Я ПОВЕРИЛ В РОССИЮ

Для сибиряков общие слова — вообще ничто. Им надо самим руководителя увидеть, попробовать. Что он, кто он? У нас привыкли, чтобы у начальника была грубая сила, привыкли ощущать строгую дистанцию. А тут, когда ты так приближен к людям, элемент риска есть. Я это вижу. И мне этот вызов интересен

СПАРТАНЕЦ

— У меня не слишком уютный кабинет. Это потому, что я редко здесь бываю. Больше времени провожу в Ниаге (город в Западной Сибири). Мы сейчас там ряд изменений затеяли, на одном из добывающих предприятий. Поэтому там в основном и живем. Жизнь кочевая, особенно последние пять месяцев — в гостинице или в общежитии.

— Получается вы, Семен Григорьевич, по образу жизни спартанец? Или это стиль руководства: любите быть ближе к народу?

— Понимаете ли, времена, когда все производственные процессы налаживались сверху, прошли. Если руководитель не будет понимать, как люди мыслят, воспринимают жизнь, — ничего нового создать не получится. Это будет неорганично. Обычная психология руководителя: да, они говорят всегда одно и то же — мы мало получаем, а вы отмахиваетесь от этих привычных просьб. И это становится привычкой. Контакты сводятся к минимуму. А когда вы видите, как они живут, как они одеваются, как они мыслят, какие у них сегодня заботы, вам сразу становится понятно, что можно внедрить, что нельзя.

— И давно у вас такие хождения в народ?

— Я 20 лет работал за границей, и там это нормально. Вошло в привычку у всех. Проблемы страха перед начальством не было вообще до определенного рубежа. До 79-го года никто и не слышал о таком, что инженера могут уволить «по сокращению штатов». Тебя брали в штат, ты начинал работать и, когда заканчивал работать, уходил на пенсию. Твоя компания была твоим домом. И вдруг резко, году в 1979 --1980-м, начались увольнения, и тогда Америка начала перестраиваться — экономичные японские автомобили, над которыми все смеялись, стали быстро раскупаться, начались увольнения, закрывались целые мелкие города — въезжаешь в город, а он пустой. Корпорации стали пересматривать свою политику. Подход к принятию решений стал меняться, он стал гораздо более гибким, и сейчас он снова меняется — идет нормальный эволюционный процесс. Это в Америке. Но и у нас тоже. Вся штаб-квартира нефтедобычи в нашей компании переехала в Сибирь, причем я никого не напрягал, просто сказал: ребята, я поехал. А ведь до этого, как всегда, десятки лет рулили из Москвы. Нефть сибирская, а рулили из Москвы или приезжали раз в месяц, давали нагоняй и уезжали.

ИММИГРАНТ

— Давайте поговорим о том, как вы пришли в нефтяной бизнес.

— Пришел из Хьюстона. А попал в Хьюстон как технолог, когда уехал из России в 1977 году. Я эмигрировал из Союза.

— Почему?

— Не знаю, тогда все, кто мог, уезжали, по-моему.

— А что вас тогда на это подвигло? По-моему, жизнь тогда была тихая, спокойная.

— Тут нам с вами будет трудно договориться. Вы другое поколение. Мне уже вам этого не объяснить. Будем говорить поэтому штампами. Существовал «железный занавес». Этого было достаточно для того, чтобы мечтать об отъезде. Я мечтал уехать, и я уехал. Попал тогда в частный престижный университет RTCE. Настолько престижный, что даже дочка Нельсона Манделы туда не попала. На юге США — это университет номер один. Я преподавал. Занимался фармацевтикой, физической и органической химией. Мне надо было раз в неделю преподавать, и я серьезно готовился, каждое слово переводил со словарем. В итоге ребята меня понимали, но задавали каверзные вопросы. Испытывали меня. Не то чтобы я не понимал вопросов, но каждый раз думал, а как сказать, нервничал. Я английский за полгода до отъезда начал учить. Кстати говоря, не так давно меня избрали профессором Принстонского университета. Очень почетное звание. И я сейчас с удовольствием езжу читать лекции.

— Что же тогда в Америке не сложилось?

— Напротив, я сделал необычайно успешную карьеру. Через полтора года после приезда меня пригласили в нефтяную компанию (сейчас она номер девять в мире). Там я девять лет занимался нефтехимией и технологией. Это был беспрецедентный случай успеха. Даже по американским меркам: только в этой компании я зарегистрировал больше 100 патентов.

ВОЗВРАЩЕНЕЦ

— Почему же тогда приехали обратно в Россию?

— Я почему-то впервые поверил в Россию. Смотрел за рынком, много анализировал. И я понял, что американские компании не будут успешны у нас. Мне хотелось серьезного большого дела. Потом и обстоятельства сложились так: я в 1995 году приехал руководить проектами в России и странах СНГ как сотрудник компании «Шелл». Здесь я встретил Ходорковского, и он мне предложил работу, вначале стратегическое планирование, потом через полгода меня повысили до первого вице-президента. Это было в 1996 году.

