Аделаида Метелкина. Попытка номер 5: седьмой подход

Вразброс

Д олго запрягают в "Независимой газете", но уж коль запрягут... Некролог по Мише Новикову напечатали только сегодня . Сперва хотела смолчать, но потом подумала: дудки. Нет гаже, чем когда из частного и - в данном случае - абсолютно алогичного несчастья выжимают красивые обобщения. "Он словно отождествился с кем-то из своих персонажей и полетел по серпантину остросюжетной беллетристики, права которой отстаивал с неизменным пылом. На повороте его поджидала катастрофа..." Экая аллегория , прости господи. Ликовал, наверно, вчера тот, кто ее придумал. Раздувался небось от гордости, снобистский балбес.

П ри чтении пятничных колонок Вячеслава Курицына во "Времени MN" я всякий раз завидую их автору до белого каления. Слава умудряется еженедельно выпаривать из текущего литпроцесса (а не высасывать из фаланги собственного мизинца) некий вполне реальный и внятный сюжет. Нынешние "Слова и вещи" называются " От сохи " и посвящены трем "незамысловатым документальным текстам" - причем, что подкупает, текстам свежерастиражированным: "Банану" Михаила Иванова (М.: Ad Marginem), дневникам покойного Сергея Шерстюка ("Комментарии", 2000, # 19) и "Запискам советского редактора" Владислава Матусевича (М.: Новое литературное обозрение). В бумажной версии имеются подзаголовочки, которых нет в сетевой: "Иванов-беспардонный", "Шерстюк-потаенный" и "Матусевич-простодушный". Верный себе Курицын не делает широковещательных выводов, а попросту анализирует перечисленные книжки одну за другой. В двух случаях Славины наблюдения дельны и остроумны, а насчет "Банана" я с ним не соглашусь. Курицыну кажется, что роман Иванова - "жизнеутверждающий текст... Там бездна энергии: герой, каким бы больным и измученным жизнью ни был, готов в любую секунду вскочить с дивана, бежать за бутылкой и - далее по списку. Читая "Банан", я подумал: много ли у нас книг, в которых прожигание жизни так элементарно, как бутылка на стол, ставится в центр повествования, да еще и воспевается?" Ничего себе. В финале повествователь вовсе не готов бежать за бутылкой, он и с дивана-то поднимается с трудом - развалина, непьющий алкоголик, обдолбанный седативами и безнадежной, невыносимой любовью к лесбиянке падчерице. Тут уж не до прожигания жизни: она давным-давно прожжена, изношена до дыр, от нее остались лишь вялые элементарные рефлексы-рефлексии.

В последнем абзаце колонки (цепляться так цепляться) присутствует загадочная фраза: "Что-то подобное, кажется, имел в виду Пелевин, когда перефразировал Ю.Шевчука - "Вечность - это банка с пауками" . Без сомнения, и Курицын, и Шевчук, и даже Пелевин читали Достоевского Ф.М. Гм. Наверно, я чего-то не догоняю с этими перефразировками. Наверно, перед нами типичный постмодерн.

А начинает Курицын с того, что российская литературоцентричность за дни войны и свободы никуда не делась: на юниорскую премию "Дебют" было прислано 32 тысячи рукописей. Правда, Дмитрий Ольшанский ("Сегодня") утверждает, что рукописей было только 25 тысяч; около 3 000 из них Митя прочитал и теперь делится впечатлениями от своего ридерства. Впечатления окрашены характерным для Ольшанского добрым юмором.

Зато рядом с заметкой Ольшанского помещена ни чуточки не смешная статья парижского корреспондента "Сегодня" Кирилла Привалова. О том, что во Франции функционируют аж три тысячи литературных премий; их столько же, сколько дебютных манускриптов проштудировал Ольшанский, мрак. Учредители наград - предельно разношерстные: от Гонкуровской академии до "барона де Гюнзбурга, производителя шаманского "Мумм" . Причем подавляющее большинство французских премий присуждается в течение двух недель - с 24 октября по 14 ноября. Это, если верить Привалову, настоящий бедлам, вакханалия лоббизма, надругательство над всем и вся. "Осенние премии - это нечеловеческая комедия! - жалуется Кириллу Пьер Астье, руководитель издательства "Пернатый змей". - Члены жюри назначаются пожизненно и подвергаются давлению. Заседают в престижных ресторанах - "Друан", "Флор", в отеле "Крийон". Войти в эту систему - предать литературу" . Знакомая песня. Ничто не ново под луной.

Я тут написала "если верить Привалову". А как ему не верить, коли его репортаж сопровождается фотографией, сделанной на месте событий. Вот она, полюбуйтесь-ка.

Справа - лауреат Гонкуровской премии-2000 Жан-Жак Шуль. Слева - лауреат премии "Ренодо"-2000 Амаду Курума. Курума - вылитый Марцеллус Уоллас, а Шуль смахивает на лавочника, который Марцеллуса... сами знаете что. Видите, как умильно Шуль на Куруму смотрит - уж и рубаху расстегнул? Не иначе, ждет-пождет момента, когда появится барон де Гюнзбург, произведет свое шаманское "Мумм!!!" - и можно будет приступать.

Самокритика