Ревекка Фрумкина. В поисках "идеи лука"

Н е для всех театр начинается с вешалки, но решительно для всех журнал начинается с обложки. НЗ сменил ее дизайн, создав изобразительный ряд, общий с книжной серией "Библиотека журнала "Неприкосновенный запас". Мне это кажется удачным замыслом.

Сами же "дебаты о политике и культуре" все более интенсивно дрейфуют в область собственно политики. Притом к обсуждению политики на уровне мировом, а отнюдь не на внутрироссийском. Это делается редакцией продуманно и системно. Именно этот сдвиг в ориентации для многих читателей будет тем, что они ожидали от НЗ.

Я, напротив того, предпочла бы видеть на страницах НЗ анализ наших внутренних процессов - просто потому, что они меня занимают несравненно больше, чем то, что происходит вдали от родимых берегов. За исключением войны в Ираке, конечно же. Которую нельзя понять вне глобальных процессов - ну разумеется. Но я ведь не давала присягу, что буду читать все рубрики журнала с равным читательским интересом? Так что sine irae etc. я оставляю историкам. Пристрастия же мои будут выражены в более пристальном внимании к проблемам, меня особо волнующим. Сказанное, замечу, не противоречит тому, что НЗ я по-прежнему читаю от корки до корки. А некоторые материалы - и не по одному разу.

Итак, в рецензируемом номере три главных блока. Первый посвящен интеллектуалам как культуротворческой группе - появлению этой социальной группы, динамике реализуемых ею задач и положению интеллектуалов в странах, где они наиболее уязвимы и одновременно должны нести максимальное бремя ответственности.

Эти страны названы "недодемократиями" - Мексика, Турция, Сербия, Грузия.

Идейно это, как я поняла, центр номера: открывающая журнал большая "основополагающая" статья Зигмунта Баумана задает тон и рамки обсуждения, традиционная рубрика НЗ "Очерки нравов" конкретизирует тему на материале тягостных реалий Грузии и Югославии .

Статья З.Баумана, замечательная сама по себе, с точки зрения своего объема - 16 полос в две колонки каждая - показалась мне все-таки слишком массивным камнем в общей конструкции, или, как выражался Тынянов , в монтировке номера. Впрочем, более уместно в данном случае все-таки поблагодарить редакцию за ее культуртрегерский пафос - не то чтобы Бауман был вообще недоступен, но именно эта статья содержит общезначимые для достаточно широкого читателя позиции.

Что касается ситуации интеллектуалов в "недодемократиях", то наши представления здесь чаще всего сводятся к неким штампам. Но даже если меня Турция как таковая вообще не волнует, то о политическом исламе я хотела бы знать больше. К тому же, мне представляется, что статья Хасана Кахрамана " Исторический тупик турецких интеллектуалов " содержит некоторые любопытные для нас исторические параллели.

Второй блок - "О свободе и "свободе" - состоит из двух контрастирующих материалов. Это диалог Светланы Бойм и Бориса Гройса и статья Дж. К.Маккаллума-мл. " Отрицательная и положительная свобода ".

Диалог Светланы и Бориса - а он стилистически построен именно так, а не как беседа двух уважаемых исследователей культуры, - изобличает в авторах любителей следовать по извилистым тропкам, не делая особой разницы между causerie и тем, что Шаламов назвал " Наш спор о свободе, о праве дышать ". Но для causerie текст длинен, а для серьезного спора - изобилует всевозможными необязательностями, не только стилистическими, но, что куда важнее, сущностными. Так что - passons...

Статья МакКаллума, быть может, послужит для кого-то удачной дверцей в уже давно разработанный аналитической философией метод раскрытия смысла понятий. Будучи лингвистом, я в свое время вынужденно читала горы текстов философов этого направления из-за содержавшегося в самоназвании школы слова "лингвистическая", поэтому, дабы не прослыть излишне пристрастной, лучше промолчу.

