Игорь Федюкин: Северный альянс: Россия вступает в НАТО, но не завтра

риторический тупик

Можно утверждать, что именно отношения с НАТО являются лакмусовой бумажкой для новой российской дипломатии. Как и недавняя американская поездка российского президента, нынешний визит генерального секретаря НАТО Джорджа Робертсона в Москву не оправдал ожидания тех, кто предсказывал сенсационный прорыв. Как и в Вашингтоне-Техасе, стороны поговорили о нераспространении оружия массового поражения, о взаимодействии, о повышении уровня доверия и безопасности во всем мире. Выступая в Волгограде и Москве, генсек НАТО ратовал за расширение сотрудничества: "Нам нужно нечто большее и быстро". Однако между российско-американскими отношениями и отношениями России с НАТО есть существенная разница. Если первые уже традиционно строятся на личной "дружбе" президентов, то отношения с НАТО, структурой бюрократической и зацикленной на международно-правовых вопросах и договорах, возможны только формальные, отлитые в металл институций и соглашений. И здесь позиция именно российской стороны является вполне показательной.

Проблему вступления России в НАТО можно рассматривать в трех плоскостях. Во-первых, это практическая осуществимость v грубо говоря, согласование технических деталей вроде солдатских рационов и калибра пушек. Задача эта неимоверно трудная, но решаемая, хотя обсуждать ее на данном этапе смысла, очевидно, и не имеет. Во-вторых, это проблемы институциональной интеграции и политической притирки. И в-третьих, это политическая воля.

Именно демонстрация политической воли v причем с обеих сторон - к вступлению/принятию России в НАТО и есть главный итог визита Робертсона. После распада сначала Варшавского договора, а затем СССР основной проблемой в отношениях между Россией и Североатлантическим альянсом было расширение НАТО на восток. Параллельно, однако, в середине 1990-х Россия и НАТО начали вырабатывать формы взаимодействия: в 1997 г. был принят так называемый основополагающий акт "Россия-НАТО", где стороны договорились не считать друг друга врагами и создать Совместный постоянный совет, целью которого должно было стать достижение «большего доверия, единства целей и привычки к консультациям и сотрудничеству». После того как в 1999 г., несмотря на решительные возражения Москвы, натовцы начали бомбить Югославию, практически все контакты были на несколько лет прерваны. Информационное бюро НАТО в России, например, формально возобновило свою работу лишь в феврале этого года.

В постъельцинскую эпоху претензии Кремля к НАТО приобрели новую направленность и, пожалуй, известную внутреннюю стройность. Если раньше Москва просто возражала против расширения альянса на восток, то сейчас натовцам пеняли на непоследовательность: мол, берете болгар - берите и нас. Очевидно, что на раннем этапе заявления эти были настоящей провокацией, поскольку сама идея вступления России в НАТО казалась дикой и нереальной. Но сам вопрос о невозможности теоретически исключить Россию из числа потенциальных абитуриентов был очень удачным риторическим ходом, подобно уловке Буша-младшего, который объясняет необходимость создания национальной ПРО окончанием холодной войны. В обоих случаях диалог упирается в то, что, несмотря на фактическое окончание этой самой войны, стратегические доктрины безопасности строятся во многом на прежних принципах, а отказ от них выглядит как для России, так и для США-НАТО практически разоружением. Признание этого факта на уровне политической риторики находится под запретом.

риторический прорыв

В действительности же за последние недели в вопросе о возможном вступлении России в НАТО достигнут поражающий воображение прогресс: обе стороны признали, что в принципе Россия может влиться в НАТО. Во время выступления Путина в Университете Райса в Техасе его спросили, может ли Россия вступить в НАТО? Путин ответил то же, что летом в Любляне: СССР уже подавал в конце 1950-х заявку на вступление в НАТО - тогда в просьбе было отказано (НАТО обосновал отказ отсутствием демократии в СССР и оккупацией стран Восточной Европы). «Сегодня этих причин более не существует», - заявил Путин. По его словам, Россия готова настолько глубоко развивать сотрудничество с альянсом, насколько альянс будет к этому готов.

