Теневое и антитеневое сознание россиян в количественном измерении

ЧАС МЕЖДУ КНУТОМ И ПРЯНИКОМ

В издательстве РГГУ выходит книга «Теневая Россия». Ее авторы предприняли, кажется, первую попытку подробно проанализировать очень узко и примитивно толкуемое понятие теневой экономики как норму всей нашей жизни. В основу книги легли многолетние размышления известных публицистов о природе советской и постсоветской экономики и разговоры с людьми, предпочитающими скрывать свои имена, живущими в мегаполисах и райцентрах, занимающимися частным бизнесом и безработными, женщинами и мужчинами, пенсионерами и молодежью — одним словом, с «типичными представителями» того общества, к которому все мы принадлежим, хотим того или не хотим. «Огонек» печатает в сокращении главу, посвященную «теневому» и «антитеневому» сознанию россиян. Оказалось, что эти два сознания скрываются в одних и тех же головах!..

До последнего времени социологи не обращались к коррупционно-теневым сюжетам, небезосновательно полагая, что объективную информацию о своем теневом поведении и даже намерениях россияне боятся предавать гласности. Главное, что нас интересовало в ходе исследования, — насколько в российском обществе распространены различные типы сознания: юридически-правовой, неправовой (коррупционно-теневой) и доправовой (морально-репрессивный). При этом мы намеревались выяснить не только то, в каких пропорциях эти типы сознания представлены, но и то, как они соотносятся с причастностью или непричастностью людей к самостоятельному бизнесу, с установкой на занятие предпринимательством. Очевидно, что мировоззрение человека часто не поспевает и даже не стремится поспевать за политическими и социальными изменениями. Именно поэтому мы посчитали, что при движении от эпохи, когда частный бизнес был запрещен, к эпохе, когда он легализован, условная граница между непредпринимательским и предпринимательским мировоззрением неизбежно должна проходить между поколениями. Полученные данные это подтвердили. Однако различия оказались гораздо глубже, чем мы предполагали, и возрастными особенностями не исчерпываются.

КТО ЕСТЬ КТО

Всего 4% опрошенных нами заявили, что у них есть собственный бизнес (их называют, и мы в дальнейшем будем их называть, предпринимателями). 21% испытывают желание заняться бизнесом, но по тем или иным причинам осуществить его пока не могут, — они будут фигурировать у нас под условным именем ПРЕДпредпринимателей. Подавляющее большинство граждан России не испытывают такого желания — назовем эти 67% НЕпредпринимателями. Респонденты, которые затрудняются ответить на данный вопрос — их всего 8%, — нас в дальнейшем интересовать не будут.

В предпринимательской среде доминируют мужчины (две трети). Несколько больше их, чем женщин, и среди ПРЕДпредпринимателей. Что касается НЕпредпринимателей, тут 59% — женщины.

В составе НЕпредпринимательского большинства 42% — люди старше 55 лет, тогда как в рядах предпринимателей их 8%, а среди ПРЕДпредпринимателей и того меньше (5%). Если в группах меньшинства преобладают люди, вошедшие в сознательную жизнь в годы перестройки или после нее (среди предпринимателей таких две трети, а в составе ПРЕДпредпринимателей — три четверти), то НЕпредпринимательское российское большинство в массе своей сформировалось при советской власти.

Среди НЕпредпринимателей 44% не имеют среднего образования, между тем как в группах меньшинства процент таких людей в два раза ниже. Доля же людей с высшим и незаконченным высшим образованием в составе тех, кто занят бизнесом или хотел бы им заняться (соответственно 33% и 22%), значительно больше, чем у тех, кто такого желания не испытывает (12%).

В группах меньшинства заметно представлены жители крупных городов (44% предпринимателей и 49% ПРЕДпредпринимателей), между тем как среди НЕпредпринимателей таких только 37%. В свою очередь, в составе последних более высокий процент селян.

Наконец, интересующие нас группы существенно различаются уровнем материального достатка. Среди тех, кого мы назвали НЕпредпринимателями, 44% заявили, что их денежных доходов не хватает даже на питание. В составе потенциальных предпринимателей таких 27%, а среди предпринимателей — 14%. Последняя цифра выглядит, впрочем, странной: нищий бизнесмен — это что-то из области фантастики. Но мы должны понимать, что речь идет не о крупном, среднем или даже малом организованном бизнесе, но, скорее, об индивидуальном «низовом» предпринимательстве.

