Линор Горалик. e2-e8: выпуск третий
Д ля начала раздам пирожки . Вернее - три пирожка , очень вкусных; их может взять себе Андрей Карант, предложивший альтернативную цепочку от "Сестер Вейн" к "Тимуру" длиной всего в два шага, да еще и через Сорокина. Цепочка такая: набоковская Цинтия развлекается столоверчением и вызывает дух Льва Толстого (пытающийся самоидентифицироваться посредством невнятных описаний русской архитектуры). Это, говорит Андрей, явный клон, Толстой-1: то есть - ход Сорокиным . И сразу же из "Голубого сала" , от фразы "Поцелуй меня в звезды" , идет переход к звездам, которые гайдаровский Тимур рисовал, пестовал и стерег. Вторая связка хрупка, но что-то в этом есть. Итого:
Андрей Карант - 3 пирожка (с тимуровскими яблоками),
а график у нас теперь такой:
Пирожок за первую задачку остался лежать на полке и будет пребывать там теперь веками, до полного окаменения: переход от Пелевина прямо к Гайдару не угадал никто. Между тем переход прост: Тимуром Тимуровичем зовут ласкового психиатра, так заботливо лечащего бедного Пустоту. Стыдно, стыдно.
Ладно, оставим дела минувшие. Перейдем к новому туру: следующей вершиной у нас будет победивший в голопихании Аксенов . Лично я рада - я его люблю; к тому же "Ожог" мне дорог по сентиментальным причинам. Будем двигаться от Гайдара к "Ожогу". Но прежде попрошу всех проголопихать за новое звено: в прошлом выпуске я его засунула аж за шахматную доску, в результате чего мне то приходили письма, спрашивающие "Где голосовать?", то письма, сообщающие, что голосовать негде. Каюсь, винюсь. Вот, вот, все - вот. От Аксенова есть аж семь вариантов прыжка. Кандидатуры я выбирала вразброс, чтобы скучно не было, - один такой, а другой этакий. Прошу:
Житинский // Снюсь
Блок // Двенадцать
В.Рыбаков // Зима
Лагин // Старик Хоттабыч
Акунин // Статский советник
Мамлеев // Петрова
Шукшин // Алеша бесконвойный
Двинемся.
Гайдаровский герой-любовник, певец, игрец и танковый боец Георгий изображает в заводской опере старика. Содержание оперы таково: есть, типа, психический дед, который не верит, что война кончилась. Ходит по ночам с винтовкой и арии поет:
Движенье тайное в угрюмой тишине.
Винтовка руку жжет. Тревога сердце гложет,
Как двадцать лет назад ночами на войне.
Но если и сейчас я встречуся с тобою,
Наемных армий вражеский солдат,
То я, седой старик, готовый встану к бою,
Спокоен и суров, как двадцать лет назад...
А хор ему отвечает: "Спокойно, спокойно, спокойно..." Зашибись. Но бог с ним, с заводским творчеством. Сюжет оперы - "мировой", бродячий; можно пойти Хемингуэем и попасть в Удину, где Пиани из "Прощай, оружие!" не верит, что война закончилась, и подозревает вражескую западню; можно пойти Холдменом, "Бесконечной войной", - и попасть на Старгейт, где колонистам объявляют, что война на родной планете завершилась 221 год назад. Мне кажется, интереснее будет пойти Стругацкими , "Обитаемым островом" , где через много лет после войны продолжают выискивать врагов ржавые роботанки и прочие воюющие автоматы.
Стругацкие устроены так, что, куда ни дернись, - опять попадешь к самим Стругацким или к их продолжателям. Тем более что "Остров" и сам - часть целой серии связанных текстов, и стоит только начать, как забредешь в глубокие дебри. Тоскливо это и неприятно. Одна радость - писарь Варибобу; посмотрите-ка вот на это:
"Голова капрала была склонена набок, глаза вытаращены, левая рука лежала на столе, придерживая бланк с красной каймой, а правая неторопливо выводила каллиграфические буквы. "Здорово у него получается, - думал Гай с некоторой завистью, - экий старый чернильный хрен: двадцать лет в легионе и все писарем. Надо же, как таращится, гордость бригады... Сейчас еще и язык высунет... Так и есть - высунул. И язык у него в чернилах. (...) - Ты как все-таки пишешься, - спросил Варибобу, - Гаал? Или, может, просто - Гал? - Никак нет, - сказал Гай, - Гаал моя фамилия. - Жалко, - сказал Варибобу, обсасывая перо. - Если бы можно было "Гал", как раз поместилось бы в строчку..."