И тут Путина едва не поймали на слове. Словно в ответ на его, Путина, заявление в конце прошедшей недели британский премьер-министр Тони Блэр предложил провести радикальную реформу руководящих органов НАТО. Вместо совета Россия-НАТО, созданного в 1997 году в качестве консультативного органа, предлагается создать Российско-Североатлантический совет (РСС) в составе 19 членов альянса и России, который фактически стал бы главным руководящим органом НАТО. Таким образом, Москва де-факто оказывается в высшем руководстве НАТО. Предполагается, что подготовительные работы по созданию РСС должны быть осуществлены в течение года, а сам совет может быть создан на следующем саммите НАТО в Праге в ноябре 2002 г. Буквально вслед за Тони Блэром американский посол в Москве Александр Вершбоу заявил, что Вашингтон выступает за качественное улучшение взаимоотношений Москвы и НАТО и за выработку принципиально новых механизмов по интеграции России в Североатлантический альянс в качестве равноправного партнера; США готовы провести консультации с Россией по поводу предоставления ей возможности принимать совместные с НАТО решения.

Иными словами, момент принятия принципиального решения был пройден, табу вдруг снято - и стороны сразу оказались в ином измерении, в измерении конкретных шагов, к чему Россия была, кажется, не вполне готова. Симптоматичны здесь разговоры о равноправии в принятии решений, на что усиленно напирали в своих выступлениях оба российских министра Иванова. Проблема как раз в том, что именно Россия пока не может играть на равных, то есть безоговорочно принимать стандарты и решения НАТО, а также тот факт, что голос ее будет формально равен голосу Бельгии или Исландии. Поведение России в Совете безопасности ООН (в случае с санкциями против Ирака, например) показывает, что Москва не в состоянии играть в одной команде с Западом по всему фронту, наступая при этом на горло собственной песне. Не предстоит ли России постоянно сталкиваться с единым фронтом «старых» членов, а также с плохо скрытым недоброжелательством бывших сателлитов, вступивших в Европу на полгода раньше? Требуется очень длительное время, чтобы реальные интересы России и НАТО настолько «притерлись» друг к другу, чтобы поводов для конфликтов не возникало.

Северный альянс

Пока же речь, очевидно, идет лишь о первых шагах такой «притирки». Гвоздем московской программы стало заявление Робертсона о том, что Россия «периодически и по конкретным вопросам» могла бы принимать участие в расширенных заседаниях Совета НАТО. По словам генсека альянса, темами для совместного обсуждения могли бы стать вопросы борьбы против терроризма и распространения ядерного оружия. «Главное, что у нас есть желание слушать и двигаться вперед... Теперь необходимо найти творческий путь к развитию и углублению наших отношений не только по формату, но и по содержанию», - говорит Робертсон. И тут же добавляет, что пока «нет никакого готового рецепта для этого, и нам нужно будет его выработать вместе». Жизнеспособность предложенного Робертсоном варианта, впрочем, неочевидна: возможность членов альянса по своему усмотрению решать, приглашать им Россию или нет для обсуждения данного конкретного вопроса, может стать источником постоянного раздражения для российской элиты.

Кажется, что президент Путин понимает дилемму и отчасти пошел на попятный. Выступая 22 ноября перед членами комитетов по международным делам Госдумы и Совета Федерации, он высказывался далеко не так радикально, как в Техасе: «Хочу подчеркнуть еще раз: Россия не намерена вставать в очередь на прием в НАТО. По своему экономическому, научно-техническому, людскому, военному, территориальному потенциалу Россия - самодостаточное государство и способно обеспечить свою оборону. Но в изменившихся условиях в мире мы, повторяю, настроены на позитивное, конструктивное сотрудничество не только со всеми странами, но и со всеми международными организациями. Особенно в сфере безопасности. И мы готовы сближать свои позиции с НАТО по очень многим направлениям настолько далеко, насколько сам Североатлантический альянс к этому готов, при учете наших национальных интересов». Буквально то же самое Путин сказал и Робертсону при личной встрече.

Определенная нерешительность в высказываниях российского лидера налицо. И все же рискнем утверждать, что Россия обречена быть с Западом; с НАТО ли, с Евросоюзом ли v не так важно. Обе организации являются механизмами стратегической консервации, резервациями бывших империй, которые сообща защищаются от покушений на свои привилегии со стороны окружающего мира (нечто вроде английской Палаты лордов до того, как ее реформировали лейбористы). Растущие державы Азии (вроде Китая и Индии) не нуждаются в постоянной стабильности, а наоборот, хотят добиться максимально текучего мироустройства, позволяющего им в будущем расширять свою сферу влияния. Россия же принципиально является державой статус-кво, а как сказал лорд Робертсон, «мы вступили в новый век - век неопределенности; если это правда, не нужна ли нам определенность?». В принципе, нынешнее руководство России, как кажется, понимает, что определенность России нужна как никогда.