Инна Булкина. Журнальное чтиво: выпуск 100
"Вестник Европы" #3
Инна Булкина
Дата публикации: 23 Сентября 2002
П редыдущий выпуск "Чтива" анонсировался как "предпоследний", соответственно, этот - 100-й - я должна понимать как "последний". Не исключено, что в том "рекламном" смысле, в котором мы привыкли слышать киношные вопли газетных продавцов: "Последний выпуск! Последний выпуск!". Совсем не обязательно понимать это буквально. По крайней мере, уверенности такой нет. Но неуверенность есть. К сожалению.
В любом случае этот выпуск "Чтива" - 100-й, и вероятно, нужно что-то произнести по этому поводу. Но я не стану этого делать. Юбилейно-приуроченные речи - не самый приятный жанр потому хотя бы, что предполагают некие вехи, итоги, круглые даты, начала и концы, между тем лучшее, что есть в этом литературном роде, я имею в виду т.н. периодические (продолжающиеся) издания, это их ритм и... иллюзия бесконечности. Мы знаем, что они были (некоторые на нашей короткой памяти были "всегда"), что они выходили в прошлом месяце (квартале, полугодии), что они выйдут в следующем месяце (квартале, полугодии), что "продолжение следует", и в этом, надо думать, залог известной стабильности, а более всего - привычка. Которая - замена счастью, и это правда.
В какие-то времена, и эти времена принято называть нестабильными, журналы утрачивают свою приятную периодичность, и все кругом начинают говорить об их смерти. Вернее, не все, а некоторые, имеющие к этим самым журналам непосредственное отношение. Остальные как-то мало замечают или принимают как должное, потому что нестабильные времена таковы, и вопросы жизни и смерти толстых журналов - не самые насущные вопросы жизни и смерти, скажем так. Потом, когда все возвращается на круги своя, вдруг оказывается, что журналы никуда не девались, а те, которые девались... ну, значит, планида у них такая. Но потом они все равно откуда-то берутся снова. Возобновляются, как это у них, у журналов, принято. И здесь я уже перехожу к сегодняшнему предмету. То есть к журналу "Вестник Европы", который как раз отметил юбилей. Не вчера, а некоторое время назад, но "ВЕ" выходит не часто, и в Сети "юбилейный номер" на сегодняшний день последний. Так что имеем полное право отметить не 100-й выпуск "Чтива", а 200-летие журнала "Вестник Европы".
Настоящий журнал "Вестник Европы" в нынешнем своем - третьем воплощении - явился в прошлом году. Явился не без скандала (такие уж меркантильные времена), и был встречен не то чтобы с энтузиазмом . Однако стоит отдать должное издателям: выбирая бренд, или, академически выражаясь, - традицию, они выбрали ее вполне сознательно и концептуально. Третья версия "ВЕ" более всего настаивает на первой - карамзинской (это двухсотлетие первого - карамзинского номера "ВЕ" отмечаем мы в этом году), хотя и вторая (1861-1918) прозывалась в свое время "либерально-профессорской".
Юбилейный номер начинается со здравицы Карамзину (хотя не грех было бы вспомнить и других редакторов и издателей, хоть бы и Жуковского), именно Карамзин, как здесь не без пафоса заявлено, " своим журналом раз и навсегда ввел Россию в Европу ". Вообще, хоть в юбилейных речах и не принято, но согласимся со строгим журнальным рецензентом "НЛО" : в этой версии "ВЕ" слишком много риторики. Карамзинский "ВЕ" был не в пример скромнее:
" С будущего января 1802 году намерен я издавать Журнал, под именем Вестника Европы, который будет извлечением из двенадцати лучших Английских, Французских и Немецких журналов. Литература и Политика составят все главные части его " - вот программа.
А вот программа третьего "издания":
" Мы видим третий "Вестник Европы" как журнал цивилизационного выбора, мощного интеллектуального интеграционного порыва, диалога культур и поколений. <...> Мы начинаем журнал живой, сегодняшней, многоцветной, становящейся единой европейской культуры, за две тысячи лет христианской цивилизации реально вырисовывающейся на нашем многострадальном континенте ... итд.".