Знание всех этих различий создает хорошие стартовые возможности для того, чтобы выявить отношение каждой из групп к коррупции и теневой экономике.

СОВЕТСКАЯ НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ

Чем чаще встречи с коррупцией, тем меньшим злом она кажется.

Отношение к любому явлению во многом зависит от того, сталкивается ли человек с ним лично или только наслышан о нем от других. И если даже чужая точка зрения безоговорочно принимается, то это еще не значит, что мнения и оценки, сформировавшиеся помимо собственного опыта, правомерно интерпретировать так же, как мнения и оценки, на таком опыте основанные. Поэтому мы и начинаем с информации о том, насколько часто наши респонденты сталкиваются с коррупцией, взяточничеством и другими незаконными действиями должностных лиц. Эти и все последующие цифровые данные будут представлены в процентах от общего числа опрошенных и от численности каждой группы.

Как видим, большинство россиян получают информацию о коррупции из вторых рук, считать себя ее непосредственными жертвами они не могут.

Но влияет ли факт личного столкновения с коррупцией на оценку общественной значимости борьбы с ней?

И если влияет, то как?

Странная картина! Предприниматели, чаще других сталкивающиеся с коррупцией, оценивают значимость борьбы с нею ниже всех, а люди, которых мы назвали НЕпредпринимателями, ставят эту проблему выше, чем кто бы то ни был!

Первое, что приходит на ум, когда пытаешься разгадать этот парадокс, — бесспорный факт союза теневого бизнеса и государственной бюрократии в современной России. Отсюда вроде бы должно следовать, что предприниматель и коррумпированный чиновник нужны друг другу. Но если так, то не очень понятно, почему большинство бизнесменов не отбрасывают эту проблему как несущественную. В этой связи важно выяснить, действительно ли предприниматели во что бы то ни стало хотят остаться в теневой среде или, наоборот, желали бы из нее выбраться.

Помня о том, что навыки теневого поведения настолько глубоко укоренились в сознании советского человека, что сама теневая практика воспринималась как нечто нормальное, мы решили спрашивать людей прямо: вовлечены ли они сегодня в такую практику. В частности, респондентам предлагалось ответить, оплачивают ли они деньгами или «подарками» услуги врачей и медперсонала в государственных больницах и поликлиниках, то есть там, где услуги эти должны предоставляться бесплатно. Мы также пытались выяснить, насколько широко распространены неофициально-теневые способы оплаты бытовых и ритуальных услуг, формально являющихся платными (ремонт квартиры, автомобиля, бытовой техники, организация похорон).

Примерно каждый четвертый россиянин всегда или почти всегда платит врачам и медперсоналу, которым формально платить не должен, почти каждому третьему приходилось доплачивать работникам похоронных служб, а тех, кто неофициально рассчитывается за бытовые услуги, в стране еще больше. Эти цифры впечатляют, ибо далеко не всем нашим согражданам, судя по ответам респондентов, приходилось в последние годы организовывать похороны или что-то строить либо ремонтировать. Если же считать от числа тех, кому приходилось, то вовлеченных в теневые отношения — абсолютное большинство.

Парадокс в том, что советские теневые традиции наследуются в первую очередь теми группами российского общества, представители которых формировались в посткоммунистическую эпоху. Впрочем, парадокс, если вдуматься, кажущийся. Просто люди, выделяющиеся на общем фоне не только активностью жизненных установок, но и уровнем достатка, отличаются и более высокими запросами относительно качества жизни.

Анализ взятых нами интервью дал основание предположить, что готовность быть повседневно вовлеченным в теневые отношения вряд ли стоит рассматривать как предрасположенность к осознанным правонарушениям.

ТЕНЕВЫЕ СОБЛАЗНЫ

Теперь попробуем ответить на вопрос: насколько в российском обществе распространена установка на участие или соучастие в теневой практике. Готовы ли наши сограждане поддерживать коррумпированных чиновников, теневиков-хозяйственников и лично участвовать в теневом бизнесе?

Учитывая, что россияне традиционно все беды и надежды связывают с властью, мы хотели понять, какая доля населения предрасположена к тому, чтобы на определенных условиях сознательно пойти на криминализацию власти, тем самым вступив в некий косвенный сговор с коррупционерами и теневиками. Разрабатывая программу исследования, мы помнили о широко известных случаях, когда избиратели приводили к власти заведомо криминальных кандидатов. Опыт таких выборов мы приняли как своеобразный тест и решили повторить его в рамках всероссийского опроса. Результаты, скажем прямо, тревожные.

