Кирилл Куталов-Постолль. Чепчики бросали
Кирилл Куталов-Постолль
Дата публикации: 8 Декабря 2000
E сли уж решаться на радикальные действия, то самым радикальным было бы просто сделать вид, что ничего не произошло, и продолжать обозревать новинки.
Например, написать про скучное, второй свежести нечто , пятнадцать лет назад потянувшее бы на мелкое хулиганство, что это-де нечто - скучное, второй свежести и лет пятнадцать назад под 206-ю бы вполне попало. Также написать о том, что единственная здравая (в свете предыдущей фразы) мысль вот в этом тексте такова:
"И писать о том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем, я больше не хочу. Кому это нужно. Слово уважалось лишь до тех пор, пока за него могли вырвать язык. Слово умерло, господа" .
Но не выйдет, боюсь. Потому что впечатление как раз обратное - что умерли именно господа.
Для затравки - самая короткая рецензия на "Generation "П". По-моему, это верх мастерства. В ней тридцать семь слов. Прочтя их, я сделал вывод о том, что разговаривать с автором, Юлием Андреевым, можно лишь будучи убийственно серьезным. Шутки и ухмылки здесь неуместны. Дело в том, что такие вещи надо разъяснять с самого начала, не предполагая за оппонентом излишней осведомленности. Почему так - об этом чуть ниже.
Итак, Андреев смело воплощает в жизнь один из принципов новой русской критики, заключающийся в том, что на смену традиционному критику, то есть человеку сугубо литературному и лишь в рамках литературного контекста свои построения осуществляющему, идет критик нетрадиционный. То есть тот, кто, читая, соизмеряет свои ощущения от прочитанного не с литературой, а с другим опытом, к литературе никакого отношения не имеющим. В данном случае - с опытом пожирания бумаги. Ошибка такого типа новых критиков зачастую состоит в том, что привлекающиеся ими разновидности человеческого опыта (при всем его многообразии) типичными не являются. Это принципиальная ошибка. Ибо описанное поведение новых критиков как раз имеет целью показать, что литература - не священная корова, а такой же вид человеческой активности, как и, например, езда на автомобиле. Или даже что-то еще более тривиальное (я, например, сегодня на автомобиле не ездил). В ином случае затея бессмысленна, так как читатель лишается возможности понять, что хотел сказать критик. (О том, почему читателю так важно понимать, что хотел сказать критик, - тоже чуть ниже, в самом конце.)
По соседству с Юлием Андреевым находится авторская колонка Олега Павлова. В выпуске , озаглавленном "1996", имеется прелюбопытное разделение литературы на "элитарную" и "отечественную". Именно "отечественную" - не "массовую". Мне лично обидно считать своей, отечественной литературой ту, которая по определению не может быть элитарной. Но в то же время мне очень понятен Павлов-критик: зачем, для кого и о чем он пишет. Настолько понятен, что даже пассаж про Курицына, взявшего власть в литературе, я пропускаю не поморщившись. Как будто и не было его. У каждого свое ID. На "Переплете" ID - пнуть этих, то ли правых, то ли левых. Элитарных, словом. Но и об этом чуть ниже.
А вот еще важную вещь говорит Павлов:
"Наступает то, что у нас стали называть отсутствием читательского внимания. Правду сказать, потребность в чтении, в осмысленной жизни духовной, у отечественного читателя осталась громадная и он с лихвой удовлетворяет ее при нынешнем книжном богатстве, отступая к той литературе, которой доверяет, сопереживает - и это могут быть книги самые неожиданные. Но жить общей жизнью, интересом, чаяньем с современной литературой - на это его уже долго не вдохновишь" .
Читаешь и не чувствуешь ну никакой жалости к читателю. Только гнев на критиков. В самом деле, осторожнее надо быть. Есть все-таки кодированные слова. "Бизнес", например. Сколько можно дразнить быка (или гусей)? Додразнили вот Дмитрия Кузьмина - начал писать как Пирогов.
Из того, как пересказал ситуацию Курицын (в библейском стиле - "Кузьмин, враг Пирогова, друга Куталова, знакомого Котомина, недруга Кузьмина"), непосвященный читатель ничего не поймет. И это тоже надо прояснить.
