Александр Уланов. Из-за наших спин

" Я всегда искал зазоры между происходящим... В том, что я пишу, всегда есть побуждение не принимать все как данность, как неизбежность ". Фантастическое - это не декорации средневекового прошлого или кибернетического будущего. Это нечто исключительное, и в то же время здешнее. Оно - скорее не в вещах, а в умении их видеть. Повод для рассказа - автомобильная пробка, заколоченная лишняя дверь в гостинице. " Промельк чего-то в результате смещения фокуса, когда обычное уже не убаюкивает, потому что оно перестает быть обычным, если его подвергнуть тщательному исследованию, словом, если копнуть поглубже ".

Фантастическое открывается (и открывает!) увлеченностью, поверх критики и анализа, такой, чтобы " душа моя вышла из берегов и отправилась бродить туда, где ей так нравится бродить ". Селезень в озере в Булонском лесу с его самодовольным весельем в глазах и тонким расходящимся следом на воде, сухой лист, покачивающийся на самом краю скамьи, " оранжевый подъемный кран, гигантский и кружевной, на фоне синего вечернего неба "... Мгновенное включение в событие. " Способность восхищаться всем, что тебе нравится, так, что радость от созерцания простенького рисунка на стене не становится меньше при воспоминании о фреске Джотто в Падуе ".

Необходима готовность встретить, не уклониться от открывшихся смыслов. " Ненавижу читателя, купившего книгу, зрителя, оплатившего билет и в удобном кресле переживающего теперь физическое наслаждение или восторг перед гениальным художником. Что Ван Гогу твои восторги? Он хотел, чтобы ты стал с ним заодно, чтобы ты нашел в себе силы, как он когда-то, без страха вглядеться в Гераклитов огонь ". Рассказ - это напряжение (причем напряжение чтения не меньше, чем письма). " Из такого рассказа выходят, как из любовного акта, - без сил, утратив связь с внешним миром, куда возвращаются постепенно, широко раскрыв глаза от удивления, от медленного узнавания, нередко с облегчением, а иногда со смирением ". Не слишком ли мы спокойные? Ведь тут, как в нормальной экономике - чем больше вложишь внимания, тем больше от текста и получишь.

Мир открывает игра - не инфантильное, " а нечто глубоко серьезное, такая деятельность, которая сама по себе важна и обладает собственной системой ценностей и дает возможность полного самораскрытия всем, кто этим занимается ". 68-летний писатель, менее чем за два года до смерти, проделывает путь из Парижа в Марсель , занимающий 8-10 часов на автомобиле, за 33 дня, чтобы побывать на всех автостоянках, по две в день, сживаясь с дорогой и всем, что вокруг нее. " Тот, кто играет всерьез, доигрывает до конца. Такой человек не может остановить им самим изобретенную игру, хоть она и ведет к гибели ". Кортасар играл до конца. Мы говорим об игре много, но не слишком ли вялы и необязательны наши игры?

Неспособность - и нежелание - полностью включаться в предлагаемые жизнью системы и ситуации. Стремление создавать свой, открытый порядок событий, в котором нет завершенности, " потому что ничто не завершается и не начинается у того, кто живет в системе, которую определяет лишь сиюминутная сетка координат ". Свободное движение джаза. Ни для какого истэблишмента Кортасар своим не был - левые не прощали ему игру и фантастику, правые - внимание к Кубе и Никарагуа, никаких престижных испаноязычных премий писатель, уехавший во Францию, так и не дождался. С Кортасаром - читатели. "Рыжеволоса полночь. Ты идешь, из сети ускользая сквозь ячейки... " - так пытается уловить его Хосе Агустин Гойтисоло .

Кортасар - разный. Эссе о неготовности латиноамериканской литературы к описанию эротики - рядом с восхищенным воспоминанием о голосах певцов - рядом с пародией на бюрократию, составляющей тщательные планы, назначающей ответственных чиновников, запасающей средства и проводящей учения для истребления крокодилов во французской Оверни, где их отродясь не было. Он настаивает на диалогичности, на том, что поэт обращен к нам, что для игры, как и для любви, нужны двое. А рядом - восторженное эссе о Рембо, чьи попытки прорыва к ясновидению, уж несомненно, не диалогичны.

Признавая себя "латиноамериканским интеллигентом", Кортасар тут же оговаривается, что на далее им сказанное это не влияет, он стремится говорить просто как человек доброй воли, независимо от национальности и положения писателя. И "аргентинское" в нем только выиграло от соприкосновения с интеллектуальным космосом Европы. " Живу в европейской стране, которую сам избрал себе местом проживания, исходя из тех соображений, что здесь я могу жить полной жизнью и писать так, как мне это кажется наиболее приемлемым ", - латиноамериканским почвенникам приходится отвечать так же, как и русским. А среди теоретизирований Кортасар с одобрением цитирует своего друга, художника и литератора Хулио Сильву: " Главное - позволить руке делать то, что яйцам захочется ". Похоже, что настаивающий на фантастике и необыденности Кортасар как раз нормален - а вот мы кто?

Даже комментатора Кортасар в конце концов сбил с толку. В 1983 году он говорит что-то в Аргентине Иполито Солари Иригойену, а в сноске указывается, что Иригойен - президент Аргентины, умерший в 1933. " Хулио - это длинная натянутая струна и лицо луны " (Эдуардо Галеано). Жаль, что остальные статьи о Кортасаре в книге - хвалебно-некрологические. И, наверное, можно было обойтись без прочитанной Кортасаром на Кубе длинной лекции с банальностями о том, как писать рассказ, - лучше бы побольше из "Вокруг дня на восьмидесяти мирах" или "Последнего раунда". "Крушение на острове", например.

Кортасар издевался над монолитом ангажированной серьезности - но не избежал ангажированной патетики, в тексте о Неруде , например, как ни маскирует он его под письмо. Странно читать, что Ленин - истинный оптимист, верящий в человека, как и Троцкий. Увлеченность кубинской революцией - и нежелание публично выражать несогласие с ее идеологическим догматизмом, чтобы критические замечания не использовал международный империализм... Из этого сора стихи уже не росли - к концу жизни Кортасар писал все меньше, и последний его роман, "Книга Мануэля", наименее интересен. Но всякий поиск предполагает неудачи, на то он и поиск.

" Осторожно, господа, не слишком наклоняйтесь над могилой, не спешите лицемерно говорить покойнику последнее прости, ведь он стоит за вашей спиной и, смеясь, может столкнуть вас нежданно в свежевырытую яму, вот тогда вы наконец и узнаете ту самую землю, которую ненавидите из-за своей спеси, из-за того, что вы и есть настоящие мертвецы в том мире, который давно сбросил вас со счета ".