А теперь - вот на это:
"Вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, - нет, он служил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его. (...) Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую службу, приказал дать ему что-нибудь поважнее (...) Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и наконец сказал: "Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь"..."
Таким образом, капрала Варибобу трудно не узнать; прежде чем реинкарнироваться на Саракше, он, очевидно, жил в Петербурге и назывался - в честь своего отца - Акакием...
Вот мы и пришли в "Шинель" , из которой все остальные давно вышли (не удержалась. Клялась себе - ни каламбурчика на эту тему! - и не удержалась). Тут интертекстуальный простор становится просто необьятным, - и Герцен с его страхом перед привидением на мосту в "Былом и думах", и Толстой, которого вообще всю жизнь носило то к Гоголю , то от Гоголя, и "скрытая полемика" с Достоевским, и все прочее, чего в учебниках понаписано... Не пойду туда, во всю эту тему влияния - вылияния; лучше задам вам две задачки, а сама выберу другой путь.
Задачка 1 (угадавшему - 1 пирожок ): как связать "Шинель" с творчеством Войновича?
Имя
Задачка 2 (угадавшему - 2 пирожка ): а конкретнее?
Имя
Сама же я выберу другой путь, поэтический; тем более что оттуда до Аксенова рукой подать. Я пойду Кальпиди , его стихотворением "Из дневника" , которое вообще целиком про Гоголя и на которое я в рамках этой игры имею право благодаря строке "...дальше "Носа" не видя в своей богомерзкой "Шинели" . И через несколько строф:
(Обижают его: В.Розанов своей клоунадой,гимназист Мережковский ругает с трехспальной постели,
некто А.Королев, про которого, впрочем, не надо,
потому что тухлятины мы без него переели.)
Нельзя сказать, ругает ли действительно Мережковский Гоголя; ну, обзывает его человеком со средневековым мышлением, - но ведь и черта, говорит, под конец поборол. Да и про трехспальность известно мало конкретного 1 ; от Зинаиды Гиппиус - "Зинки", как называл ее Бродский в эссе "Полторы комнаты", - вполне можно было ожидать двоемужества, а вот физического или "духовного" - тут я не знаю, это к специалистам. Связь у Мережковского с Бродским многослойная, сложная, иногда - почти магическая: так, семье Бродского в конце сороковых выделяют эти самые полторы комнаты именно в том доме, где в 20-е был салон Мережковских, в магическом доме Мурузи, пропитанном русской литературой - от Достоевского до обэриутов. Бродский обращается к Мережковскому не только в "Полторы комнаты" (как склоняется это ужасное слово?), но и в "Петербургском романе" , и в "Защите Лужина", и еще, наверное, где-то, где мне не дано знать. А Аксенов , в свою очередь, обращается к Бродскому в "Ожоге" , когда "русская танцовщица" демонстрирует наличие мозга, цитируя "...что, дабы не зажмуривать ей век, я прикрывал ладонью их, и веки..." , - и в ответ получает от пьяного литератора знаменитую фразу: "Если Бродский - поэт, то я тогда КТО?" Ответ остается на совести вопрошающего; впрочем, нам-то все равно, мы пришли к желанной цели.
Цепочка получилась такая:
Гайдар // Тимур и его команда ->
Стругацкие // Обитаемый остров ->
Гоголь // Шинель ->
Кальпиди // Из дневника ->
Бродский // Петербуржский роман ->
Аксенов // Ожог
Можно короче. И иначе. За каждую цепочку будем давать с полки три пирожка . Прошу:
Имя
1 Это я обиделась за Мережковского. Злые люди. Я вот за "Тутанкамона на Крите" все ему простила.