Наиболее содержательным мне видится третий блок статей, посвященный интеллектуальному книгоизданию в России и в мире. К нему по сути своей примыкает и статья Эрвина Аксера " Между исторической традицией и поиском идентичности ", помещенная в рубрике "Политика культуры". Кстати сказать, в свете текстов этого блока возникает особый угол зрения, под которым читатель сможет интерпретировать и обзор трех отечественных "интеллектуальных" журналов (Филипп Дзядко), озаглавленный " Борьба с энтропией ".

Самый интересный материал в третьем блоке - это Круглый стол "Интеллектуальное книгоиздание в России и в мире". Поводом для вполне реального заседания (я даже видела фрагмент дискуссии по ТВ), проведенного в рамках программы Московской ярмарки литературы non-fiction в ноябре 2002 года, был выход в серии "Библиотека НЗ" книги американского издателя Андре Шиффрина " Легко ли быть издателем? ".

Россию в этом разговоре представляют издатели и ученые, которых эти издатели печатают, а "мир" - Алексей Берелович, директор Франко-российского Центра по общественным наукам и - но уже в отдельной публикации - Эрик Винь (главный редактор по гуманитарным наукам издательства "Галлимар") и Жан-Люк Жирибон (занимающий ту же должность в издательстве "Сей").

Оценки и самооценки россиян различны, но в целом они расположены по одной оси, а именно: по оси вчера - завтра . Это вчера , прямо скажем, было достаточно отвратительным. И здесь я присоединюсь и к Мариэтте Чудаковой , и к Андрею Зорину : сегодня мы переживаем акмэ нашей культуры. " Мы его участники, нам всем посчастливилось " (с.97). Этот оптимизм, чувство перспективы и широты открывшихся горизонтов действия, разделяют и издатели: Ирина Прохорова, Игорь Немировский, Дмитрий Ицкович.

Ощущение небывалых прежде возможностей, однако же, не означает, что все так благостно. Российские издатели, выстраивающие свою стратегию на рынке академической и интеллектуальной литературы, не могут полагаться лишь на то, что " за каждым валом - даль, за каждой далью - вал ". Книгоиздательство - не благотворительность, и тут оказывается: чтобы продать академическую книгу, нынче ее приходится маскировать под интеллектуальную, о чем с немалой горечью сказал И.Немировский. А интеллектуальная книга, как заметила И.Прохорова, чтобы оказаться коммерчески успешной, должна быть очевидным образом соотнесена с довольно-таки окостеневшей общедисциплинарной сеткой.

Любопытно, что именно Алексей Берелович (Франция), занимающийся организацией субсидий для издания интеллектуальной литературы в России, так хорошо понимает специфику нашей современной ситуации, затрагивающей не только собственно издательские интересы, но прямо влияющей на структуру российской науки .

Как многоопытный эксперт разных государственных и частных институций, я могу заверить читателя: если завтра какой-нибудь могучий фонд решит субсидировать только изучение тувинского горлового пения, то охотники изучать как бельканто, так и знаменный распев, вымрут как мамонты.

Вдохновение ученого теперь не просто продается: оно возникает по заказу потенциального покупателя. Поэтому изучают и описывают по преимуществу то, на что можно получить вначале исследовательский, а затем - издательский грант. Ибо издательство, которое достаточно богато и мобильно, чтобы позволить себе издавать то, что само оно считает нужным, - это не российский феномен.

Берелович очень верно подметил и то, что выход интеллектуальной книги у нас не становится интеллектуальным событием, поскольку в слабо структурированном обществе неоткуда взяться структурированной общественной жизни. Это возвращает нас к довольно безрадостной картине, обрисованной Борисом Дубиным.

Источник положительного самоощущения у многих наших интеллектуалов Дубин видит в том позитиве, который являет собой наше сегодня по сравнению с нашим же вчера. Но этот импульс почти выдохся, а энергетика, связанная с нашим завтра, предполагает возникновение самостоятельных, самоопределяющихся индивидов и социальных групп. Именно эти группы могли бы продуцировать новые идеи. Однако, по мнению Дубина, 90-е годы не породили ни новых групп, ни новых идей, ни новых интеллектуальных движений.

