Как готовился указ президента Шеварднадзе о его отставке

революция

"Бархатная революция" в Грузии победила. Вчера вечером президент Шеварднадзе в присутствии лидеров оппозиции подписал указ о собственной отставке. Все последние дни в эпицентре событий работал специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ, ставший свидетелем истории.

Стена смеха

Ночь накануне штурма была, как это принято говорить, спокойной. В прошлом репортаже (см. Ъ от 22 ноября) я рассказывал, как мы в составе автоколонны оппозиции приехали из Гори в Тбилиси и разместились на площади Свободы. Поздним вечером 20 ноября площадь почти опустела. Многие под невинным предлогом на секундочку зашли в здание мэрии, стоящее на площади, и остались там. Их можно и нужно было понять и оправдать. Остальные здания на площади были закрыты. Поэтому у туалетов в мэрии стояли дежурные, инструктировали всех входящих о правилах пользования санузлом и следили, чтобы никто не задерживался.

На стене мэрии в это время шла телетрансляция. Огромных размеров проектор показывал вечер юмора в киноконцертном зале "Тбилиси". Смех из динамиков было слышен на несколько километров вокруг. Слышали его, конечно, и аджарцы, митинговавшие в паре сотен метров от площади Свободы, у здания парламента. Их привезли для поддержки Эдуарда Шеварднадзе. У них проекторов не было, хотя динамики были не хуже. Из этих динамиков лились аджарские народные песни. Кое-кто на площади исполнял под них народные аджарские танцы, но довольно вяло. Вдохновения не было и не могло быть. Ведь аджарцы стояли на площади четвертый день.

По ступенькам здания нервно ходил взад-вперед один из лидеров партии "Возрождение" (ее возглавляет президент Аджарии Аслан Абашидзе), Цотне Бокурия.

— А вы знаете о планах оппозиции, которая встала рядом с вами? — спросил я его.

— Революцию вроде собрались делать,— невесело улыбнулся он.

— А ваши планы?

— Мы будем защищать президента

И он совсем погрустнел.

— А у вас сил хватит? Их там много.

— Сколько?! — оживился он.— Правда много? А сколько все-таки? Неужели вся площадь?

Я успокоил его. Свободные места на площади были.

"Силовики — это наша боль"

Лидер оппозиционеров Михаил Саакашвили вместе с главой прежнего парламента Нино Бурджанадзе и Зурабом Жванией проводил консультации в мэрии. У него там еще в мирное время был свой кабинет. Теперь в его распоряжении было все здание.

У центрального входа в мэрию была большая очередь. Уже пару часов никому не открывали. Дверь работала только на выход. Я обошел здание. У бокового входа не было ни одного человека. Мы с фотокорреспондентом Василием Шапошниковым спокойно прошли внутрь. В Грузии в целом хорошо относятся к журналистам. Властей приучил к этому телеканал "Рустави-2", горячо любимый народом Грузии. Два года назад попытка закрыть его закончилась отставкой всего кабинета министров страны.

Так вот, Михаил Саакашвили в прямом эфире давал интервью "Рустави-2". А часа через два поговорил и с нами. Михаил Саакашвили умеет улыбаться. Его улыбка широка и белозуба и при необходимости мгновенно и бесследно исчезает с лица. Так он, я думаю, научился улыбаться, пока год жил в Америке.

Я спросил его, что он думает о наступающем дне.

— План пока достаточно общий,— пожал он плечами.— Собрать на митинг как можно больше людей и попытаться перевести их на площадь перед зданием канцелярии президента. И чтобы оттуда президент услышал голос народа.

Михаил Саакашвили говорит по-русски так же быстро, как и по-грузински, и, надо сказать, гораздо лучше, чем Эдуард Шеварднадзе.

— Шеварднадзе ведет себя как восточноевропеец,— объясняет господин Саакашвили,— как Хонекер, Гусак, Чаушеску и Милошевич. Так же, я думаю, и закончит. А окружение у него состоит из латиноамериканских бандитов.

— Что вы думаете об аджарцах, которые стоят рядом с вами? Есть с ними какой-то контакт?

— Какой может быть контакт? Пусть убираются к себе в Батуми. У них выбор такой: сдаться народу или их президенту Аслану Абашидзе. И то и другое для них плохо. Им, вы знаете, сегодня раздали "калашниковы". Мы это знаем.

— Говорят, вы настроены проамерикански.

— Нет абсолютно! — крикнул он.— Я правда получил часть юридического образования в Америке. В Грузии меня называют российским агентом, а в России проамериканским политиком. А знаете, почему так думают? Просто американские политики больше интересуются положением в Грузии, и нам приходится с ними контактировать. В России я дружу с Явлинским, с Хакамадой. Но они мало что решают. Серьезные люди в России не интересуются мной.

Он был в этот момент очень серьезен. Было такое впечатление, что это очень задевает его.

— Пока не интересуются! — наконец вспомнил он про свою белозубую улыбку.— А у Шеварднадзе комплексы по отношению к России. Комплекс любви и ненависти. Единственная страна из СНГ, с которой у нас визы,— это Россия. Он сам это спровоцировал. Его политика через его комплексы такая: раздразнить Россию, а потом сказать, что его не любят. Он думает, политика зависит от его комплексов.

