Дата
Автор
Скрыт
Сохранённая копия
Original Material

Александр Уланов. Опасность чтения и письма

Опасность чтения и письма
Майкл Каннингем. Часы/Пер. с англ. Д.Веденяпина . - М.: Иностранка: Б.С.Г.-ПРЕСС, 2001.- 236 с.

Александр Уланов

Дата публикации: 15 Октября 2001

Персонажи книг оживают и дают имена людям, становящимся персонажами уже других книг. Друг зовет Клариссу "миссис Дэллоуэй" - по роману Вирджинии Вулф. Друг-поэт " стал бы редактировать это утро, вымарывая случайную уродливость вместе со случайной красотой ... а она, Кларисса, просто наслаждается видом этих домов, этого собора, этого прохожего с собакой " . Стыдясь признаваться в этой любви и некритичности - но продолжая наслаждаться. Радуясь созерцаемому и не превращая его ни в строчки, ни в кадры. Испытывая нежность " к сломанному телевизору, валяющемуся у края тротуара рядом с сиротливой белой туфлей из лакированной кожи " , к тележке уличного торговца овощами... Переживая совершенство мгновения. " Она стоит в неярко освещенном, приятно прохладном магазинчике, торжественном и роскошном, как храм, оглядывая свисающие с потолка сухие букеты и ворох разноцветных лент на задней стене " .

Но создательница "Миссис Дэллоуэй", но миссис Вулф? Перепады эмоций от блаженства к отчаянию. Всеобъемлющая головная боль, что " оккупирует ее, вытесняя то, что еще недавно было Вирджинией, с такой мощью и быстротой, ее рваные, зазубренные края так безусловны, что Вирджиния давно воспринимает ее как самостоятельное живое существо. Она неоднократно видела ее, гуляя с Леонардом по площади: над брусчаткой плыла искрящаяся серебристая масса, снабженная тут и там острыми зубцами, студенистая, как медуза " . Голоса, вспышки невыносимого блеска, поющие по-гречески воробьи. Страх взглянуть на себя в зеркале - кто знает, что там окажется? Миссис Вулф - писатель, она умеет видеть. " В мире столько всего разного: пальто в "Харродс"; дети, которые будут недовольны и разочарованы, что бы вы ни предприняли; пухлая рука Ванессы, держащая чашку; птица в саду, такая прекрасная на своем смертном ложе, похожая на украшение на шляпке. Этот миг на этой кухне. Нет, Кларисса не станет себя убивать. Разве смогла бы она оставить все это? " Миссис Вулф, раздумывающая о судьбе своей героини, смогла. Наблюдательность писателя - только последнее оставленное. Заталкивая в пальто камень, который утянет ее на дно, миссис Вулф отмечает " его прохладную известковость и белесовато-коричневый тон с зеленоватыми крапинами " .

Каннингем придерживается доброй старой платоновской идеи о поэте как священном безумце. Видения поэта Ричарда даже сходны с бредом миссис Вулф, те же медузы и поющие на древнегреческом голоса. Захламленная и темная квартира - как затонувший корабль. Разваливающееся кресло, протертое и засаленное так, что только выбросить на улицу, где его никто и даром не подберет. Человек, не то чтобы сошедший с ума, но для которого " тонкая грань между безумием и отчаяньем практически стерлась " .

Есть и третья женщина, миссис Браун. Читательница запойная в прямом смысле. Не выходить к завтракающим мужу и сыну - проснуться и читать... Вирджинию Вулф. Есть и другие способы бегства. В желание испечь " торт, который фактически бы представлял воплощенную мечту об идеальном торте, торте, который дарит вам безусловное и глубокое ощущение уюта и щедрости ". Спрятаться. За дверью от приходящей подруги. Или в маске обычной женщины, что курит и пьет кофе по утрам, растит детей и не переживает по поводу несовершенства тортов. Или в поцелуе с подругой. Миссис Браун умиляется, глядя на сына, но чуть он растерялся при столь грандиозном событии, как насыпание муки для торта, она не знает, что делать. Первая реакция - " просто исчезнуть, чтобы почувствовать себя свободной, ни в чем не виноватой, ни за что не отвечающей ". А всего-то требовалось похвалить маленького Ричарда.