Если снять пафос, речь идет о европейском выборе, что, собственно, и составляет тему и предмет. Первый раздел называется "Современный раздел. Жизнь" (в отличие от "Исторического раздела", который тоже имеет место быть) и открывается большой статьей Василия Щукина "Историческая драма русского европеизма" . Заметим, что в "Историческом разделе" современные чеченские "записки из подвала" , так что по логике вещей им бы стоило поменяться местами. Между тем статья Василия Щукина (скорее, это объемистый реферат, а больше всего похоже на главу из монографии, не вполне вычитанную и оборванную на полуслове) уже в зачине корректирует "тосты" из редакционной "здравицы": не Карамзин "ввел Россию в Европу". И не Петр I.
" Вопреки распространенному мнению, европеизм появился в России не в результате преобразований, имевших место в эпоху Петра Великого, - он возник одновременно с русской государственностью. Возникшее в середине IX века на востоке Европы государство Рюриковичей было не менее европейским, чем появившиеся приблизительно в то же самое время на политической карте субконтинента Польша, Чехия, Паннония (Венгрия) или Сербия. Располагаясь вдоль торгового пути "из Варяг в Греки", на оси Север-Юг (а не Восток-Запад, как гласит расхожее мнение), Киево-Новгородская Русь вбирала культурные влияния как германской Скандинавии, так и, с помощью болгарского посредничества, Византии - прямой наследницы эллинского Востока и римского Запада ".
Затем автор прослеживает драматические препятствия на пути "русского европеизма" - от татарского нашествия до особенностей восточной церкви, и феномен "русских европейцев", череду которых заканчивает внезапно на "пустом Козловском" (кн. Петре Борисовиче), так и не дойдя до Чаадаева.
После чего следует "Современный архив", в котором оказалась речь бывшего министра федеральной экономики Германии, а ныне президента фонда Науманна Отто Графа Ламбсдорффа при вручении ему премии им.Александра Меня. Речь, судя по всему, прозвучала в стенах Московской Межбанковской валютной биржи и называется "Пути и надежды" . Там же мы находим "фрагменты" из других речей бывшего министра, и все это вместе - извлечение из книги "Отто Граф Ламбсдорфф. О России и Германии", изданной в прошлом году издательством "Рудомино". Опять приходится признать правоту строгого рецензента "НЛО": это не журнал. Это журнальная имитация.
Как бы то ни было, бывший германский министр Отто Граф Ламбсдорфф держал речь (речи) о Европе после 11 сентября. Далее в "Современном архиве" следует статья бывшего британского министра лорда Оуэна о валютной политике ЕС и Британии ( "Евро. Почему британцы готовы остаться в стороне" ) и глава из книги оксфордской профессорши Анн Дейтон "Единая Европа как предмет политики" - тоже про разногласия Британии и ЕС. Наконец, самая нескучная статья этого раздела - "Как научить демократию защищаться" Андрея Медушевского. Это анализ давней и довольно известной книги Курцио Малапарте "Техника государственного переворота" (1931). Курцио Малапарте называется здесь "Макиавелли ХХ века", настоящее его имя Курт Зуккерт, он был писателем, журналистом, авантюристом, фашистом и антифашистом. Работал военным корреспондентом на русском фронте, воевал в Эфиопии, а в конце жизни "в целях изучения коммунистического режима" поехал в Китай. Согласно досье французской полиции: " Фашист с первого часа, который затем осудил фашизм, а потом был амнистирован и восстановлен в доверии, Малапарте вообще не поддается принятой политической классификации, если только не принять во внимание его интеллектуального формирования, которое, как и у большинства писателей, запрещает ему всякое сектантство и всякую покорную дисциплину абсолютным директивам и приводит к чисто философской анархии ".
В конце 1920-х он из того же порядка "антропологического интереса" побывал в Москве, результатом стал очерк "Бал в Кремле" (1929) - необходимый комментарий к булгаковскому роману.
"Малапарте", кстати говоря, псевдоним, выбранный по обратной аналогии с "Бонапарте".
Что же до самой "Техники", то, по мысли этого автора, ею не владел Ленин, но в совершенстве владел Троцкий: большевистский переворот 1917 года стал "отправной точкой" книги и основой сравнения с последующими переворотами в Европе Муссолини, Пилсудского, Примо де Риверы, а впоследствии - Гитлера.
