире. Никакого тебе тыла, никакой безопасной зоны: где угодно может рвануть, в любой момент могут напасть. Очень бы надо дружить с местным населением, ведь только чеченцы знают правду о боевиках, но, чтобы дружить, надо чеченцам доверять, а как им доверять, если из них и берутся партизаны. Сколько раз до нас великие державы и империи, великие армии, не нашей чета, буксовали перед этими проблемами.
Почти в точности повторяется давешний сценарий: блокпосты вновь становятся местом сбора дани, а фильтрационные лагеря - мерой наказания, борьбы с неугодными комендантам людьми, камерой пыток - чем угодно, но не местом, где ведется дознание и выясняется, кто боевик, а кто нет. Как и тогда, дня не проходит, чтобы боевики не обстреляли колонну или пост, или место расположения воинской части. Как и тогда, кроме этого, они время от времени большими отрядами заходят в какой-либо населенный пункт, давно считающийся федеральским, потом выходят оттуда, а тамошним жителям достается огневая мощь российской артиллерии и "жесткие зачистки". После очередной провокации - очередные карательные меры, за которыми происходит естественное пополнение числа боевиков за счет родственников жертв карателей и растет число сочувствующих и готовых помогать партизанам среди невоюющих жителей. Не ново - уже было и было в веках.
Сейчас все - от простых чеченцев до российских солдат - говорят о том, что боевики собираются в середине августа прийти в Грозный, дабы отметить годовщину того своего победного штурма, после которого и случился Хасавюрт. В середине ли, или в конце августа, или, может, в сентябре, но в Грозный боевики придут непременно. Никто их не остановит - именно по тем причинам, о которых писалось выше: потому что армия, если она не движется, а стоит, теряет боеготовность. Они придут и уйдут, и придут снова, и беженцы, те, что поумней, будут всеми силами противиться попыткам вернуть их обратно в Чечню, понимая, что там еще предстоят большие кровопролитные бои.
Чего не было в первую чеченскую войну, так это смертников-камикадзе. Кадыров как-то сказал по этому поводу, что в чеченской культуре никогда не было даже намека на культ самоубийства и самозаклания. Насколько я могла заметить в первую войну, чеченцы были исключительно храбрыми воинами и не страшились смерти в бою, но все же высшей доблестью было - уничтожить врага, а самому остаться живым. Смертники появились, видимо, под влиянием ближневосточных экстремистов. Опасность этого явления трудно переоценить. К счастью, смертников по понятным причинам не бывает много. Но сам факт, что они могут появиться когда и где угодно, заставляет солдата бояться каждого чеченца: с виду баба как баба или пацан малолетний, а ну как сейчас ба-бах - и тебя вместе с ними на кусочки.
Самое важное, трагическое и, кажется, не вполне еще осознанное страной и миром отличие этой войны от предыдущей: на сей раз мы оттуда никуда не уйдем. Уйти еще раз побежденными абсолютно невозможно: национальное самосознание просто не сможет переварить подобное унижение, да и армия скорее взбунтуется, чем признает еще одно поражение. Победить там невозможно, уйти тоже нельзя. Что же будет? То, что есть. Каждый день в Чечне будут убивать солдат и чеченских жителей. Общество к этому уже почти привыкло, скоро привыкнет совсем, и такие мелочи, как очередное нападение на колонну, перестанут даже включать в сводку ежедневных новостей. Армейские начальники предпримут еще не одну попытку снять с себя ответственность за Чечню, заявив, что армия свое дело сделала, а теперь, мол, пусть работает МВД, но правоохранители убедительно докажут, что в Чечне то там, то сям вспыхивают бои, а воевать, как известно, - армейское дело. Это будет тянуться годами, десятилетиями. Что ж, России не привыкать десятилетиями воевать на Кавказе. Матери в Рязани или Новосибирске, провожая сыновей в армию, будут выть по ним, как по покойникам, а в Чечне из тех подростков, что сегодня бегают по горам с боевиками, вырастут профессиональные партизаны, и народятся новые мальчики, которые будут с пеленок знать, что, когда вырастут, пойдут в горы, чтобы, как старший брат, как отец и дядя, убивать и убивать русских солдат.
Блокпосты становятся местом сбора дани, а фильтрационные лагеря - мерой наказания, способом борьбы с неугодными, камерой пыток - чем угодно, но не местом, где ведется дознание и выясняется, кто боевик, а кто нет (Фото: Владимир Веленгурин)
Есть только одна надежда: вдруг да что-нибудь получится из нынешних попыток Кадырова пресечь бесчинства федералов в отношении местного населения, разорвать тем самым порочный круг насилия и ненависти, защитить и накормить чеченцев, отсечь боевиков от их питательной среды... Все равно совсем справиться с ними в ближайшем будущем не удастся, но хоть крови и жертв будет меньше. Впрочем, надежда эта в сущности призрачна, и мы упоминаем о ней лишь потому, что страшно оставаться совсем без надежды.
Второй год второй войны.
Если бы они тогда не пошли в Дагестан...