Как видим, у 38% россиян иммунитет против соучастия в криминализации власти отсутствует. Правда, подавляющее большинство готово проголосовать за сомнительного кандидата на определенных условиях, а без всяких условий — сравнительно немногие. Но и этих последних мы бы со счетов не сбрасывали. Готовность голосовать за криминального кандидата «в любом случае» означает неверие в то, что власть в России может быть законопослушной. Люди с такими взглядами выбирают не между коррупционером и честным человеком, но между разными коррупционерами. «Если мы сойдемся на том, что любой представитель власти «не чист» по определению, — говорит, например, В. (руководящий работник промышленного предприятия), — вопрос о кандидате, связанном с криминалом, теряет свою актуальность». Иными словами, коррумпированы все! Такие настроения присущи не одному В. Да, таких не очень много, но их численность измеряется миллионами.

Люди, занятые малым индивидуальным бизнесом, несопоставимо чаще других сталкиваются с коррумпированными чиновниками. Они успели не только познать преимущества теневых отношений, в которые вовлекаются, но и почувствовать тяготы зависимости и бесправия, на которые обрекает их криминально-теневой патернализм больших и малых начальников. Рискнем предположить, что неприятие многими предпринимателями криминализации власти опирается на прагматические правовые соображения. «Где я с этой коррупцией не сталкиваюсь! — восклицает хозяйка ресторана Т. Е. — Это же повсюду!» Поэтому она не хочет выбирать между криминальными и полукриминальными кандидатами: «В таком случае я проголосую против всех. Все гребут под себя». А предпринимательница Е. на выборы вообще не ходит: «Не хочу голосовать за людей, связанных с криминальным капиталом. Я, конечно, хотела бы, чтобы в стране было больше законности. Решения чиновников никто не контролирует, и получается полный чиновничий произвол». Похоже, в предпринимательских «низах» вызревает запрос на законный цивилизованный порядок и соответствующую ему власть.

У тех же, кто бизнесом не занимается и заниматься не хочет (то есть у большинства населения), мотивы неприятия криминальной власти не столько правовые, сколько моральные. Люди эти в массе своей сформировались при коммунистической системе, а коммунизм — не что иное, как верховенство морали над правом. И, добавим, над экономическими интересами. Вот характерное проявление этического максимализма. «Я сам никогда не стал бы голосовать за человека, связанного с «нелегальщиной», — заявляет пенсионер В. А., продолжающий работать по краткосрочным контрактам. — Ни при каких условиях. Если он связан с криминалом, то это уже не человек». Подобный максимализм, однако, начинает притупляться, когда речь заходит о реальной выгоде, которую люди, подобные В. А., могли бы сами извлечь из нынешних коррупционно-теневых отношений.

Мы не знаем, насколько легка дорога от отвлеченной коммунистической морали к ценностям правопорядка и законопослушания, без которых утверждение эффективной рыночной экономики немыслимо. Рискнем, однако, предположить, что при сохранении нынешней практики потенциальные предприниматели могут принять новые ценности и стать их носителями быстрее, чем люди, обремененные советской ментальностью.

Да, ПРЕДпредприниматели больше, чем кто бы то ни был, склонны к апологетике нынешних коррупционно-теневых отношений. Но они делают и важный шаг, свидетельствующий об их психологической адаптации к условиям рыночной экономики в ее реальных постсоветских формах. Они как бы говорят: мы молоды, энергичны и, хотя пока и небогаты, надеемся, что так будет не всегда. В мотивации многих представителей этой группы есть и другая сторона: не просто заработать деньги, а заработать их столько, чтобы они стали стартовым капиталом для открытия собственного дела. Поэтому их теневые установки правомерно рассматривать как стремление к первоначальному накоплению.

Разумеется, законопослушание как мировоззренческая ценность здесь пока не просматривается. Но его формирование может ускориться, если потенциальные предприниматели станут предпринимателями состоявшимися. И если это произойдет, то они наверняка поймут: легальный бизнес может быть более продуктивным, чем теневой, правовой порядок на рынке все же удобнее, чем правовой беспредел.