" Восстание, согласно данной концепции, есть машина. Чтобы привести ее в действие и остановить на нужном этапе, необходимы особые техники. Действие этой машины не зависит от политических, социальных и экономических условий страны. Переворот осуществляется не массами, а горсткой решительных и готовых на все людей - специально обученных профессионалов революционной тактики, способных быстро парализовать жизненные центры технической организации государства. Речь шла о специальных подразделениях, получивших затем название "штурмовых отрядов". Именно эти секретно действующие военизированные группы производят социальный переворот от имени масс. Их подготовка и использование составляют основу научной организации переворота ("l'organisation scientifique d'un coup d'Etat"). Подготовка профессиональных кадров в этой области нашла позднее выражение в идее Троцкого о создании особой школы штурмовых групп, реализованной Гитлером в Мюнхене...Важной предпосылкой переворотов, раскрытой Малапарте, является особая социально-психологическая атмосфера в обществе, уставшем от потрясений. Она выражается в апатии населения и цинизме правящего класса. Доминирующим фактором становится фатализм - готовность принять любой режим и отказ от индивидуального действия ".
Мы здесь уделяем так много места "технике переворотов", потому что статья о ней. А не о "технике защиты", как было обещано в заглавии. Предполагается, что "техника защиты" состоит в знании методов и инструментов нападения.
Чудесным образом с антропологическими наблюдениями "иностранного консультанта" перекликается "мемуар" постоянного стипендиата журнала "ВЕ", более известного как писатель П. из города К., стоящего на великой русской реке Е.:
" Скучно было жить при социализме, господа <...> А что было делать? Революцию, что ли? Так уже были в нашей стране всякие революции, и к тому ж ведь никто из нас не родился запечатанным, как справедливо выразился персонаж одной старой книги тоже литератора, Петрония, гневно бичевавшего пороки Древнего Рима ".
То уже литература от "ВЕ", она весьма изыскана и предпочитает малые формы: кроме Евгения Попова тут Асар Эппель и Игорь Клех с удивительным школьным рассказом о "шпионе" и уроках английского. В поэтических позициях Виктор Коркия , - "европейскому журналу" он любезен, надо думать, прикладного характера индивидуализмом:
Я не распался на Владивосток и Ташкент.
Я не остался, Мария, как ты, за бугром.
Вечность не больше, чем этот текущий момент.
Дьявол не больше, чем бес у меня под ребром .
И здесь же еще один "герметический мемуар" - "Трисмегист" Евгения Рейна , тоже, между прочим, из разряда бесед с "иностранными консультантами".
В рубрике "Живая классика" переводы из Джона Донна и Алена Боске , эссе Альфреда Шюца о Моцарте и философии и отрывок из мемуарного эпистолярия Льва Копелева и Раисы Орловой "Мы жили в Кельне" .
Заметим, что литературный отдел "ВЕ" концептуально более всего напоминает покойный "Золотой век" (что неудивительно), а в аналитическом "Artes" выделим статью Кирилла Разлогова "Реальность вымысла" о терроризме и кинематографе - разумеется, после 11 сентября. Связь несомненна, но автор обращается к этимологии: "terreur" - ужас. Исторический источник - Великая французская революция, термин предполагает цель. То есть цель террора - вселить ужас. И в этом смысле рассматривается кинематографический опыт "террора" и сакраментальный вопрос: виновато ли кино? Вопрос решается "технологически".
Вообще, странный парадокс, но лейтмотивом юбилейного номера "ВЕ" стала технология переворота, шпиономания и всякого рода "иностранные консультанты".
А в заключение "юбилейного" "Журнального чтива" одна цитата из персонажа, который уже однажды здесь упоминался. В другом, правда, качестве. Статья называется "Судьба толстого журнала", а ссылку я не поставлю. Найти не сложно, впрочем.
" Кто, в самом деле, читает "Вестник Европы" как свой журнал? Кто строит по "Вестнику Европы" свое миросозерцание? Кто станет, наконец, ориентироваться по "Вестнику Европы" в политике русского либерализма? Никто! "