Было сказано (и неоднократно): литература должна ориентироваться на бизнес-модели. Кто говорил - дураки, заявляю со всей ответственностью. Недодумали потому что. Или драки хотели. Или Конфуция не читали в детстве. Стоило всего-то заменить несколько понятий, перевести разговор (тот же, по сути) в другое поле - и все были бы довольны. И продолжали бы заниматься каждый своим делом, не приковывая к батареям товароведов и не насилуя их, забив предварительно жертве в рот кляп. Потому что среди всего заповеданного учителем Куном для нас важнейшим является принцип исправления имен, так как неподобающие имена приводят к путанице в умах и как результат - к смутам в поднебесной. Убрать вообще слово "бизнес". Говорить вместо него об охвате читательской аудитории, например. Точно зная, из кого эта аудитория состоит. Не произносить "позиционирование", а предъявить прессу, также представляя себе тех, кто эту прессу читает. А там, глядишь, и критик перестанет "раскручивать" и "пиарить", начав вместо этого заниматься тем, что у него получается гораздо лучше, - объяснять людям, которые его читают, почему они ну никак не выживут без этой книги. Вдохновлять то есть, как сказал по этому поводу Олег Павлов. Так что когда Кузьмин пишет:
"Скверно то, что у адептов рыночного литературного процесса вся эта идеологическая конструкция (насчет рынка и бизнеса. - К.К.-П. ) быстро редуцируется до простого, как мычание, представления: конечным критерием качества текста является его рыночная успешность" .
Я с ним полностью согласен. Из рук вон. Но есть вещи и пострашнее. Например то, что, куда ни кинь, с "бизнесом" или без "бизнеса", критик все равно будет находиться впереди книги. То есть те, кто читает Юлия Андреева, Пелевина читать не будут (разве что ночью под одеялом, чтобы предки не засекли), а те, кто читает Павлова, - уж точно не придут с " Переплета " на " Курицын-уикли " в РЖ. Публика есть у критика, у писателя же есть только та публика, которую критик ему предоставляет, - к вопросу об ID. Более того, думать о публике критик должен, а не писатель. То есть слона-то ни Кузьмин, ни Павлов не приметили. А Андреев приметил, да не попал. Опять, что ли, выходит, что один Курицын попал?
Про Курицына - ложка дегтя от Льва Пирогова. По традиции завершающего проект на "ОбсЕрвере" и поющего отходную сети литературной. Собственно, было уже у Пирогова про Курицына на "ОбсЕрвере". И похлеще. Пересказывать бессмысленно, это феерия .
Несколько слов о Пирогове напоследок. Если бы не рожденное бессонными ночами определение того, что такое "сетевой автор", я бы написал, что Пирогова следует причислить к великомученикам. К мученикам как минимум. Сетевой же автор Лев Пирогов органически не способен изменить стиль. Потому что сетевой автор - не человек, и уж тем более не человек, пишущий для сети. Сетевой автор - повествовательный уровень, так же как и рассказчик в "Герое нашего времени". Сетевой автор - это Ремонт Приборов (неконвенциональные для писателя литературные практики, требующие создания буфера - в данном случае между Бахытом Кенжеевым и его читателем), сетевой автор - это Баян Ширянов (практики ограниченно конвенциональные, требующие механизма, который давал бы возможность "обнуления" данного регистра). Сетевой автор - то, чем сетевая литература отличается от несетевой литературы (теперь Дмитрий Кузьмин должен понять, чем еще, кроме поэтики, может выделяться "сетевая литература" - это к вопросу о необходимости нудных объяснений). Так вот, Лев Пирогов останется Львом Пироговым и в "Круге чтения", и в "Net-культуре", и на "ОбсЕрвере". Иначе его просто никто не узнает и барышни не будут бросать в воздух чепчики. А барышня, не бросающая в воздух чепчика, - барышня в депрессии. Она сидит дома, вяжет носки или вышивает крестом и не покупает книг. Никаких. Вообще никаких. Ни одной. Никогда. То есть не "не покупает" я хотел сказать, конечно же. "Не читает". Именно - не читает. Ничего и никогда. И это к вопросу о том, почему читатель должен всегда понимать, что критик ему говорит. Из самосохранения хотя бы. Чтобы не исчезнуть с лица Земли как биологический подвид.