СМЯГЧАТЬ ИЛИ УЖЕСТОЧАТЬ ЗАКОНЫ?

Данные, фиксирующие отношение к проблеме борьбы с экономическими правонарушениями, отнюдь не всегда согласуются с информацией о распространенности теневых установок в той или иной группе. Соответствие более-менее отчетливо просматривается у НЕпредпринимателей, среди потенциальных бизнесменов его, при всем желании, обнаружить нельзя: с одной стороны, они больше всего подвержены теневым искушениям, а с другой — проблема борьбы с нелегальной экономической деятельностью кажется им даже более важной, чем предпринимателям. Кажется, тут что-то не так: нельзя стремиться к какой-то цели и одновременно желать препятствий на своем пути.

Понять природу этих несоответствий нам могут помочь данные, фиксирующие представления респондентов о наиболее эффективных методах наступления на коррупцию и теневой бизнес. Дело в том, что для кого-то оно может ассоциироваться с лобовой административно-полицейской атакой, а для кого-то — с устранением причин явления.

Дело, кажется, начинает проясняться.

Для представителей «низового» бизнеса коррупция, с которой они сталкиваются чаще других, и теневые отношения, в которые они непосредственно вовлечены, — неотъемлемая составляющая их образа жизни. Поэтому среди них наивысший процент тех, кто видит корень зла не в нарушении законов, а в самих законах. Они как бы говорят: расширьте пространство легальной свободы, сделайте юридические нормы более либеральными, устраните жесткие правила, загоняющие нас в теневую сферу, — и мы из нее выйдем, потому что чувствуем себя здесь неуютно.

Однако «либерализаторы» не составляют большинства. Среди бизнесменов немало тех, кто видит выход в ужесточении контроля за соблюдением законов. Есть и сторонники чрезвычайщины. В том и другом случае мы, возможно, имеем дело с людьми, для которых вопрос о нелегальной экономической деятельности и о борьбе с ней — это вопрос, относящийся не столько к теневому бизнесу (то есть к ним самим), сколько к коррумпированным чиновникам. «Здесь нужно разделить, — говорит молодой предприниматель Г., один из совладельцев финансового холдинга. — Одно дело, когда человек не платит налоги, то есть, по сути, не дает государству себя ограбить, и совсем другое, если нарушается Уголовный кодекс». «Чиновников надо стращать, — убежден предприниматель в области политической рекламы О. Д. — Чиновник должен бояться и осознавать, что сегодня он на этой должности находится, а завтра может быть с позором с нее выгнан». «Я считаю, что нужен диктатор, который бы жестко следил за исполнением законов, — говорит предпринимательница М. Е. — Подавлять теневую экономику, особенно взятки, нужно только одним способом: сажать».

Впрочем, идея жесткого контроля за поведением чиновника неотделима в сознании бизнесменов от идеи либерализации имеющих отношение к бизнесу юридических норм. Та же М. Е., мечтающая о диктаторе, убеждена и в том, что сами «законы должны быть направлены на создание благоприятных условий для легальной экономики». Остается, однако, неясность насчет того, как реакция предпринимателей на произвол коррумпированного чиновника, ущемляющего их интересы, сочетается у них с пониманием интересов самого чиновничества и того экономического положения, в которое оно поставлено в современной России.

Мы спросили респондентов, снизится ли, по их мнению, уровень коррупции в России, если увеличить зарплату чиновникам. 43% предпринимателей ответили отрицательно, 28% полагают, что увеличение зарплаты могло бы помочь в небольшой степени, и лишь 14% верят, что результат может быть значительным. Предприниматели относятся к чиновникам лояльнее других, демонстрируют готовность считаться с их интересами. Если в сравнении с ПРЕДпредпринимателями это почти не заметно, то при сопоставлении с НЕпредпринимателями (соответствующие показатели 54%, 21% и 12%) различия выразительные. Однако и в среде «низовых» бизнесменов недоверие к государственным служащим распространено, как видим, широко. Возможно, это связано с тем, что в нашем вопросе не было оговорено дополнительное условие, при соблюдении которого повышение окладов выглядело бы в глазах бизнесменов более мотивированным и которое сформулировала Ж. В.: «Да, нужно платить чиновнику хорошую зарплату, даже очень хорошую, но и карать намного строже, чем рядового воришку». А пока это не гарантировано, вера в то, что чиновников можно «перевоспитать», повысив зарплату, не очень крепка.