— А как вы бы вели себя на его месте?

Я готовил его к этому вопросу полчаса.

— Если Россия хочет иметь лояльный, дружественный, немарионеточный режим, — ответил Михаил Саакашвили, — а не троекратного Лукашенко с друзьями российскими генералами...

— То есть Аслана Абашидзе?

— Конечно. Этого средневекового местного царька... То это мы.

— А что вы собираетесь сделать со страной?

— Со страной беда.

Только в этот момент я почувствовал, как расслабился этот человек. Про беду со страной он заговорил с каким-то даже облегчением, потому что мог позволить себе быть в этот момент абсолютно искренним.

— Лист на дереве не шарахнется без взятки. Берут все!

Михаил Саакашвили еще год назад работал министром юстиции Грузии. Про взятки он знает хорошо. Между прочим, все грузины, в том числе и те, кому он не очень симпатичен, говорят одно и то же: "Миша не брал".

— То есть будете бороться к коррупцией.

— Да. И с соседями нормальные отношения строить.

— У вас сейчас есть контакты с Шеварднадзе? — напоследок спросил я его.

В комнату уже несколько раз заходили разные люди и делали ему отчаянные знаки, что нам пора заканчивать.

— Постоянные контакты с его окружением. Там такие тряски сейчас идут! Они нам много всего предлагают. Но главное для них — выиграть время. Если дадим ему время, от него поблажек не будет. Завтра, короче, большой день.

— А с силовиками вы тоже разговариваете?

— Силовики — это наша боль.

Направление главного удара

Еще в одиннадцать утра на площади было довольно мало людей. Участники колонны, расквартированной на площади Свободы, видимо, воспользовались случаем, чтобы навестить тбилисских друзей и родственников. Но к часу заполнилась не только вся площадь, но и все прилегающие улицы. На митинг собралось, на мой взгляд, не меньше семидесяти тысяч человек.

Я пошел проверить, что происходит у здания госканцелярии. Ведь Михаил Саакашвили обещал, что именно в этом направлении будет нанесен главный удар.

Небольшая улица, ведущая к канцелярии, была заставлена автобусами. На моих глазах подъехали три грузовика с песком. Машины перегораживали подходы к канцелярии. Собственно, перегородить надо было три переулка. Особенно опасен был первый, на улице Орбелиани. К нему было даже не подойти. Спецназ внутренних войск в форме, похожей на форму Робокопа из одноименного американского фильма, занял все подходы к этой улице и всю улицу тоже. Полицейские стояли плечом к плечу со щитами, по двенадцать человек в ряд на пару сотен метров в длину.

Неожиданно из-за машины с песком вышла группа офицеров в форме. На погонах у них было много звезд. Один человек, стоявший рядом со мной, сказал, что вот этот молодой седоватый — министр внутренних дел Коба Марченашвили.

Министр огляделся по сторонам и вдруг улыбнулся мне точно так же, как накануне Михаил Саакашвили,— широко, белозубо и бессмысленно. Я сразу подошел к нему.

— Как дела? — зачем-то спросил он у меня.

Он, наверное, все-таки принял меня за кого-то другого.

— У вас как? — спросил я в ответ.

Он неопределенно покачал головой.

— Если люди пойдут, будете их останавливать?

Он долго и внимательно смотрел на меня.

— Я подумаю,— наконец ответил этот человек.

Слезоточение без газа

Внизу тем временем начался митинг. Выступил Михаил Саакашвили и сказал, что у президента осталось 45 минут, чтобы выйти к народу и поговорить с ним. Если он не выйдет, все сами пойдут к нему в госканцелярию.

Выступила пожилая, худенькая, невысокого роста седая женщина, Елена Тевдорадзе, председатель комиссии по правам человека в прежнем парламенте. Ей бешено аплодировали. Видно было, что ее очень любят.

Выступили еще несколько человек. Митинг, едва начавшись, как-то шел на спад. Ораторам, похоже, было неинтересно говорить, а зрителям слушать.

Ровно в три часа полторы сотни человек из одного переулка протиснулись сквозь строй митингующих в начало улицы, ведущей к канцелярии, и быстро пошли наверх. За ними рванул весь митинг.

Я шел метрах в двадцати впереди этих людей и с удивлением увидел, что нет ни одной машины с песком, а один из автобусов, перекрывающих вход на улицу Орбелиани, отъезжает, освобождая проход. Только тут я разглядел на стекле этого автобуса плакат с фотографией Саакашвили. Это был автобус повстанцев. Так в футболе, когда бьют штрафной, в стенку из защитников становится игрок нападающей команды, чтобы в нужную секунду отскочить. Нападающему остается попасть в образовавшуюся брешь.

Странно, что спецназ не убрал этот автобус раньше. А где, снова вспомнил я, машины с песком? Их тоже убрали, и уже не повстанцы. Что-то тут было не так.

Люди уже подошли к спецназовцам и стали напирать на них. В руках одного появился пожарный рукав. Двое повстанцев ловко выхватили у него этот рукав, мгновенно большим ножом обрезали шланг из грубой ткани и зачем-то спрятали в груду палых листьев на тротуаре.

