Александр Уланов. Нелетающая канарейка
Мишель Уэльбек. Элементарные частицы. М., Иностранка, БСГ-Пресс, 2001.- 412 с.
Александр Уланов
Дата публикации: 19 Июля 2001
"Литературная помойка", "порнографическое убожество". И это при том, что французских читателей в самом конце ХХ века шокировать очень трудно. Но роман действительно вращается вокруг секса, и описания порой весьма крутые.
Но что еще остается героям Уэльбека - не Казановам, а обычным госслужащим? Политика кроме скуки ничего не вызывает, в Бога никто не верит, рынок уже давно поделен, потребление стандартно, в семье все друг другу чужие. "Он не слишком понимал, как ему вести себя с сыном. Вероятно, он желал ему добра, но при условии, что это не потребует от него слишком большой траты времени". А сын смотрит телевизор по пятнадцать часов в сутки. "Ему и его отцу абсолютно нечего было сказать друг другу. Два раза в день Брюно разогревал готовые блюда; они ели, сидя друг перед другом, практически не говоря ни слова". Так двухнедельный отпуск и проходит.
Секс хотя бы активнее, чем сидение перед ящиком. Секс - источник соревнования (кто больше...), катализатор общения. Может быть, при современных стандартах и бюрократии, секс - единственное персональное? Единственное, в чем человек еще свободен? Прорыв к реальности среди симулякров? "Хорошо проведенная фелляция, сколь бы ничтожна она ни была перед лицом вечности, доставляет реальное удовольствие; отрицать это было бы неразумно".
Но и секс оборачивается лишь механикой. "Быстро отказываются от поисков наслаждения (что требует тонкости, чувствительности, неторопливости) во имя фантазма сексуальной активности, по сути довольно холодной, напрямую скалькированной со сцен группового секса в модных порно..." Секс интегрируется в систему, становится чуть ли не тренировкой перед работой: на первый план выдвигаются "новизна, страсть и изобретательность (качества, требуемые и от служащего в пределах его профессиональной деятельности)". Секс тоже становится предметом молчаливо заключаемого контракта, стандарта поведения. "Подобная манера поведения, уважительная и лояльная, обеспечивает каждому, кто выполняет условия контракта, многочисленные моменты мирного достижения оргазма". Спокойно течет поток мыслей заведующего биологическим отделом Национального совета по научным исследованиям, где переплетаются наука, администрирование и подглядывание за гомосексуалистами на набережной. "Он раза два пытался помастурбировать, прильнув глазом к биноклю и уставившись на юнца, приспустившего плавки... В области фундаментальной биологии оставались существенные проблемы". Цены на проституток в сознании одновременны и параллельны расходам на ремонт автомобиля.
И тот, кто считает себя свободным, лишь порождает новые стандарты поведения. "Круг мелких буржуа, мир департаментских служащих, чиновников невысокого ранга много терпимее, приветливее, в нем больше открытости, нежели в среде молодых маргиналов". Хиппи, обитатели коммуны, приверженцы какого-нибудь течения New Age гораздо жестче требуют выполнения своих клише. А из коммуны очень быстро получается общество с ограниченной ответственностью, место для отдыха в раскованной обстановке.
А что делать некрасивому или старому? Они выталкиваются из секса не менее безжалостно, чем неудачник с рынка. Тем болезненнее это для недавних "сексуальных революционеров". "Культ тела, который они некогда столь яростно провозглашали, по мере увядания их собственной плоти неминуемо приводил их ко все более острому отвращению к самим себе... Прощайте, квазидионисийские торжества во славу нагих, умащенных маслом тел под лучами полуденного солнца! Так нудно бубнили сорокалетние, взирая на свои повисшие члены и жирные округлости. К 1987 году в Крае стали появляться первые кружки полурелигиозной направленности". Чего стоит такая религия, догадаться нетрудно. Пожилым и больным остается самоубийство. Если тело стало не источником счастья, а источником тягот и мучений, оно должно быть уничтожено.
Человек по-прежнему не в состоянии за себя отвечать, хранить в себе проблемы и решать их самостоятельно. Все рассказывается психоаналитику: "этот балбес здесь для того и торчит, чтобы слушать, работа у него такая". А женщин теперь портит философ. "Эта связь стала совершенно несносной с тех пор, как на приеме у Беназерафа его возлюбленная повстречала Делеза и обзавелась манерой чуть что пускаться в глубокомысленные разлагольствования, оправдывающие порнографию". И даже если наконец встречают любимых, с которыми счастливы, их не берегут. Кто-то не жаждет возиться с заболевшей, кого-то ждут научные исследования в другой стране... Чуть промедлить с ответом - и любимая кончает с собой. Остается хранить какую-нибудь милую вещицу, проездной билет времен первой романтической любви, "когда мы вместе ходили в лицей. Мне плакать хочется каждый раз, как посмотрю на него. Не понимаю, как все могло до такой степени изгадиться".
А будущее по Уэльбеку - "прекрасный новый мир" клонированных существ, бессмертных, идеально воспроизводимых, генетически исправленных. Царство ясности , "бессменной и изобильной радости" ? Судя по бесстрастному, монотонному, апатичному стилю якобы принадлежащего к этому царству уэльбековского рассказчика - скорее мир скуки. "В 1961 году дедушка умер. В нашем климате труп млекопитающего или птицы сначала привлекает некоторые виды мух (Musca, Curtonevra); когда разложение слегка затронет его, в игру вступают новые биологические виды, особенно Calliphora и Lucilia. Подвергаясь совокупному воздействию бактерий и пищеварительных соков, выделяемых червями, труп более или менее разжижается, превращаясь в среду масляно-кислотного и аммиачного брожения..." Не такой уж новый мир рациональной безлюбой достоверности, научного спокойствия. Ведь генетика меняет лишь ощутимое, телесные отличия, а не, например, способ смотреть на мир.
Так что стоило ли обвинять Уэльбека с его критикой "сексуальной революции" во вражде к свободе и индивидуальности? Были ли эти свобода и индивидуальность? "Можно ли рассматривать Брюно как индивидуальность? Его дряхлеющий организм принадлежит ему, и ему как личности предстоит познать физический распад и смерть. С другой стороны, его гедонистическое видение мира, силовые поля, что структурируют его сознание, его потребности характерны для поколения в целом". Выпущенная канарейка, уже не могущая обойтись без клетки, " в ужасе накакала на канапе, потом стала бросаться на прутья клетки, ища входную дверцу". Разучившаяся летать, едва не разбившаяся, выпав из окна.
Видимо, несмотря на все революции, в чем-то ситуация осталась прежней. "Мне нечего оставить в наследство сыну. У меня нет и ремесла, которому я мог бы его обучить... Правила, по которым я жил, для него ценности не имеют..." - и так далее, смотри "Думу" Лермонтова. Отделенный от нации, класса, семьи индивидуум вовсе не становится автоматически личностью. Персональность и свобода недостижимы автоматически через секс или присоединение к какому-то образу жизни, необходимы постоянные усилия, причем направление их выбирается каждый раз заново - и, возможно, ошибочно. Необходим перенос внимания с внешних параметров человека на внутренние - которые, опять-таки, почти неопределяемы и легко фальсифицируемы.
А до этого человек стоит, неспособный ответить на взгляд, в своей сковывающей броне. "Он хотел сдвинуться с места, но не мог... Он чувствовал себя отделенным от мира несколькими сантиметрами пустоты, создающими вокруг него то ли раковину, то ли панцирь".