Эрик Булатов. Письмо из Флоренции
Пояснение адресата . Некрасов и я дружим с Эриком Булатовым и Олегом Васильевым скоро уже сорок лет. И хотя за эти годы отношения стали совсем близкими, семейно-родственными, все же с самого начала - и сейчас тоже - это, как сказал однажды Некрасов, не "дружба с мальчиками из нашего двора". Она возникла и длится так долго, потому что Булатов, Васильев и Некрасов чувствуют свою глубокую общность в искусстве, а поскольку искусство для них при всем их "авангардизме" не только то, что делается сегодня, то и некоторые мои работы о русской классике были им интересны, превращали меня в собеседника. Теперь друзья наши живут и работают за границей, с Олегом последний раз виделись в Париже уже давно, Нью-Йорк далеко, писем Олег не пишет, в Москве не бывает - только перезваниваемся, да думаем друг о друге. Эрик с Наташей ежегодно проводят в Москве 1 - 2 месяца, наговориться не успеваем, и я более или менее аккуратно пишу в Париж про нашу жизнь, в основном, в одностороннем порядке: там пишутся не письма, а картины. Зато с некоторых пор возник такой обычай: когда Эрик с Наташей на 10-12 дней выбираются "отдыхать" (т.е. Булатов отрывается от мольберта, а так-то это то же продолжение работы - смотреть, думать и готовиться), то он пишет такие письма-дневнички, и я их счастливый адресат: ведь когда объясняешь что-то другому, то уясняется для себя.
С разрешения автора писем Г.Зыкова подготовила к публикации фрагменты из них, исключив частное, оставив то, что, по нашему мнению, представляет культурную ценность. Не ждать же, когда мы все перемрем!
7.12.99
...Начинаю очередной дневник во Флоренции , в отеле, который называется "скалетта", т.е. маленькая лестница. Тут действительно всюду ступеньки, переходы, все комнаты на разных уровнях, такой удивительный старый дом. Все время куда-то попадаешь и, если бы не указатели, помогающие найти дорогу, заблудиться было бы совсем несложно. На плоской крыше, которая скорее терраса, очередная лесенка ведет на башенку, вернее, такую маленькую смотровую площадку, а оттуда вид во все стороны, обалдеть можно, вся Флоренция во всей своей немыслимой красе.
Сегодня солнце ослепительное, ни облачка. Воздух холодный, ясный, и если смотреть на север, по свету, то передний план весь окутан сеткой телевизионных антенн на крышах, а сквозь них - башня палаццо Веккио, красные черепичные крыши, вдали сиреневые горы кое-где со снегом по верхнему краю, и все залито таким теплым золотым светом, сказочно флорентийским.
Раньше мне всегда хотелось отделить, отслоить эту перспективу времени от сегодняшнего, от этих антенн, которые я воспринимал как помехи, а сегодня вдруг так остро почувствовал связь этих планов. Ведь эти антенны, такие нелепые - это жизнь, нормальная, в общем трогательная. Они не мешают друг другу.
...9.12
...Сегодня мы много ходили под дождем. Ветра нет, тепло... Город готовится к Рождеству... Над улицами протянуты гирлянды из якобы еловой хвои, перевитые золотыми лентами и золотыми громадными орехами. А вечером оказывается, что повсюду из хвои светят маленькие-маленькие лампочки. Все это блестит, сверкает и отражается в мокром асфальте или каменных плитах, которыми мощены улицы. Совершенно нереально все, даже непонятно, как это получается...
10.12
Сегодня опять дождь. ... Сейчас пойдем в Санта-Кроче.
...Это моя школа, я сюда каждый год приезжаю учиться. И с каждым годом выясняется, что того, что я умею, делается все меньше, а того, чего не умею, - все больше. Такая интересная школа, где каждый год переходишь из старшего во все более младший класс. Я уже почти чувствую себя первоклашкой. Но увлекательно невероятно. И как-то душа обновляется, это правда.
...Если это и отдых, то отдых достаточно утомительный. Ведь все время смотришь, стараясь увидеть, понять то, что смотришь. И потом для меня ведь не только картины в музеях и фрески в церквах, но и дома, и улицы, и само пространство городское, и куски воздуха в нем, и даже прежде всего именно это специальное флорентийское пространство требуют непрерывного внимания. Очень хочется что-то с ним сделать, но пока не получается.
Все-таки невероятно, что в этом, в сущности, небольшом городе в XV веке бил такой мощный источник творческой энергии, который осветил путь искусству прямо до нашего времени и, конечно, гораздо дальше нашего времени. Мы все это знаем, и все же только когда тут оказываешься, как-то ощущаешь полноту этой мощи.
Даже атмосферу, воздух того времени ощущаешь страшно реально. Как будто между XV веком и нами ничего не было. Вот они - и сразу я.
Хотя, казалось бы, о какой атмосфере XV века может быть речь, когда город забит магазинами, машинами, мотоциклами, загазованность - одна из острых проблем, все это так, и тем не менее...
В этих узких улицах, где громадные карнизы почти сходятся где-то наверху, а дома кажутся гигантскими, хотя на самом деле они совсем не такие уж большие, поразительно чувствуется присутствие Ренессанса . Как будто тот самый воздух застрял между домами. Только это не такой пышный веселый Ренессанс, а суровый, даже отчасти готический, скорее дантовский. И ведь целые улицы такие, они ведь и потом так продолжали строить. Во всем мире развлекались барокко и классицизмом, а они продолжали строить свои дома так же. И при этом город вовсе не музей, а живой, активный, самый настоящий город.