Люди напирали. Вдруг над их головами со стороны нападавших пролетела дымовая шашка и упала в ряды защитников. Те через пару секунд отправили ее обратно. Многие тут же закрыли лица шарфами и носовыми платками, решив, что полиция использовала против них слезоточивый газ. Я долго нюхал его, и ничего такого. Это был обычный, хотя и довольно резкий дым. Мне в этот момент и не оставалось ничего другого, потому что я оказался, как и фотокорреспондент Ъ, зажат между защитниками и нападавшими. В какую-то секунду я подумал, что ведь могут и раздавить, и попросил полицейского пропустить меня на их сторону, мотивировав тем, что я все-таки журналист.

— А мне по х...— с чувством на русском ответил он.

Первый раз со мной так разговаривали в Грузии.

Тут полицейским сзади что-то несколько раз крикнули, и они вдруг расступились, пропуская нас. Люди не верили своим глазам. В толпе оказались женщины и дети. Все вместо того, чтобы бежать вперед, бросились целовать полицейских. У нескольких спецназовцев на глазах мгновенно выступили слезы. Все-таки грузины — чрезвычайно сентиментальная нация.

"Штурма не будет!"

Я за полминуты дошел до ограды госканцелярии. На нее как на желанную цель указывал накануне в разговоре со мной Михаил Саакашвили. Десятки людей полезли на ограду, опьяненные первой победой. Другие люди снимали их. В происходящем чувствовался какой-то смысл. Эта толпа не была неконтролируемой.

Фото: ВАСИЛИЯ ШАПОШНИКОВА

Оппозиция подняла знамя победы над захваченным залом заседаний парламента

Через несколько минут у ограды и на площади перед канцелярией, заполнив все переулки, стояли десятки тысяч людей. На этот раз меня притиснули к ограде. За ней прохлаждались несколько журналистов с телекамерами. Они с удовольствием снимали происходящее. Это были корреспонденты "президентского пула", аккредитованные при господине Шеварднадзе. Я как-то сразу люто возненавидел как этих людей, так и их особое положение. Один из них даже попросил на камеру прокомментировать происходящее. Мой комментарий, по-моему, не понравился этому парню. Я и сам поймал себя на том, что чуть не крикнул: "Шеварднадзе — в отставку!"

Тем временем метрах в десяти от меня началось какое-то движение. И без того крепко сбитая толпа заволновалась. Кто-то закричал. Рядом со мной каким-то чудом оказались два инвалида в креслах. Они сидели у ограды, как потом рассказали, уже два дня в ожидании прохожих и просили милостыню. Обычно это было очень хорошее, бойкое место. Но на этот раз полицейские никого не пускали, а сами не подавали. Но инвалиды не спешили уходить, предчувствуя удачу. И вот теперь прохожих было достаточно. Но инвалиды почему-то не радовались.

Тут я увидел, как на ограду метрах в пяти от меня забирается Михаил Саакашвили. Под ним стояли и Нино Бурджанадзе, и Зураб Жвания. Рядом уже стояла машина с динамиками. Толпа встретила его ликованием. Шум не утихал минуты полторы. Саакашвили улыбался своей ровной белозубой улыбкой. На этот раз, правда, он просто насильно, похоже, растягивал губы в этой улыбке. Таких озабоченных и тревожных глаз я не видел ни у кого в этой толпе. Он не был испуган, нет, нисколько. Он был очень озабочен.

Речь его была очень короткой. Он сказал, что все остаются у ограды канцелярии до тех пор, пока Шеварднадзе не уйдет в отставку.

— Штурма не будет! — заявил он.

Толпа не была расстроена. Люди слушали каждое его слово. Он полностью контролировал их.

— И пусть те, кто смотрит сейчас телевизор, тоже придут сюда. Зачем? Чтобы, когда их внучки спросят, где они были в этот великий день, не пришлось отвечать: "Мы с бабушкой смотрели телевизор".

Сказав это, Саакашвили спустился вниз, предупредив, что вернется через пятнадцать минут. Люди у ограды обнимались и целовались. Их внучкам не за что будет упрекнуть их.

Провокация справа

Для меня в происходящем не было до конца понятно только одно. Через четверть часа должна была начаться сессия парламента. Михаил Саакашвили не должен был допустить, чтобы она состоялась. Этой сессией президент Шеварднадзе хотел легитимизировать итоги парламентских выборов, против которых и выступала оппозиция последние две недели. Так что, по идее, надо было продолжать штурм. Впрочем, я уже понял, что имею дело с блестящими организаторами. Их мнению можно доверять.

Я насилу выбрался из толпы у ограды и зашел в один из переулков. По нему бежали люди. Они что-то кричали, показывая наверх. Я увидел, как по перекрытиям строящегося здания поднимаются несколько сотен повстанцев и прыгают с него на крышу дома, выходящего на площадь перед канцелярией. Это было довольно опасное развлечение.

На строительный кран быстро поднимался человек с флагом. Люди громко закричали, показывая пальцами наверх. Подняв голову, я увидел в небе самолет. Люди с ликованием приветствовали его. Они имели в виду, что Шеварднадзе, наверное, улетает этим самолетом из их страны.

