Екатерина Барабаш. Тяжелая поступь политики по Французской Ривьере
Екатерина Барабаш
Дата публикации: 10 Июня 2003
...Н а церемонии закрытия 56-го Международного Каннского кинофестиваля обстановочка была что на похоронах. Звезды, сиявшие на каннском небосклоне в течение всего фестиваля, словно сговорившись, закатились на родину. Сиротливо краснела знаменитая лестница, неохотно пуская на свои ступени звездочек второй и третьей величины - Орнеллу Мути, Элизабет Херли, Валерию Бруни Тедески. Да и те приехали лишь потому, что были приглашены вручать награды. Жанна Моро в мужском брючном костюме среди этой невнятной компании казалась великой легендой мирового кинематографа. Впрочем, так оно почти и есть.
Почему же так невесело закончился главный мировой кинофорум ?
Скандал. Причина первая
Неколебимо и вечно, казалось бы, стоит Каннский фестиваль , являя собою прочный сплав престижа, качества, радикальности и независимости от внешних факторов. За что всегда любили и уважали эти крупнейшие киносмотрины, так это за приверженность простенькому лозунгу "Да здравствует кино!", который в этом году, кстати, в честь Федерико Феллини, звучал здесь по-итальянски. Казалось бы, что еще может здравствовать на кинофестивале, не цирк же, право. Однако если мы скажем, что чем дальше, тем больше бульвар Круазетт и его обитатели напоминают служащих арены, разыгрывающих спектакли, мало относящиеся к кино как таковому, не ошибемся.
Царь и бог Каннского фестиваля - его директор Жиль Жакоб, человек, известный любому киношнику в любой точке мира, личность властная и могущественная. Его приоритеты - приоритеты фестиваля, его слово - закон, журналисты, аккредитованные на фестивале, следят за Жакобом не меньше, чем за любой звездой и раскладом сил. Потому что расклад сил определяет все тот же Жакоб. В этом году ему пришлось непросто. Конкурсная программа вызвала небывалый за всю историю фестиваля скандал. Причин скандала две. Первая: чтобы сколотить такой слабый конкурс, надо было постараться. И не сказать что совсем уж бедненько было, кое о чем можно вспомнить не без удовольствия, но главное чувство, оставшееся от конкурса, - недоумение. Что, мировое кино обанкротилось и умерло, оставив в наследство жалкие уцелевшие остатки самого себя? Да, очень достойный турецкий фильм "Отдаленный" (получивший вторую по значимости награду - Гран-при), снятый в стиле позднего Тарковского. Но турецкое кино, увы - погоду не делает. Не разочаровал Франсуа Озон с криминально-психологической драмой "Бассейн", блестяще разыгранной Шарлоттой Рэмплинг и Людивин Санье. Последняя, кстати, ставшая известной после роли младшей дочери в "8 женщинах", становится суперзвездой французского кино. Она же сыграла главную роль в картине Клода Миллера "Крошка Лили" - чеховской "Чайке", перенесенной в современную Францию и, несмотря на "нечеховскую" концовку, оказавшейся куда более "чеховской" по духу, куда ближе к тому, что хотел сказать Антон Павлович, нежели сотни наших постановок и экранизаций.
А после "Коричневого кролика" американца Винсента Галло народ вздохнул: не пора ли вообще отсюда валить? Ну право, если герой на протяжении двух (!) часов молча (!) едет на машине через всю Америку, а заканчивает путь в непонятной комнате с непонятной девушкой, совершающей понятные оральные действия с понятным и очень внушительным органом героя, расположившимся во весь экран, вопросов возникает два - настоящее ли это и что оно тут делает. На первый вопрос Галло ответил, что сие принадлежит ему (дамы зааплодировали), в ответ на второй пообещал никогда больше кино не снимать (к дамам присоединились мужчины).
Скандал. Причина вторая
Шесть французских фильмов в конкурсной программе (из 22) - это вообще что-то невиданное, даже учитывая тот факт, что французы обычно без стеснения несут самих себя как знамя, любое замечание в свой адрес воспринимая как франкофобию. Всегда слишком большое внимание к самим себе раздражало, а тут это совпало еще с повышенной мнительностью американцев, которым после войны с Ираком кажется, что в "приличные дома" их пускать не хотят. Американцы развернули целую кампанию под условным лозунгом "Пустите нас в Европу по-хорошему", обрушившись на Жакоба за невнимание к американскому кино и повышенному вниманию к французскому.
Противостояние между Голливудом и Европой, кажется, вечно. Оно то усиливается, то прикидывается ушедшим в историю, но ситуация тут как с Западом и Востоком, которым вместе не сойтись. Два года назад благополучный и тоже очень престижный Берлинский фестиваль изгнал со своего поста прежнего директора Берлинале именно за непомерную любовь к заокеанскому кино, теперь вот европейцы и американцы не могут поделить крохотный кусочек Лазурного берега, и вся надежда у американских кинематографистов остается на Венецию и отчасти на Сан-Себастьян, четвертый по престижности фестиваль. В этом году, по крайней мере, хотя бы Венецианский фестиваль будет "добрым" - как-никак юбилейный, 60-й, и итальянцы постараются никого не обидеть.