Вот в Париже, там ощущение непрерывности времени другое - как реки, которая течет сквозь века, сквозь сейчас, сквозь наше время. А Флоренция - это остановленное мгновение. Тут понимаешь, что все, что было между нами и этим мгновением, остановленным 500 лет назад, просто не имеет значения, как бы и не существует.
11.12
...Если, выйдя из нашего дома, пойти по улице направо, то совсем близко Понте Веккио - самый старый мост через Арно, весь застроенный лавками ювелиров, как в средневековье, а посреди моста бюст короля ювелиров Бенвенуто Челлини .
Если пойти налево, то еще ближе - палаццо Питти, громадный дворец, хотя довольно сурового, мне даже кажется, несколько испанского вида. За ним - роскошные сады, и на одном из домов, выходящих на площадь, памятная доска с надписью, что здесь Достоевский писал своего "Идиота" . Я, конечно, этого не знал, и надпись меня поразила. Во-первых, сам роман с Флоренцией совсем не вяжется, и, во-вторых, - дом с Достоевским. Так и кажется, что Достоевский должен жить в небогатом доме в каком-нибудь темном переулке, а еще лучше, если в темном дворе, а тут - роскошная площадь и, видимо, богатый, дорогой дом. Все-таки Достоевский всегда найдет возможность застать тебя врасплох.
...12.12
...О нас троих: о В.Некрасове, об О.Васильеве и обо мне - трудно писать, потому что трудно нас классифицировать. Хоть Некрасов и доволен концептуализмом, мне кажется, он все-таки не влезает туда целиком. Остается что-то и как раз очень важное. А меня куда только не записывали: и в фотореализм, и в ПОП-АРТ, и в СОЦ-АРТ, и все это правда есть, и много еще традиционного реализма (может быть, даже больше всего), и еще можно насчитать наверняка.
Но вот я потому и доволен теперешней выставкой [персональной выставкой-ретроспективой, проходившей в октябре 1999 - январе 2000 г. в Париже, в музее Майоля ], что, мне кажется, это первая выставка, где ясно видна ось, основа, на которую все нанизывается. Это работа на границе двух пространств: жизни и искусства.
Конечно, все это уже 100 раз сказано, но ничего, повторюсь еще раз: я ведь и пограничник и диверсант; слежу, чтобы границу не нарушили, и сам стараюсь проскочить. А кто этим еще занимается? Васильев, понятно, занимается, а так все заняты совсем другими делами.
А установка Некрасова на то, что фрагмент речи может стать или, вернее, оказаться стихами, разве это не пограничная ситуация?
В сущности, это речь, когда она не только не пишется, но еще и не выговорилась, еще только думается и начинает произноситься. В этот момент она делится на два пространства, какие-то ее фрагменты выпадают в пространство искусства. Необходима рефлексия сознания именно в этот момент, когда речь еще не знает, что она уже поэзия. Это почти невозможно. Для этого сознание само должно быть точно на границе, а то оно уж непременно подсунет какой-нибудь стереотип.
...И потом ведь Некрасов старается поймать на слове не какую-то необычную, индивидуальную, а именно обычную речь, которую каждый понимает как свою. Поэтому естественна реакция: "Какая же это поэзия? Это и я так могу".
Это стремление к анонимности у нас с Некрасовым, по-моему, общее.
...15.12.
...Сознание людей, живущих в одно время, более или менее одинаково. Вместе с тем, сознание каждого человека чем-то отличается от сознания всех других его современников. Так вот мне интересно не то, что отличает мое сознание, моя индивидуальность меня совершенно не волнует и не интересует, а то, что меня связывает с другими людьми, что в моем сознании общего, типового.
Я говорю о себе, но думаю, что и для Некрасова это так, для Васильева в меньшей степени. В сущности, ведь интересно выразить именно сознание этого времени, теперешнее.
Об этом мы сто раз говорили и писал я, но в голове все это снова и снова проворачивается и что-то еще проясняется.
Понятно, что раз меня интересует общее сознание, должно быть по возможности устранено все субъективное, поэтому годится фотография, репродукция, афиша, плакат - все, что удостоверяет, что художник тут не при чем, что это все так и есть на самом деле, и каждый это знает.
Но тогда мне тоже не надо обижаться, когда говорят: "Ну какая же это картина? Это просто фотография", - или что-нибудь в этом роде. Значит, я добился своего, а зрители покупаются на привычный внешний вид картины, так же, как читатели Некрасова покупаются на привычное звучание обычной речи.
16.12
Вот и настал наш последний флорентийский вечер, завтра утром - на север в Париж.
Вчера опять весь день шел дождь, и я, как псих, бегал под дождем с фотоаппаратом, снимал мотоциклы. Их тут миллионы, они бесконечными рядами стоят вдоль этих средневековых улиц, и я что-то хочу с этим сделать. ... Говорят, в горах к северу от Флоренции выпал снег, и холодный воздух, действительно, пахнет снегом. ... Вот и письмо мое надо кончать. Если это можно назвать письмом. Конечно, на самом деле это обыкновенный дневник...