Вернувшись на площадь другим переулком, я неожиданно опять наткнулся прямо на Михаила Саакашвили. Он шел, я бы прямо-таки сказал, с перекошенным лицом. Он снова влез на ограду и прокричал, что начинается сессия, что новые правые, еще час назад не собиравшиеся в ней участвовать, предали народ, пришли и теперь с их помощью есть кворум.

— Мы пойдем туда, в зал,— сказал он,— и остановим их!

За первым кордоном

Я понял, что все вдруг пошло не по их плану, а по плану президента Шеварднадзе. В какой-то момент он переиграл их, усыпил бдительность. Скорее всего, это он и распорядился освободить им проход, понимая, что на какое-то время они увлекутся самим собой, а у него появится свободное время. Второй раз он усыпил их бдительность, когда новые правые сказали, что не пойдут на сессию. Михаил Саакашвили все посчитал и понял, что кворума, а значит, и сессии не будет, и успокоился. И вдруг через час после начала сессии новые правые пришли. Не для того они, видимо, еле-еле преодолели семипроцентный барьер, чтобы остаться дома или тем более присоединиться к митингующим.

У Михаила Саакашвили были только секунды, чтобы принять решение. Может, он даже не понимал, что он делает. Его, на этот раз как-то растерянно улыбающегося, вела какая-то мощная сила. Мы одновременно подошли к кордону с полицейскими. Я с удивлением увидел в первом ряду министра внутренних дел Кобу Марченашвили. Господин Саакашвили потребовал пропустить его, потому что у него был мандат депутата. Он, конечно, имел право пройти. Министр отрицательно покачал головой.

Тут подошла маленькая седая женщина Елена Тевдорадзе.

— Хоть ее пропусти,— сказал Саакашвили.

Тот пропустил ее саму и четырех человек, охраняющих ее. Вместе с ними прошел через первый кордон и я. Больше нас никто не останавливал.

Оглянувшись, я увидел, как Саакашвили попытался все же пройти. Они встретились лицом к лицу, и министр, к моему удивлению, внимательно посмотрев на него, посторонился.

Толпа в парламенте

Мы быстро пошли к служебному входу в парламент. Неожиданно от этого входа к первому кордону побежали сотни две полицейских с дубинками. Они, видно, получили приказ не пускать Саакашвили. Но от кого? Ведь министр посторонился.

Я спросил Елену Тевдорадзе, что они собираются делать в парламенте.

— Еще не знаю! — в сердцах крикнула она.— Нас так предали! Сейчас придет Миша, и мы будем решать. Почему они побежали туда с дубинками? Они будут его бить?

В это мгновение толпа смела не успевший построиться кордон, и Саакашвили побежал к дверям парламента. Там уже выстроились штатные охранники здания. Они были безоружны.

Я увидел в руках у людей, бегущих ко входу, темно-красные розы. Такая же роза была и у Саакашвили. Они как будто специально заготовили большое количество этих роз. Может, так оно и было.

Фото: ВАСИЛИЯ ШАПОШНИКОВА

Звездный час лидеров оппозиции (на переднем плане Нино Бурджанадзе и Зураб Жвания, за спиной у него — Михаил Саакашвили)

Подбежав к дверям, люди подняли руки вверх. Розы плыли у них над головами. Я надеялся, что я не такой сентиментальный, как эти грузины. Но в эту секунду и мне не удалось избежать комка в горле. Те, у кого не было в руках цветов, просто подняли вверх руки, демонстрируя, что у них нет никакого оружия. Спецназовцы, обогнавшие повстанцев по дороге ко входу, опять выстроились было перед ними, но через несколько секунд расступились. Уход спецназа был встречен ликованием. Толпа напирала на закрытые двери. Но Саакашвили и его люди были уже внутри. Через большой затемненный стеклопакет я увидел, как он быстро идет по коридору. Я подбежал к этому окну и запрыгнул на край каменной кладки, чтобы получше рассмотреть, что происходит внутри. Это была очень удобная позиция. Но тут же меня схватила за ногу женщина и закричала, что не нужно этого делать, потому что я могу спровоцировать провокацию. После того как к ней присоединились двое мужчин, я слез.

Тут окно распахнулось, и в проеме опять появился Саакашвили! В этот день он все время оказывался где-то поблизости от меня.

— Блокируйте все выходы! — кричал он, держа в руках розочку.— Не давайте им выходить!

Он убежал обратно, и в проем хлынула толпа. Я тоже оказался внутри здания. Проход был свободен. Я побежал туда же, куда и все, по коридору. Оказавшись на большой лестнице, мы поднялись на третий этаж. Там было уже полно людей. Я услышал голос Шеварднадзе.

У входа в зал заседаний была большая толпа. Люди напирали, стараясь попасть внутрь. В какой-то момент это удалось, но потом началось движение обратно. В какую-то секунду я снова увидел Саакашвили. Он был поразительно спокоен и сосредоточен. Толпа, которая увеличилась уже во много раз, снова внесла его в здание.

