Великий сионист возвращается

В родную русскую литературу. Впервые за 80 лет российский читатель может познакомиться с прозой Владимира (Зеева) Жаботинского.

«Часть их приключений (героев книги «Пятеро». – П.С.) прошла у меня на глазах; остальное, если понадобится, расскажу понаслышке или досочиню по догадке. Не ручаюсь за точность ни в жизнеописаниях героев, ни в последовательности общих событий, городских или всероссийских, на фоне которых это все произошло: часто память изменяет, а наводить справки некогда». И затем – триста страниц южнороссийской прозы, ритм и вкус которой не спутать ни с чем. Счастливый культурный вирус, имя которому Старая Одесса, активизировался в уходящем году, хотя для книжных продаж предназначен не был. Однако для сегодняшнего российского читателя изданный тиражом в 500 экз. роман Владимира Жаботинского стал первым. Последние восемьдесят лет у нас этого автора не издавали.
«Самсона Назорея», впрочем, можете купить хоть сейчас, в любом «Книжном мире».
Роман «Пятеро» (первое издание – Париж, 1936) набирали в типографии таинственного одесского издательства «Друк», а ветхозаветного «Самсона» (Германия, 1927) – с удесятеренным тиражом – в престижном московском «Тексте». Обе книги были по-русски написаны человеком, которого в старой «Международной панораме» называли «фашистским штурмовиком сионизма», а в новые времена – «знаменитым еврейским писателем, поэтом, переводчиком и общественным деятелем».
Если читатель еще помнит перестроечные газетные рубрики «Возвращение», то Владимир Жаботинский с возвращением припозднился. Но может, это и хорошо: настоящему вину выдержка на пользу. Впрочем, в области легенд и преданий у Жаботинского особое место. В начале века его фельетоны, критические статьи и заграничные корреспонденции, подписанные псевдонимом Altalena (в пер. с итальянского – качели), читала вся просвещенная Россия, а переводы из Эдгара По вошли в школьные учебники, когда щек толмача только коснулась бритва. «Сказание о погроме» великого Хаима Бялика он перевел на русский в 1903 году, еще не зная тогда, что через 25 лет напишет свое «Слово о полку», – книгу об им же самим созданном еврейском батальоне времен Первой мировой. Жаботинский свободно владел семью языками, на рубеже веков учился юриспруденции в Берне и Риме, а Чезаре Ломброзо был одно время его руководителем семинара. Его юношеские прозаические опыты благожелательно оценил Короленко, стихи и поэмы хвалили Бунин и Брюсов, ранняя драматургия волновала Горького и Леонида Андреева. В письме одному еврейскому литератору-сионисту Александр Куприн пенял в свое время совсем не шутливо: «У Жаботинского врожденный талант, он может вырасти в орла русской литературы, а вы украли его у нас, просто украли… Боже мой, что вы сделали с этим молодым орлом? Вы потащили его в еврейскую черту оседлости и обрезали его крылья».
Куприн ошибся дважды. Владимир Жаботинский сделал себя сам: «Сначала Бог сотворил человека, не нацию, а человека, и обязанность служения нации человек берет на себя добровольно». После еврейского погрома в Кишиневе в 1903 году он, потрясенный тем, что сделали с евреями и что евреи сделали сами с собой, – стал сионистом. Отсюда все последующее: лекции, сионистские конгрессы, создание молодежного движения самообороны Бейтар, разрыв с «благопристойным сионизмом», «свой среди чужих и чужой среди своих», тюрьмы и поездки в Палестину. Наконец – самые высокие трибуны, почти никем не понятый и не услышанный призыв к евреям Европы о массовой эмиграции в Эрец-Израэль в 30-е. Накануне Второй войны, выступая в Варшаве, он сорвался на крик: «Не идите как стадо на бойню!» – и еврейские газеты назвали его антисемитом. Не успев увидеть то, от чего он предостерегал, Жаботинский умер в США, оставив распоряжение перевезти его прах на Сион после специального решения главы независимого еврейского государства. Ждать пришлось до 1964 года. Теперь в Стране Израиля его именем названы улицы, в Одессе, на Еврейской, висит мемориальная доска, а в Литературном музее проходят посвященные ему международные конференции.
Вторая ошибка Куприна – про обрезание крыльев. В 18-томное собрание сочинений Жаботинского (Тель-Авив, 1947–59) входит не только публицистика. Представляемые нами романы обнаруживают как размах писательских крыльев, так и дальность полета. Эти две книги, кстати, относятся к его поздней прозе. Пересказывать ее глупо. Шекспировская трагедия одесской семьи, захваченная эпохой еврейского обрусения, и вольный библейский сюжет о последнем судье в Книге Судей, призванном на борьбу за своих. Искушения, ослепления (в том числе и натуральные: главных героев обеих книг лишают зрения), любовный огонь и то, что в учебниках называют «состоянием общества».
Качество этого письма такое: «…я видел не раз, как самые утонченные формации человеческие – модницы, директора банков, жандармские ротмистры, подписчики толстых журналов, отрясая кандалы цивилизации, брали в левую руку фунтик из просаленной бумаги, двумя перстами правой почерпали из него замкнутый в серо-полосатую кобуру поцелуй солнца, и изысканный разговор их из нестройной городской прозы превращался в мерную скандированную речь с частыми цезурами, в виде пауз для сплевывания лушпайки» («Пятеро»).
В общем, вы только что прочитали о лузганье подсолнечных семечек.
Владимир Жаботинский. Пятеро. Одесса. 2000. Тираж 500 экз.
Владимир Жаботинский. Самсон назорей. Москва. 2000. Тираж 5000 экз.

Павел Спиридонов

30 Ноября » 19:28

версия для печати

обсудить в чате

обсудить в форуме

• Газета.Ru: Великий сионист возвращается