НЫНЕШНЕЕ ПОКОЛЕНИЕ БУДЕТ ЖИТЬ?

Но если так, то почему в непредпринимательском большинстве, которое сталкивается с коррупционерами несопоставимо реже, предубеждение против чиновников еще сильнее? Да именно потому, что собственный теневой опыт НЕпредпринимателей ограничен. Для них коррупция и теневой бизнес — не разные, а одно и то же единое явление. Пониманию обстоятельств и мотивов, не спешащему с осуждением, они предпочитают осуждение без понимания.

Полученные данные показывают, что отвлеченные моральные реакции на коррупцию и теневые отношения — проявление постсоветского репрессивного сознания, склонного воспринимать экономический порядок как порядок административно-полицейский. «Надо проводить политику Андропова, — говорит работающий пенсионер В. А. — Людей заставить работать, чтобы они не болтались, не рэкетом занимались на базаре, а работали... Надо платить зарплату по труду». Впрочем, тут же выясняется, что в сознании респондента есть и другая, совсем не советская точка отсчета: «Любой американец за день получает столько, сколько я за месяц». И вот это самое интересное — надежда на то, что при карательной экономической «политике Андропова» доходы среднего россиянина могут приблизиться к доходам среднего американца, которого одно упоминание о «политике Андропова», имей он о ней хоть какое-то представление, повергло бы в оцепенение.

При таком способе мышления даже не возникает вопросов о том, как порядок должен сочетаться со свободой и в какой мере репрессивные действия властей и законы, ограничивающие права граждан, должны соотноситься с объемом этих прав, достаточным, чтобы обеспечить хозяйственную эффективность. С сожалением приходится констатировать: люди, чьи представления не обременены подобными вопросами, составляют сегодня, судя по нашим данным, большинство населения. Никаких иллюзий на сей счет быть не должно.

Однако и отчаянию предаваться не следует.

Формирование любого нового общественного большинства начинается с меньшинства. Поэтому так важно понять, что происходит в сознании ПРЕДпредпринимателей. Как мы помним, эта группа чрезвычайно перспективна, поскольку составляют ее в основном люди молодые и достаточно образованные.

Основываясь на взятых нами интервью, мы предположили, что морально-репрессивные ориентации свойственны прежде всего тем представителям данной группы, которые работают в бюджетной сфере. Поскольку административное наступление на теневую экономику, не говоря уже о коррупции, их лично затронуть не может, они склонны его поддерживать. В таком случае понятно, почему ПРЕДпредприниматели выше, чем предприниматели, оценивают важность проблемы борьбы с коррупцией и теневой экономикой, сближаясь в данном отношении с непредпринимательским большинством.

И все же это не больше чем предположение. Хотя бы потому, что среди наших собеседников, принадлежащих к ПРЕДпредпринимателям, не обнаружилось таких, кто не понимал бы, что исключительно полицейскими методами проблема не решается, что свобода в экономике и охраняющие ее законы — более надежный способ обеспечения порядка, чем репрессии. Так что речь надо вести не о соотношении «чистых» сторонников либерализации и «чистых» приверженцев законодательных и полицейских ужесточений, а о численности людей, которые те или иные методы считают сегодня приоритетными.

Не оставим без внимания и то, что почти каждый третий в рядах ПРЕДпредпринимателей — «либерализатор» (в полтора раза больше, чем в среднем по населению, и в два раза больше, чем в группе НЕпредпринимателей). Возможно, это как раз те люди, которые в отличие от остальных уже успели воплотить свою мечту о теневой деятельности в реальность и примерить себя к будущей роли самостоятельных бизнесменов.

Если так, то отважимся на парадоксальный вывод: чтобы избавиться от морализаторства и сопутствующего ему репрессивного синдрома и перейти от экономических инстинктов к экономическому мышлению, надо самому испытать выгоды и риски работы в теневой среде.

Вывод, разумеется, гипотетический, но мысль, которая к нему подводит, очевидна: справиться с коррупцией и теневым бизнесом тем легче, чем больше люди, вовлеченные в нелегальную экономическую деятельность, понимают, что это рано или поздно обернется невыгодой для них самих.

Игорь КЛЯМКИН, Лев ТИМОФЕЕВ

В материале использованы фотографии: Юрия ФЕКЛИСТОВА, Марины ГОРНОСТАЕВОЙ