Этническая музыка как агент глобализации. Заметки дилетанта

На эту неделю было запланировано так много этномузыкальных событий, что возникло желание посмотреть на них поближе и подумать над взлетом популярности этники. И дело не только в музыке. Внимательный наблюдатель легко обнаружит разницу между оболочкой, с помощью которой публике представляется этномузыка, и ее наполнением.

Итак, чтобы получить большее представление об этномузыке, я сначала отправилась на презентацию дебютного альбома бурятско-монгольской группы «Намгар» в Клубе на Брестской, потом - на конкурс исполнителей этнической музыки «Этника» в Артцентре на Плющихе (бывший ДК «Каучук») и, наконец, на фестиваль венгерской музыки «Этнополь» в «Доме» на Новокузнецкой. Можно было еще посетить фестиваль танцевальной музыки «Этножизнь», концерт кельтского фолк-рока в исполнении «Мервента», выступление цыганской группы «Джелем», послушать «Blue Planet» (играют на дудуке) или «Врэш» (цитра), а может быть, еще что-то, о чем в СМИ не сообщалось.

Этническая музыка, как выясняется, v вещь не только приятная, но и крайне полезная. Это только кажется, что придя на концерт или купив диск, слушатель всего лишь затейливо удовлетворяет эстетические потребности. На самом деле он подключается к мощной идеологической сети, форма и содержание которой зачастую прямо противоположны. Просто слушать и смотреть не получается v контекст оказывается информативнее и настойчивее, чем сама музыка. Вокруг события наворачивается богатая идеология v «правильные» слова, которые говорятся и пишутся в связи с презентациями, конкурсами и концертами и которые обязаны объяснить любому, в какой системе ценностей стоит рассматривать мероприятие. Все три вышеперечисленных имели собственные концептуальные основания, и вот, вкратце, каковы они.

Группа «Намгар» оказалась на перекрестке сразу двух идеологических систем: в Москве ее знают как клубную группу для любителей центральноазиатской экзотики и world music вообще, в которой принимает участие известный московский дизайнер Юрий Балашов, а в Бурятии воспринимают как «певцов народной культуры», которые «накалом душ и сердец» привлекают внимание к бурятской национальной традиции (примерно так выразился представитель бурятской администрации, выступавший на презентации)

С конкурсом исполнителей «Этника» дело обстояло иначе v жанр другой, да и «заинтересованные лица» - из других сфер. Во-первых, конкурс освятил Патриарх Алексий II, в своем письме участникам события написавший что-то о «нетленных сокровищах духа» и о «созидательных традиционных христианских ценностях». Потом выступил депутат Похмелкин с речью о народной культуре как «фундаменте, который позволяет выстоять в тяжелых условиях», «очищает души от скверны» и «формирует истинный патриотизм».

Принципиально отличный от двух вышеперечисленных стиль держит клуб «Дом». В рамках фестиваля сосуществуют «новая и старая венгерская музыка» - «настоящий» архаический венгерский фольклор и постмодернистский этно-фри-джаз, «от аутентики до современности». Вместо традиционного для фольклорных выступлений костюмированного представления братья Бирини предложили публике лекцию об истории венгерских народных инструментов. Однако и в пресс-релизе к фестивалю «Этнополь» организаторы не удержались от высказывания по поводу музыки, «выращенной без имитации западных образцов на основе мадьярского фольклора».

Можно было бы продолжать обзор, однако основная мысль ясна: национальная музыка позиционируется как героическое противостояние ужасу техногенной цивилизации, кошмару глобализации и опасностям потери идентичности, а главное v Западу как их основному источнику.

Однако в контексте современной («гомогенизированной», как писали теоретики массовой культуры) цивилизации этнический патриотизм остается упаковкой и товарным знаком национальных традиций. А содержанием является вполне закономерное разрушение аутентичности. Современная этномузыка v это уже не традиция этноса, а мотивы, стилизации и воспоминания, которые становятся актуальными только в ситуации разрыва исторических связей. Так получается, если художник (=музыкант, продюсер, режиссер) страшно далек от народа. Еще дедушка Гегель констатировал «потерю субстанционального начала искусства» в XIX веке v тогда-то впервые и стало ясно, что народное творчество может быть интересным источником интерпретаций, потому что оно уже иное, непривычное.

Воспринимать этот процесс можно как явный признак конца или же как объективную закономерность v главное, что этническая музыка начинается только там и тогда, где и когда кончается собственно этнос. Очевидно, что, несмотря на все пожелания Патриарха Всея Руси и депутата Похмелкина, русская народная песня в том виде, в каком она присутствует в деятельности многочисленных, пусть даже стремящихся к оригиналу исполнителей, не только не займет вершину российского хитпарада, но и вообще не станет актуальной. Отечественная ситуация, прямо скажем, осложняется богатой на примеры традицией академических обработок v от ансамбля Моисеева до Людмилы Зыкиной. Поэтому стремиться к популяризации отечественной фольклорной традиции - это все равно, что открыть музей современного быта и выставлять в нем газовые плиты Bosch, компьютеры Pentium и шкафы-купе Mr Doors. Без должной рамки картина совпадет с фоном и останется незамеченной. Для создания же «рамки» необходима или «свежесть» и новизна музыкальной традиции, или ее принципиально новое звучание, пусть даже в старом контексте. А лучше v и то, и другое.

С новизной все понятно: чтобы возбудить интерес, достаточно заиграть музыку бурят, венгров или тибетских монахов. Механизм «нового звучания» тоже, вроде бы, отлажен: при обработке оригинального (в смысле, первоначального) материала производители хитов вооружаются неоригинальными (уже в обоих смыслах) технологиями. Так, «Иван Купала» со своими «колядами», «костромами» и «зайками» давно доказали живучесть народных тем v в случае, конечно, если они положены на правильный бэкграунд и сопровождаются правильными сэмплами.

«Аналогический случай» был у нас когда-то с Глинкой v тогда народная музыка еще была в диковинку благородно воспитанному эстету, и включения ее в канву классики давали нужную изюминку, не переходящую, однако, твердых границ дозволенного: использовать и обрабатывать можно, воспроизводить целиком в своей же исторической среде v не стоит. Ситуация изменилась мало.

Существует непреклонный и всесильный фильтр, через который отсеивается нужное и востребованное для рынка, он же эту востребованность зачастую формирует. Сегодня таким фильтром являются продюсеры, музыкальные площадки, звукозаписывающие компании и их музыкальные лейблы. Намгар Лхасаранова v солистка группы «Намгар» - была нормальной бурятской эстрадной певицей, пока не встретила продюсера Артура Пилявина. Он-то и уговорил Намгар петь бурятский фольклор и организовать группу, потому что, как человек извне, только он и смог оценить потенциал бурятско-монгольской музыки для российской публики. Расписные матрешки и яйца привлекательны только для иностранцев, соотечественники же скупают английский фарфор и персидские ковры. Выходит, этномузыка v такой же продукт и одновременно средство глобализации, как Интернет и McDonald-s, и отличается только тем, что на уровне «плана выражения» концептуализирует возврат к традиции.