Ларс фон Триер заигрался и проиграл
Все, кто следил за развитием Каннского форума, предлагали варианты исхода один другого радикальней. Наиболее наивные уже видели Золотую пальмовую ветвь в руках Ларса фон Триера за картину "Догвиль", самый яркий и интересный фильм фестиваля . Тут хочется на секунду отвлечься и хоть два слова сказать про эту работу. Когда-то Триер услышал песенку пиратки Дженни из " Трехгрошовой оперы ", где она обещала отомстить всем, кто ее обижал. Тема мести показалась Триеру интересной, и он сделал фильм о девушке Грейс (Николь Кидман), живущей в отвратительно ханжеской Америке времен Великой депрессии. Грейс не в состоянии победить окутавшее ее зло своим ангельским поведением, и вот у нас на глазах крылья у ангела отваливаются, унося в неизвестные дали всю земную добродетель, а все зло мира сосредоточивается в хорошенькой головке Грейс. В ее вчера еще чистом сердце. Страшна месть падшего ангела. Городок "Догвиль" у Триера располагается в замкнутом пространстве примерно 150-200 квадратных метров, условность доведена до предела: дома здесь нарисованы на полу мелом, герои открывают невидимые двери, опираются на невидимые стены, гладят невидимую собаку. Собака тоже нарисована мелом на полу, внутри контура надпись "собака", а рядом лежит цепь и стоит миска с едой. Большей меры условности мировой кинематограф не знал. Впрочем, пока не было Ларса фон Триера , мировой кинематограф не знал многого. И тем не менее, через пять минут об этой условности или забываешь, или приходишь к выводу, что никак иначе снять это фильм было нельзя.
Триеровский "Догвиль" перемешал все карты и принес членам жюри немало седых волос. Не заметить фильм талантливейшего кинорадикала, примерно каждые пять-десять лет ставящего с ног на голову все мировое кино, было бы не то что глупо, не то что вызывающе, но скорее даже - актом полной беспомощности искусства перед уродливой рожей вездесущей политики. Но в ситуации столь явного обострения отношений с Америкой приветить Триера с его фрондирующей ненавистью к Штатам, о которой он, не стесняясь, шумит везде, где собирается больше двух человек, было бы равносильно разрыву отношений с США - по крайней мере, на уровне кино. "Я в Америке не был и быть не хочу, но именно такой - отвратительной, ханжеской и жестокой - я ее вижу", - не единожды публично рубил заигравшийся в честность Триер.
По всем мыслимым законам объективности только Триер мог получить главный приз Каннского фестиваля - "Золотую пальмовую ветвь". Но объективность в этот раз заблудилась по дороге в Канны. Триер не получил ничего, что, впрочем, и к лучшему - любая другая, менее престижная награда стала бы для него оскорблением.
...Овации, какую устроили Триеру и "Догвилю", говорят, французская Ривьера еще не слышала.
Гробовщик Шеро
Те, кто понимали, что Триеру ничего не светит, то есть наивные в меру, предрекали, что не уедет без "Пальмы" легендарный Клинт Иствуд . Реалисты прочили победу "Нашествиям варваров" канадца Дени Аркана , наскандалившему здесь 17 лет назад фильмом "Закат американской империи". "Нашествия варваров" возвращает нас к тем же героям, но уже на 20 лет постарше, и - увы - они начинают уходить. Не теряя при этом бодрости духа и верности прежним идеалам свободы.
Не скрывая отвращения к самим себе, жюри согласилось сделать вид, что никакого Триера не было, но всеми силами старалось показать, насколько ему это противно. По крайней мере, на церемонию закрытия фестиваля Патрис Шеро , президент жюри, явился весь с головы до ног в черном, включая рубашку и бабочку, и напоминал то ли гробовщика, то ли похоронного распорядителя. И стало ясно, что наивные умы проиграли. Да и сам Жиль Жакоб вел себя на закрытии, как Наташа Ростова на первом балу, - скромно, не бросаясь, как всегда раньше, к гостям с приветствиями. Сел тихонько в зале - мол, примус починяю. Клинт Иствуд, второй в гонке за ветвью, хоть и живая легенда, а стал аутсайдером (впрочем, какой-нибудь "Оскар" ему обеспечен). И тоже по причине вторгшейся политики. "Таинственная река" - настолько хрестоматийно американский фильм, что и его выделять было негоже. Да уж, не позавидуешь тем, кто совершал отбор. Смешнее не придумаешь, чем дать "золото" Гасу Ван Сэнту за "Слона" , средний фильм, перепевы на модную когда-то "Легко ли быть молодым?" - в общем, жюри извернулось так, чтобы на елку сесть и штаны не порвать - американцев и поднять, и опустить разом.
Российская звездочка на Каннском небосклоне
Победа Александра Сокурова над критикой - бесспорно, пиррова победа. Если его устраивает, что фильм "Отец и сын" никто не понял, точнее, поняли, но не так, а полюбили именно за то, чем там не было - гомосексуальный инцест; если доволен он тем, что получил приз критики именно в том году, когда жюри критиков возглавлял русский, - что ж, будем считать, что российское кино наконец-то отметилось на каннском небосклоне. Жаль Сокурова. Врет тот художник, кто утверждает, будто ему плевать, как и кто его поймет. Каждому надо, чтобы его понимали те, ради кого он делает свое искусство. А делает Сокуров не для тети Маши и дяди Пети, а для профессионалов. Профессионалы остались разочарованными, кроме, разумеется, тех, для кого намек на инцест в картине оказался самодовлеющим.
Конечно, рано говорить, что, мол, Канны потеряли авторитет. Но, безусловно, что-то произошло, что-то сломалось в размеренной и пышной поступи самого-самого. Перекособочило Каннский фестиваль изрядно, акценты сместились, пьедесталы пошатнулись и стали местом игр тех, кому не предназначены.
Канны-Москва