Миссис Вулф еле держится на грани безумия. Миссис Браун читает ее и радуется, думает, что писательница блаженно предвкушает первую фразу романа. А та на самом деле испытывает головную боль и страх, или просто думает о предстоящей тяжелой работе. Но не в такой же ли степени непонятен обычный человек пишущему? Миссис Вулф удивляется служанке: " как ей удается никогда не забывать свою роль, как она умудряется всякий день и час оставаться собой и только собой? ". И отдавать распоряжения по дому - неразрешимая задача.

Кто абсолютно нормален - так это миссис Дэллоуэй. Балансирует в потоке городской жизни, в мыслях о приемах, которые надо устроить или на которые ее не позвали. Немного завидует бессмертию кинозвезды, остающейся навсегда в километрах пленки, радуется, что сама останется в романе Ричарда. Но она - здесь, сегодня, в своем образцово-показательном жилище: " так и видишь некоего "специалиста", бродящего по комнатам с блокнотом в руке: французские кожаные кресла - есть; стеклянный журнальный столик - есть; стены льняного цвета, увешанные ботаническими репродукциями, - есть... " Она чувствует иногда, что " это просто случайный набор вещей... абсолютно ясно, что она могла бы с легкостью оставить эту жизнь, этот произвольный мир комфортабельных пустот ". Но никуда не уйдет. Уходит это чувство, как поезд с маленькой станции. Уходят мысли о возможной, несостоявшейся жизни, которая могла оказаться гораздо богаче и невероятнее - но могла и не оказаться.

Читатель опаснее. Сначала миссис Браун замечает, как " один, без халата, поблескивающий своей новой яркой обивкой, стул этим солнечным июньским утром, похоже, сам удивлен, что он стул ". Далее осознаются опустошенность, замученность ребенком, тортом, поцелуем. Что так можно сойти с ума, без сцен и воплей, тише и безнадежнее. Так появляется действие. Сначала торт. Если он не столь совершенен, как хотелось - он летит в мусорный бак, есть время сделать другой. Потом - двухчасовой побег в рай, обычную комнату в гостинице, тихую и оторванную от продолжающейся жизни. Где можно просто читать или думать о смерти (даже миссис Вулф не удался побег в Лондон из слишком спокойного Ричмонда, муж ее любит - и присматривает за ней). Так человек перестает понимать, кто он. " Она - аристократка, живущая в Лондоне, бледная, очаровательная, слегка фальшивая; она - Вирджиния Вулф; и в то же время она - растерянная и неопределившаяся женщина, мать, водитель, поток чистой энергии наподобие Млечного Пути... " И в то же время никто и ничто. " Мелькает мысль нырнуть обратно в машину и уехать. Но она не позволяет себе этого. Нужно забрать сына, отвезти его домой и доделать праздничный ужин для мужа ". Но однажды миссис Браун не остановится. Уйдет из ловушки, " где ей вовек суждено исполнять роль жены ". Бросив сына. И став героиней его поэзии. " Потерянная мать, неудавшаяся самоубийца, женщина, бросившая свою семью ". Тень и богиня. " Женщина бездонной печали и ослепительного обаяния, влюбленная в смерть, и палач, и жертва, и муза... та, что предала Ричарда, та, кого он бесконечно любил ".

Миссис Дэллоуэй надежнее. " Ты честно пытаешься быть в это мгновение на этой кухне с цветами; пытаешься любить эти комнаты просто потому, что они твои ". Все-таки это действительно любовь, когда даже в мыслях можешь смириться со своей смертью - но не со смертью подруги. И не так уж мало - не разлюбить друг друга за восемнадцать лет.

Но те мгновения счастья, которые человек хранит, происходят и сейчас. И все длится объятие Клариссы и Ричарда - обоим нет двадцати, холодный вечер на берегу озера, и кажется, что возможно все... " Этот поцелуй, прогулка, предвосхищение ужина и книги и были ее единственным опытом счастья ". Ужин и книга давно забыты, секс с Ричардом тоже оказался неуклюжим, осталось само мгновение, в котором " было какое-то ни с чем не сравнимое совершенство, отчасти связанное с тем, что, казалось, оно обещало большее ". Счастье - это обещание.

Но есть и счастье ухода, перемены - у миссис Вулф и миссис Браун. И мир, который обещает счастье - но порой дает иное - и большее. И современный герой - может быть, тот, кто " угрохал все семейное состояние на печатание серьезных, трудных книг, которые, как он отлично знал, не будут продаваться ".

А в общем - опасно это, писать и читать в современной Америке. Да и в других местах тоже.