Когда она внесла туда и меня, я увидел, что помещение не очень сильно пострадало. Некоторые столы были поломаны, кресла перевернуты, но серьезных разрушений не было. Несколько человек из ворвавшейся толпы у другого входа били какого-то хорошо одетого депутата. Потом схватили его и поволокли на выход.

"Меня никто не может перекричать!"

Чуть позже я восстановил картину происшедшего в зале. Эдуард Шеварднадзе с опозданием где-то на час начал сессию. Он предложил пройти в президиум председателю Центризбиркома Нане Девдориани и старейшине Борису Соларидзе. Он хотел, чтобы все было по закону. Если бы у него в этот день все получилось, как было задумано, он бы победил.

На самом деле он был очень близок к цели. Подвел его, можно сказать, пустяк. Сессию можно было считать состоявшейся, если бы председатель Центризбиркома на глазах у всех утвердила бы списки. Тогда Эдуард Шеварднадзе полностью легитимизировал бы эти выборы. Дальше ему было бы проще.

И если бы он сразу дал слово Нане Девдориани, она бы это сделала. Но он решил сначала выступить сам. Выступал долго, минут семь, благодарил новых правых за то, что они пришли на сессию, и избирателей за то, что они пришли на выборы.

— Последнее время,— говорил он,— меня упрекали за то, что я слишком демократичен, лоялен и тому подобное. Но перейти из тоталитарного режима к демократии очень сложно, и мы очень старались. Диктатуру можно установить, а демократию надо прожить. Это время переходное, и у нас есть все силы, чтобы прожить его.

Но дело в том, что сил этих у Грузии, похоже, как раз и не осталось. Как только президент сказал фразу: "Мы должны победить!" — в зал и зашел Саакашвили с розочкой и еще несколько человек. Он несколько раз крикнул президенту, чтобы тот уходил. Шеварднадзе тем временем, видимо от растерянности, продолжал читать речь. Может быть, он надеялся, что Саакашвили вытеснят из зала. В какой-то момент это и удалось. Член парламента, один из лидеров партии "Возрождение" Джемал Гогитидзе ударил по лицу одного из депутатов-националов Михаила Маджеварани. От неожиданности тот отступил, и депутатов, в том числе и Саакашвили, вытолкали из дверей. Но толпа быстро внесла его обратно.

— В отставку! — кричал Саакашвили.

— Меня никто не может перекричать! — кричал Шеварднадзе.— Это не улица! Дайте возможность договорить президенту Грузии! Парламент законный! Сессия состоялась!

Он до конца пытался дать понять, что Саакашвили опоздал. Наконец, когда толпа хлынула в помещение, охрана практически насильно вывела президента из зала. Он пошел к единственному открытому выходу и увидел митинг аджарцев. Он обратился к ним с благодарностью за поддержку и призвал держаться до конца. Если все в эти дни и боялись провокаций, то именно эти несколько фраз и можно было считать откровенной провокацией.

— Вы с нами? Вы нас не предадите? — взял у него микрофон стоявший рядом Гогитидзе.

— С вами! Не предам! — крикнул президент.

— Тогда мы возвращаемся! — закричал Гогитидзе.

Он и еще несколько человек действительно вернулись в зал заседаний. Другой депутат "Возрождения" завел в зал нескольких аджарцев с улицы. Они были вооружены автоматами. У охраны Саакашвили тоже было оружие.

Но выстрелов не было. Никто даже не успел пустить в ход оружие. Силы были не равны. Толпа революционеров заполнила уже весь зал, мгновенно разоружила аджарцев и побила их. Досталось и Гогитидзе. Его и били на моих глазах, а потом защищали одни повстанцы от других повстанцев уже у ворот, ведущих к митингу аджарцев. Защищавшим сильно доставалось. Гогитидзе бежал весь в крови и был смертельно бледен. Он успел выбежать прежде, чем огромная толпа выломала большие ворота на другом входе и ворвалась в здание парламента. Оно построено четырехугольником, внутри которого — большой двор, громадная чаша. К ней с одной стороны ведет лестница, очень похожая на знаменитую лестницу из фильма "Броненосец 'Потемкин'". И вот через мгновение сходство со сценой из фильма стало абсолютным. Многотысячная толпа с ревом хлынула вниз. Свидетелями этого зрелища стали и пара тысяч только что митинговавших аджарцев. Еще утром они многозначительно готовили к бою свои металлические прутья, крашенные черной краской, чтобы придать им сходство с пластиковыми дубинками. Но увидев, что произошло, побросали все оружие и просто разбежались. Причем сделали это просто-таки в мгновение ока. Последним, как-то странно подпрыгивая, несся Цотне Бокурия, накануне интересовавшийся, много ли повстанцев. Теперь он смог сам прикинуть на глазок, сколько их.

"Теперь Шеварднадзе — оппозиция"

Толпа подбежал к точно таким же воротам, которые только что выломала. Калитки, через которую спаслись бегством Эдуард Шеварднадзе и депутаты от Аджарии, им было мало. И толпа стала ломать и эти ворота. Они не поддавались минут десять.

Когда ворота распахнулись, толпа встретилась с другой толпой, которая в это время снесла ряды автобусов, перегородившие проспект Руставели. Больше побеждать было некого. Началось народное ликование. Революция состоялась.