— Сколько вам лет было на тот момент?

— 49.

— А менять жизнь, менять страну, менять профессию в таком возрасте не страшно?

— Наоборот, чувствуешь себя молодым. Это вызов. И сейчас я с таким же удовольствием поехал в Сибирь, как и тогда с удовольствием поменял налаженный западный быт на заманчивые перспективы в России. Я научился на Западе этому: никогда не думать о том, как бы там могло быть. Я уже принял решение, и значит, только вперед, ни о чем не жалеть. Вот когда я участвовал в конкурсе на должность президента в ТНК и выиграл, тогда да, у меня был страх. Пришел в офис, а что делать, не знаю. Но я четко помню, что за два дня до этого я сидел и сам для себя расписывал: какие цели, какие задачи на месяц, на три года... В офисе появился, а там президентская комната размером... с туалет.

— И это в нефтяной компании?..

— А у компании долги, цены на нефть падают... Но мы за три месяца сделали ряд принципиальных шагов, которые очень резко изменили ситуацию. И я не думал: зачем да почему я здесь, не ошибка ли все это? У меня есть обязательства, цель, я принял вызов. Это действительно интересно.

— Но ведь людям присуще искать в каждом деле новые пути для получения личной прибыли. Какая выгода стать президентом убыточной компании? Покупать ее акции?

— Да нет, что вы. Я получаю достаточно, чтобы не задумываться о прозе жизни. Что касается акций — подумаю над этим. Но только для получения реальных дивидендов. А не ради того, чтобы что-то провернуть.

— Вы опасный конкурент? Часто судитесь?

— Не в этом дело. Я всегда говорил иностранцам, да и не только им, — если вам не нравятся российские законы, если вы их не уважаете, то вам здесь нечего делать. На этом рынке, в этой стране. Мало ли с кем вы не согласны. Не согласны — идите в суд. Это единственный выход. Не хотите в суд, собирайте вещи и езжайте в свою страну. Но наша законодательная система меняется, превращается в прозрачную, понятную для западных людей.

— А подробнее не расскажете?

— Нет, не расскажу.

ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ

— Я считаю, что Россия на грани больших перемен, очень положительных. Третий квартал следующего года я считаю особенно благополучным (я давно уже это предсказываю). Жизнь будет улучшаться, общество двигается в цивилизованном направлении.

Я очень рад, что мой прогноз относительно российских компаний сбылся: я прогнозировал, что очень скоро наши компании активно будут действовать в Центральной Европе. Теперь новый прогноз могу дать относительно цен на нефть: будет очень незначительное увеличение за год, а международные цены на нефть будут стоять. Что это значит? Это значит, что нефтяные компании будут в порядке, несмотря на низкие цены в России. Второе: государство будет собирать налоги. И третье: поскольку экономика в России во многом еще базируется на старых технологиях, очень энергоемких, а цены на нефтепродукты не будут быстро расти — значит, те отрасли, где энергетика входит в стоимость (а это и строительство, и металлы, и сельское хозяйство), будут хорошо развиваться. Это приведет к улучшению экономического состояния России и покупательной способности населения. Посмотрите, «ЛУКОЙЛ», «Газпром» скупают ряд предприятий в Европе, например в Хорватии... Вы увидите, что этот европейский рынок все больше и больше будут занимать российские компании. Особенно в области энергетики, нефти и газа. Мне очевидно, что зарплаты у людей будут расти, мне очевидно, что валюта стабильна. Все здесь становится гораздо проще. Хотите заработать? Поезжайте в село и начинайте зарабатывать деньги.

— Стоп. А почему бы мне лучше не приобрести хорошую нефтяную скважину? Боитесь конкуренции?

— Рост нефтяного потенциала в России относительно ограничен. Из-за дороговизны транспортной схемы (вся нефть находится в Сибири, ее надо гнать через всю Россию, у трубопроводов ограничены возможности, нужны целые станции, чтобы гнать нефть). Построить один трубопровод из Сибири стоит около миллиона долларов за километр — в зависимости от качества. В среднем получается 10 млрд. долларов за один трубопровод, если построить нормальные насосные станции, а это, извините, полбюджета России.

Если бы я вкладывал деньги сейчас, смотрел бы прежде всего на другие области хозяйства. Дешевая рабочая сила, в некоторых регионах очень неплохой климат и... у нас 50 миллионов трудоспособного населения. У нас огромный рынок. Импорт будет уменьшаться, а внутренний рынок — расти. Будущее вполне прогнозируемо.

Ольга БУХАРКОВА

В материале использованы фотографии: Михаила СОЛОВЬЯНОВА