"Копенгаген" во МХАТе имени Чехова

премьера театр

МХАТ имени Чехова продолжает бить рекорды производительности труда. Очередная премьера на большой сцене — пьеса англичанина Майкла Фрейна "Копенгаген". Три роли играют Олег Табаков, Борис Плотников и Ольга Барнет, а поставил спектакль Миндаугас Карбаускис, впервые вышедший на пространство большой сцены. Обозреватель Ъ РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ убедился, что установка руководства театра на коммерческий успех спектаклей большой сцены может давать сбой, и очень этому обрадовался.
Купившие билет на "Копенгаген" убьют сразу двух зайцев: посмотрят хороший спектакль и освежат (или наконец-то приобретут) базовые знания из области ядерной физики. Три часа с одним антрактом они будут слушать про атомы, молекулы, элементарные частицы, циклотроны, изотопы урана, принцип неопределенности Гейзенберга и принцип дополнительности Бора, законы термоядерной реакции и матричное исчисление. Три часа в пустом пространстве огромной мхатовской сцены будут ездить вверх-вниз продолговатые металлические табло с электронными бегущими строками, и три человека, Нильс Бор (Олег Табаков), его жена Маргрет (Ольга Барнет) и Вернер Гейзенберг (Борис Плотников), а вернее, их ожившие тени, будут сообща восстанавливать детали таинственного визита оставшегося в Германии и служащего нацистам физика Гейзенберга к антифашисту Бору в Копенгаген осенью 1941 года. Три часа они будут просто рассуждать и вспоминать, но это окажется интересным.
О чем говорили тогда Бор и Гейзенберг, осталось загадкой истории. Трижды герои начинают реконструкцию событий с самого начала, но так и не находят единственную разгадку, путаясь в версиях и подлавливая друг друга не недоговоренностях. Ведь моральный аспект научной деятельности физиков-ядерщиков обострен начавшейся войной. Учитель Бор и ученик Гейзенберг сыпят фамилиями своих коллег, научными терминами и всякими обстоятельствами минувшего, но на самом деле ходят вокруг да около одной, самой главной темы — темы вины. Ведь вполне возможно, что на самом деле все было не так, как принято считать, а ровно наоборот. Что проработавший всю войну на Гитлера Гейзенберг не только сознательно тормозил работу над атомной бомбой для вермахта, но и способствовал бегству Бора из Копенгагена, а тот, в свою очередь, укрывшись в Америке, именно своим частным открытием некоего устройства для бомбы способствовал гибели японцев в августе 45-го.
Майкл Фрейн не дает режиссеру и актерам выстроить традиционные взаимодействия и взаимоотношения: чуть наладив их, автор сознательно разрушает сквозное действие — по "принципу неопределенности". Именно этот принцип лежит в основе пьесы. "Копенгаген" нельзя считать детективом хотя бы потому, что тайна встречи так и остается нераскрытой. Речь в ней, разумеется, идет не о ядерной физике, а, так сказать, о физике истории, не дающей надежных формул для поиска одной-единственной истины, и о физике человеческой памяти, которая способна то будоражить совесть, то, наоборот, усыплять ее. Художник Александр Боровский отлично придумал эти яркие бегущие строки как метафору памяти — сочетание внезапной отчетливости и неумолимой мимолетности. Актеры вроде бы не делают ничего особенного, но эффект непроходящего сценического напряжения достигается именно потому, что они в своей игре как бы соответствуют технике: работают четко, подробно, информативно, но ни на чем излишне не фиксируясь. Что касается Бориса Плотникова в роли Гейзенберга, то он, кажется, сыграл лучшую свою роль за последние годы.
А что же хваленый Миндаугас Карбаускис, спросят те, кто недоверчиво относится к славе новых имен и полагает, что критика слишком уж раскручивает их в последнее время? Как хотите, но молодого режиссера есть за что похвалить и на этот раз. Во-первых, за то, что не напридумывал ничего лишнего: такие вот разговорные пьесы обычно провоцируют постановщиков, тем более тех, кто впервые дорвался до большой сцены, на всякие многозначительные глупости. Господин Карбаускис благоразумно уберег от них зрителей и актеров. А финальные строки пьесы, где философичность автора все-таки зашкаливает за рамки приличий, вынул из уст актеров и пустил по табло бегущей строкой — для некоторого отстранения.
Во-вторых, попробуйте-ка убедить Олега Табакова, что он может и сегодня отлично сыграть театральную роль без всякой милой сердцу миллионов (в том числе и сердцу вашего обозревателя) "табаковщины", сдержанно, сосредоточенно, ничуть при этом не теряя силы своего сценического обаяния и не отваживая от кассы умного зрителя. Господина Табакова за последние десять лет пытались убедить в возможностях такой игры многие режиссеры, включая столь авторитарно-авторитетных, как Кама Гинкас и Валерий Фокин. Но хитрая актерская природа суперлицедея все равно брала-таки верх над режиссурой. В лаборатории Миндаугаса Карбаускиса этот театральный закон наконец-то не сработал. Такая вот получилась во МХАТе физика.

Газета «Коммерсантъ» №34 от 27.02.2003, стр. 21

Авторы:

Роман Должанский

Элементарные частицы