И тут я снова увидел Саакашвили. Он шел в толпе со двора к ступенькам парламента и улыбался. Первый раз за эти дни я видел на его лице настоящую, полноценную улыбку счастливого человека. В этот день он победил.

Я вернулся в парламент. Там удивительно быстро налаживалась контролируемая обстановка. Даже работали две уборщицы. Нино Бурджанадзе принимала поздравления. Я спросил ее, как оппозиция будет действовать дальше.

— Мы не оппозиция. Теперь Шеварднадзе — оппозиция. Он недееспособен. Мне придется принять на себя его функции. Проведем выборы нового парламента и президента. Это надо делать одновременно. И все будет хорошо!

— А армия и внутренние войска? — спросил я.— С кем они? Вы что-нибудь знаете?

— Они должны поддерживать порядок. Я буду просить их об этом в своем обращении. Главное — чтобы они не мешали нам.

— Вы думаете, это победа?

— Я знаю! — весело ответила она.— Надо еще только, чтобы он в ближайшие часы сам подал в отставку. Он подаст.

Тем временем поставили на место большие дубовые двери в зал заседаний, запечатали его, а на бумажке с сургучом кто-то написал: "Эдик и Аслан, до свидания! 22 ноября".

На втором этаже победители расписывались на национальных флагах. Они, казалось, хорошо понимали цену вопроса вечности.

Другие люди уже взяли под охрану здание. Я обратил внимание, что не разбито, кажется, ни одно стекло. Даже возле стеллажей с подарками парламенту тоже поставили охрану.

"Дело сделано!"

Между тем Шеварднадзе успел доехать только до своей резиденции в Крцаниси. Она находится в черте города. Вокруг резиденции собралась бронетехника. Через час он выступил. Заявил, что арестует главных зачинщиков беспорядков, объявил особое положение и комендантский час и призвал министра обороны и министра внутренних дел выполнить его распоряжения. Складывалось впечатление, что президент неадекватен. На улицах в этот момент были десятки тысяч людей. У здания парламента шел нескончаемый митинг. Грузины занимались привычным делом, в котором они самые большие профессионалы,— праздновали. Пили, впрочем, довольно мало.

Мимо меня в здание мэрии занесли несколько ящиков с фейерверками, и через несколько минут небо над площадью расцвело ими. Фейерверки несли из автобусов, приехавших из Западной Грузии. То есть триумф предполагался.

Потом я увидел, как с площади отъезжают "Газели" с победителями. Я спросил человека из одной отъезжающей машины, не рано ли они собрались домой.

— Дело сделано! — с восторгом ответил он. Не уверен, что в тот момент он был прав.

Господин Иванов подключается

Через некоторое время "Рустави-2" сообщил, что Эдуард Шеварднадзе распорядился прекратить вещание канала. Диктор обратилась к людям с просьбой защитить журналистов. Через полчаса у здания "Рустави-2" было уже море людей. Из горящих факелов они составили огромные буквы SOS, которые были хорошо видны сверху. Люди действовали так же, как и два года назад. Спецназ внутренних войск у здания в эту ночь, впрочем, так и не появился.

Трудно сказать, действительно ли что-то угрожало каналу. По крайней мере, сам Эдуард Шеварднадзе во время своей короткой пресс-конференции ничего на эту тему не сказал. Похоже, это все-таки была ложная тревога, непонятно кем спровоцированная. Конкуренты утверждали даже, что журналисты "Рустави-2" решили таким образом в очередной раз поднять свой рейтинг. Но ведь выше уже не бывает. Страна в этот день смотрела только "Рустави-2".

К ночи стало понятно, что в Грузии установилось двоевластие. Саакашвили и его сторонники сидели в парламенте, Шеварднадзе — в резиденции Крцаниси. Все пытались контролировать ситуацию. Многое зависело от силовых министров. Они пока молчали. Правда, один мой товарищ при мне позвонил министру обороны Давиду Тевзадзе, и тот сказал ему, что ни в коем случае не будет отдавать приказ о применении силы против народа.

Этот народ между тем ликовал всю ночь. Возле парламента жгли костры. Под утро на ступеньках парламента неожиданно появился министр иностранных дел России Игорь Иванов. Он прилетел в Тбилиси часа в два ночи. Господин Иванов походил по площади, поговорил с людьми, дал короткое интервью журналистам. Из него следовало, что министр не считает происшедшее переворотом. Правда, было непонятно, чем же он тогда это считает.

Ночью же Эдуард Шеварднадзе дал еще одно интервью.

— Надо остановить этих ребят! — по-русски говорил он.— Они на все, на все способны! Надо остановить их и наказать! Как? Для начала арестовать их.

Эдуард Шеварднадзе на этот раз производил впечатление довольно растерянного человека. Он очень волновался. Так, наверное, должен волноваться человек, который дает интервью первый раз в жизни. Но это ведь был не тот случай.

Рано утром о происходящем высказался наконец министр обороны. Он заявил, что особое положение, даже если оно будет введено, не подразумевает использования оружия:

— Оно подразумевает защиту населения.