Наличные интеллектуальные группы, в том числе - издательства, как-то справляются с этой ситуацией, однако, с точки зрения Дубина, действующие при этом импульсы и механизмы в конечном счете не ведут к серьезным инновациям. В терминах Дубина - это классикализация по принципу "издали - поставили на полку - забыли". Кроме того, это мода, но определяемая крайне незначительным числом социальных агентов. И это провиницализм. По данным ВЦИОМ , разрыв между потенциальными центрами идейных инноваций и всеми остальными социальными группами, попадающими в зону культурной периферии, продолжает расти на протяжении всех 90-х годов.

Главная же проблема, по мнению Дубина, - это даже не отсутствие содержательных представлений, а отсутствие ценностных идей . Дубин вспоминает Ю.А.Гастева - известного математика и правозащитника, который был еще и страстным кулинаром. Во времена позднебрежневского дефицита Гастев говорил, что главная проблема - не в отсутствии лука как такового, а в том, что нет идеи лука . Поэтому в России и нет искусства кулинарии.

Мне кажется, параболу Гастева разные наши современники истолкуют тоже по-разному.

Ценностные идеи, конечно же, есть. Просто ни Борис Дубин, ни его коллеги, ни вся та референтная группа, к которой и я имею смелость себя причислить, этими идеями как ценностными не воодушевлены. Таких идей я вижу две: иметь и влиять . То есть: собственность и власть. В том числе - власть над умами.

А может ли в качестве ценностной выступать идея быть ?

Если вернуться на страницы НЗ к статье белградского писателя Светислава Басара "Машина иллюзий", где первый раздел озаглавлен "Рождение теологии самоуничтожения", то отпадет охота ответить мне " Эк, куды занесло! .."

Советую обратить особое внимание на обзор Игоря Федюкина, посвященный новым американским книгам о нас, сегодняшних. (Некогда такие обзоры называли "проблемными" - как мне представляется, других и читать не стоит.) Федюкин всегда пишет ясно и без витиеватостей; как мне кажется, он сполна воспользовался преимуществами человека "отсюда", который, будучи аспирантом в Университете Северной Каролины, живет все-таки здесь (в свое время он был еще и весьма успешным редактором НЗ).

Достоинства данного обзора в том, что четыре американские книги о современной России рассматриваются в нем не просто как удачи или неудачи отдельных авторов, а в соотношении с определенной парадигмой, широко представленной в современной западной истории и политологии. По-английски эта парадигма называется transitology, то есть изучение стран, пребывающих в процессе трансформации, перехода. В соответствии с указанной системой взглядов и предлагаются научные обоснования тех или иных политических решений, касающихся этих стран.

Своим возникновением эта парадигма обязана Сэмюэлю Хантингтону . Однако развитие событий в странах, переживающих "третью волну демократизации", показало, что переходный период в ряде стран не может более рассматриваться как некий промежуток : за 20 лет "переход" превратился для них в стабильное состояние, стал в известном смысле нормальным . Именно поэтому, по мнению Томаса Карозерса, вице-президента фонда Карнеги (на его недавнюю статью ссылается Федюкин), парадигма "перехода" изжила себя. Соответственно, возникает вопрос: а как же тогда описывать Россию 90-х? Таковы концептуальные рамки обзора, охватывающего еще и некоторые отклики на рассмотренные Федюкиным монографии.

Тем более любопытно узнать о том, что мы пишем о себе сами - об этом можно судить из следующего непосредственно за обзором Федюкина раздела "Новые книги", где рецензируются три сборника и двухтомная монография, написанные нашими же авторами.

Напомню также, что " на своем месте " - здесь я пользуюсь излюбленным приемом "Еженедельного журнала" - вы найдете социологическую лирику Алексея Левинсона под весьма интригующим заглавием " Народная демократия ".