Григорий Заславский. Неважная "Игра"
Премьера мюзикла в Театре сатиры
Григорий Заславский
Дата публикации: 7 Мая 2002
В Театре сатиры сыграли премьеру мюзикла "Игра", первые спектакли - самые трудные, тем не менее о каких-то существенных недостатках, которые не исправит уже никакой даже самый удачный прокат, говорить уже можно.
Александр Ширвиндт , наверное, может быть назван наиболее бесстрашным художественным руководителем.
Олег Табаков , например, собирает труппу по всей стране, рекрутируя звезд из родного ему Саратова и знаменитого своими новыми силами Петербурга, Михаил Ульянов всеми правдами завлекает на постановку литовского режиссера Римаса Туминаса . Ширвиндт, видно, полагаясь на силы своих актеров, на умения труппы, приглашает тех, кто славы особой режиссерской не имел, или тех, кто успел такую славу подрастерять за годы простоя или - как у Михаила Козакова - антрепризного бытия.
Мюзикл композитора Александра Колкера и либреттиста Кима Рыжова по мотивам пьесы Сухово-Кобылина "Свадьба Кречинского" мог считаться таковым лишь в те уже подзабытые годы, когда о мюзиклах мы почти ничего не знали. Танцы, которые потом сменяют песни, за ними следом - долгая разговорная сцена, - все вроде бы - отдаленно, приблизительно - напоминает структуру мюзикла, но именно отдаленно, приблизительно. "Игра" Колкера куда ближе по жанру к оперетте, хотя и для оперетты в ней недостает танцев и песен. Спектакль же Козакова не может быть назван мюзиклом даже при самом добром отношении к Козакову, Колкеру, Киму Рыжову и театру Сатиры.
Живой оркестр - вещь, конечно, приятная и свидетельствует о размахе театра, который готов идти на дополнительные издержки. Но когда актеры неважно поют, а главное - крайне неумело танцуют, не в такт, и не вместе, то оркестр становится неуместным шиком, вроде подаяния в золотой, которым одаривает обнищавшая Раневская из пьесы Чехова "Вишневый сад" нищего прохожего.
Уже на премьере зал пустует на треть. Те, которые не дожидаются выхода бенефицианта Спартака Мишулина, покидают театр в антракте. И - проигрывают. В спектакле, для которого в труппе театра Сатиры, говорят, не самой маленькой в Москве, не нашлось исполнителя на главную роль - на роль Кречинского, главным становится Спартак Мишулин , который играет Расплюева. Мелкого воришку, для которого самое большое счастье - не упустить пятака или целковый, когда можно было украсть сотню и тысячу. Передергивает по памяти, испив чаю, машинально засовывает в широкие карманы штанов чашку и блюдце, крестится так, что его троеперстие всякий раз небезболезненно "проседает" до самого причинного места и всякий раз вызывает болезненные ощущения. Играет Мишулин смешно, его игра - пожалуй, единственное несомненное достоинство безбожно старомодного и утомительного представления. Но по игре Мишулина совершенно нельзя догадаться, что Расплюев - именно тот герой, имя которого стало потом нарицательным. Что такое расплюевщина? Неужели только каскад трюков на стыке эстрады и цирка, набор приятных и смешных мелочей?
Зачем было возвращаться к сочинению, оставшемуся в истории Театра сатиры как красивая легенда. Прежде Ширвиндт любил рассказывать, как мечталось ему сыграть Кречинского, как Козаков начинал репетировать этот самый мюзикл, тогда, двадцать лет назад, бывший вполне еще ого-го (как и Ширвиндт, и сам Козаков). Но Козаков тогда уехал в Израиль, Плучек спектакль закрыл.
Смотришь теперь вышедшую в Сатире "Игру".
Какая там легенда? Да и не потому ли Плучек закрыл спектакль, что был он плох? Вот какие грустные мысли закрадываются в голову во время самого спектакля и после премьеры.
Бессмысленно спорить о том, кто больше виноват в таком плачевном результате - режиссер, актеры, худрук или безымянный "театр". То, что почти все здесь работают ниже своих возможностей, хуже, чем могли бы, увы, свидетельствует о том, что невысокими, непритязательными были задачи. Владимир Максимов, художник спектакля, параллельно работал над "Безумной из Шайо" в "Мастерской Петра Фоменко" . И там он - на высоте (там он и стал знаменит как один из самых лучших сегодня сценографов). Работу Николая Андросова , названного в программке балетмейстером, иначе как халтурой назвать нельзя. Конечно, было бы лучше, чтобы об этой его "подработке" никто и никогда не узнал, поскольку до сих пор Андросова принято было считать крепким профессионалом, мастером своего дела, просто - талантливым человеком. Но как можно было надеяться на "анонимность", если спектакль выходит в более или менее столичном театре?! И теперь все видят, как можно танцевать - "мимо" рук, "мимо" ног. Для мюзикла (хотя, как не раз уже было замечено, к мюзиклу данное действо отношения не имеет) это равно самоубийству, поскольку в мюзикле самое главное - общий порыв, единый танец двадцати или сорока пар ног и, соответственно, рук... Разлаженный кордебалет в безвкусных кафешантанных костюмах кажется приклеенным ко всему прочему, "нетанцевальному" действию.
Спартак Мишулин все же не так давно, чтобы это забылось, сыграл Старика в спектакле Светланы Враговой "Счастливое событие" . Вот это была роль! А совсем недавно его короткий номер с удовольствием описывали все рецензенты юбилейного ревю "Андрюша". И Елена Подкаминская, недавняя выпускница Щукинского училища, видно, что способна на большее, - ее драматического темперамента хватило бы не только на эффектное вскидывание тонких красивых рук. Но ничего другого от нее, вероятно, не потребовалось. В этом сезоне, кажется, первом для нее в Театре сатиры, Подкаминская сыграла две большие роли - Лидочки в "Игре" и Кэй во "Времени и семье Конвей". И обе - неудачные, больше говорящие о нижних границах ее дарования, нежели о "потолке". Как говорится, отсюда бы и танцевать. Вперед и выше...
Бесстрашие и риск в искусстве - дело хорошее. Смелость, как известно, города берет. Но когда почти ничего не предвещает удачи, увы, "бесстрашие" - не самое точное определение. Прошу прощения, если кого-то обидел.