Таким образом, министр фактически поддержал революционеров. Нужно было обладать определенным мужеством, чтобы так смело толковать понятие "особое положение".

— У нас были консультации с президентом. Я был предупрежден, что не должен делать ничего, что могло бы привести к гражданской войне,— закончил министр обороны.

Ясно было, что он и не собирается ничего делать.

К полудню вчерашнего дня у здания парламента собралась огромная толпа. Мне показалось, что людей даже больше, чем накануне. Толпа изменилась и, так сказать, качественно. В ней было много хорошо и даже празднично одетых людей. Многие пришли с детьми. Грузия праздновала День святого Георгия. Это очень большой праздник. С ним в Грузии может сравниться только Новый год.

В здании парламента у Игоря Иванова шли последние консультации с оппозицией. Он к этому времени уже встретился с Эдуардом Шеварднадзе. Наконец господин Иванов вышел к журналистам. Стоял невообразимый шум, потому что все пытались задать ему вопрос. Он несколько раз пробовал начать сам, но ничего не было слышно. То, что сказал господин Иванов, когда все же установилась тишина, удивило меня:

— Мы с президентом Грузии обсудили договор о дружбе и сотрудничестве и пришли к выводу, что надо форсировать его. Затрагивались и другие проблемы двусторонних отношений.

Министр выразил надежду, что кризис будет решен конституционным путем и политическими средствами. И заявил, что прямые переговоры между конфликтующими сторонами — лучший путь для этого.

— Как вы считаете, возможны такие переговоры? — крикнул ему кто-то из грузинских журналистов. Но он уже спускался с лестницы.

Таким образом, министр иностранных дел России недвусмысленно дал понять, что воспринимает господина Шеварднадзе как действующего президента, с которым России надо срочно форсировать договор о дружбе и сотрудничестве. Можно, конечно, предположить, что особая срочность связана с тем, что завтра Эдуард Шеварднадзе уже может и не быть президентом, но совсем уж маловероятно, что именно это имел в виду Игорь Иванов.

Из парламента наш министр уехал, как мне стало известно, к своему крестнику — девятилетнему Ладо. Мама Ладо рассказала, что в прошлую пятницу звонила Игорю Иванову в Москву, но не застала его и оставила номер своего мобильного телефона. Министр позвонил через десять минут и озабоченно спросил, что случилось. Он, видимо, сильно разволновался. Он ведь был в курсе, что обстановка в Тбилиси напряженная. И Игорь Иванов добавил, чтобы его хорошо встретили, если он приедет. И вот случай представился.

"Скажите мне, зачем приезжал этот уважаемый человек?"

Тем временем Михаил Саакашвили, выскочив из своего кабинета, пробежал мимо журналистов, которые ждали его, и показал пальцем на внутренний дворик здания парламента. Там толпились люди в военной форме. Это были национальные гвардейцы. Они перешли на сторону восставших. Саакашвили хотел дать интервью на их фоне. Так он и сделал. Ничего существенного он в этот раз не сказал и пошел к митингующим, добавив, чтобы его окружали гвардейцы. Саакашвили по-прежнему хорошо понимал, что надо делать, чтобы поднять боевой дух своих людей. Многотысячный митинг встретил их восторгом. Саакашвили лично поднял на руки девушку-гвардейца, и она сказала несколько искренних слов. Стоя рядом, я видел, как Саакашвили делает резкие движения рукой, чтобы к нему подвели еще больше гвардейцев.

Через несколько минут я разговаривал с советником Эдуарда Шеварднадзе по юридическим вопросам Леваном Алексидзе. Утром господин Алексидзе заявил, что президент грубо нарушил седьмую статью конституции Грузии и Европейскую конвенцию по правам человека. Леван Алексидзе был рядом с президентом много лет и вот утром решил отойти от него.

— Я боюсь, что Игорь Сергеевич Иванов очень неадекватно говорил,— озабоченно сказал он.— Я занимался разработкой закона о дружбе и сотрудничестве. Там много нерешенных вопросов. Пусть он простит меня, но я не понимаю, зачем его форсировать. И причем он тут вообще? Скажите мне, зачем приезжал этот уважаемый человек?

Еще через полчаса Нино Бурджанадзе на ступеньках у парламента рассказывала мне, что оппозиция с удовольствием пошла бы на переговоры с Эдуардом Шеварднадзе, но они не могут до него дозвониться. Саакашвили в это время консультировался в парламенте с министром безопасности Валерием Хабурдзанией.

После этого разговора лидер оппозиции вышел к митингующим и заявил, что дает Шеварднадзе полчаса, чтобы тот заявил об отставке. Иначе люди пойдут к резиденции. Там должна была начаться пресс-конференция господина Иванова.

На первый взгляд решение Саакашвили было безумием. Резиденция Крцаниси хорошо охранялась. Более того, поход на резиденцию давал повод применить против оппозиции оружие. Но я уже убедился, что Саакашвили не делает случайных шагов.

Через несколько минут пресс-конференцию господина Иванова отменили. Министр разговаривал с оппозиционерами полчаса. За это время люди из близкого окружения Саакашвили сказали мне, что ультиматум Эдуарду Шеварднадзе продлится еще на час. В резиденции стали паковать вещи и просили дать еще немного времени, чтобы собраться.

Я думаю, люди из окружения чуть приукрашивали действительность. Мне точно было известно, что начальник спецназа, охраняющего резиденцию, несколько часов назад сказал, что отказывается охранять президента, забрал своих людей и уехал из Крцаниси в парламент к оппозиционерам. Я даже видел этого человека. Его зовут Давид. На мой вопрос, правда ли, что мне рассказали, он мрачно кивнул головой и ушел. Рядом с ним стоял человек по имени Василий. Этот остался. Он 11 лет работал в личной охране Шеварднадзе и пережил оба покушения на жизнь президента. При втором покушении погибли два его товарища.

Он сказал, что пока по крайней мере личная охрана Эдуарда Шеварднадзе при нем. Это 21 человек. Только что Васо разговаривал с водителем президента. Тот сказал, что его шеф жив. Это известие расстроило Васо. Оно означает, что дело у человека, с которым он провел 11 лет, все-таки плохо.

— Я очень хочу, чтобы все было очень и очень хорошо! — положил мне на плечо руку Васо.

Через несколько минут из парламента вышли лидеры оппозиции Михаил Саакашвили и Зураб Жвания и министр иностранных дел России. Не сказав ни слова, они сели в машины и уехали. Пока они спускались вниз, я спросил у помощника господина Иванова Александра Яковенко, куда они едут. Он сказал, что в резиденцию к Шеварднадзе, и отказался сообщить зачем.

Переговоры в резиденции были короткими. По телеканалу "Рустави-2" показали, как машины выехали из Крцаниси. Одному моему знакомому тут же позвонил один из оппозиционеров, Зураб Жвания, и сообщил, что пять минут назад Эдуард Шеварднадзе подписал указ о собственной отставке.

К дверям комнаты, где сидела Нино Бурджанадзе, подбежала раскрасневшаяся женщина с месячным ребенком на руках и попросила, чтобы ее пустили к Нино, которая к этому времени уже около часа ждала победителей. Женщина сказала, что хочет поздравить Нино.

— Вы уже знаете? — спросил я.

— Конечно! Все уже знают! Она — президентка! — крикнула молодая мама.

— Пока! — поправилась, впрочем, мама.— Я знаю, что через три месяца у нас будут выборы. Президентом будет Миша!

Над площадью уже полыхал невиданный фейерверк.

Бессмысленно с помощью букв пытаться передать настоящее грузинское счастье. В последний раз эти люди так радовались несколько лет назад, когда к власти в стране пришел Эдуард Шеварднадзе.

Хроника "бархатной революции"

2 ноября. В Грузии прошли парламентские выборы.

3 ноября. ЦИК объявил, что, по предварительным итогам, на выборах лидирует пропрезидентский блок "За новую Грузию".

4 ноября. Оппозиционные блоки "Национальное движение", "Бурджанадзе-Демократы" и "Патиашвили-Единство" заявили о непризнании итогов выборов и начали акции протеста.

7 ноября. В Зугдиди неизвестные обстреляли митинг оппозиции.

8 ноября. В Тбилиси началась акция "Грузия без Шеварднадзе".

9 ноября. Встреча президента Эдуарда Шеварднадзе с оппозиционерами Нино Бурджанадзе, Зурабом Жванией и Михаилом Саакашвили не принесла результатов.

12 ноября. Блок "За новую Грузию" заявил о готовности отказаться от голосов на "спорных" участках в пользу "Национального движения". Новая встреча президента с оппозиционерами не состоялась.

13 ноября. В Тбилиси полиция разогнала активистов оппозиции, проводящих голодовку у здания госканцелярии.

14 ноября. Лидеры оппозиции объявили о начале акций гражданского неповиновения. Глава Аджарии Аслан Абашидзе провел переговоры в Москве.

18 ноября. В Тбилиси прошел митинг в поддержку центральных властей. 20 ноября. ЦИК обнародовал итоги парламентских выборов. Большинство – у пропрезидентских сил. Эдуард Шеварднадзе назначил первое заседание нового парламента на 22 ноября.

21 ноября. В Тбилиси из регионов начали прибывать автоколонны со сторонниками оппозиции.

22 ноября. Во время выступления президента перед членами нового парламента в зал заседаний ворвались оппозиционеры. Президент эвакуирован в резиденцию на окраине Тбилиси. Нино Бурджанадзе объявила себя главой государства. Шеварднадзе обвинил оппозицию в перевороте и заявил о введении чрезвычайного положения.

23 ноября. Прибывший в Тбилиси глава МИД РФ Игорь Иванов провел встречи с лидерами оппозиции и Эдуардом Шеварднадзе. Несколько сот гвардейцев присоединились к митингующим у здания парламента, где заявили, что большая часть национальной гвардии на стороне оппозиции. Эдуард Шеварднадзе уволил секретаря совета национальной безопасности Тедо Джапаридзе и заявил о возможности досрочных президентских выборов.

АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ

Газета «Коммерсантъ» №214/П от 24.11.2003, стр. 1

Авторы:

Андрей Колесников

Почти никто не пострадал