| Североатлантический альянс продолжает оставаться одной из центральных тем российской внешней политики. Это стало настолько привычным, что даже вопрос: а что нам, собственно, с НАТО обсуждать и какое у нас поле сотрудничества? -- не сразу приходит в голову. Попробуем все же спокойно на него ответить.
Альянс пережил своего основного конкурента -- Организацию Варшавского договора (ОВД). Но «синдром победителя» сыграл с НАТО злую шутку. После окончания «холодной войны», самороспуска ОВД, а затем и крушения Советского Союза мысль о том, что в новых политических условиях Альянс нуждается в глубокой реформе, казалась несвоевременной. Победителей, как известно, не судят. Реформы нужны тогда, когда есть проблемы. А у НАТО никаких особенных проблем тогда не было.
В результате в начале 90-х возможность радикального реформирования Альянса была упущена. Больше такого шанса у НАТО не будет -- пик развития блока прошел, начался закат. Одним из решающих факторов, из-за которых Альянс не решился на глубокую внутреннюю реформу, было постоянное участие НАТО с 1993 года в кризисе на Балканах, закончившееся военной операцией под флагом этого блока в 1999 году. Вовлеченность в балканский кризис минимизировала шансы на реформу Альянса изнутри. Что касается реформы извне, то было больше желающих вступить в Альянс, чем тех, кто хотел что то менять.
В середине 90-х годов активизировались дискуссии о трансформации Альянса и его превращении в политическую организацию. Однако эти споры стали в основном отражением не действительной подготовки к реформам, а всего лишь «ответом» на российское сопротивление расширению Альянса. Эти дискуссии о трансформации с одновременным восхвалением НАТО как чрезвычайно успешной организации создавали «кризис идентичности НАТО». Часть экспертов считают, что уже сейчас НАТО -- это в основном политическая организация. Другие говорят, что все разговоры об этом не более чем дань моде, а в своей основе Альянс -- это крепкий военный союз. Так что, как советуют крепкие военные профи, «не слушайте всех этих политических болтунов».
Правы, пожалуй, и те и другие. У каждого сторонника НАТО свой блок -- своя идеальная модель Альянса: кто хочет, видит его в основном политическим, кто хочет -- преимущественно военным. Впрочем, свободу выбора имеют и обличители НАТО. Среди последних наибольшим успехом пользуются аргументы правых европейских политиков и западных военных, отстаивавших военную ипостась Альянса. Интерпретации же НАТО как политического альянса российские критики блока предпочитали не замечать. В общем, и у сторонников и у противников Альянса в 90-е годы сложились свои «архетипы» НАТО. В итоге те или иные реальные события интерпретировались под заданные шаблоны.
Отдельного упоминания заслуживает генезис идеи НАТО как блока общих ценностей. Это тоже идеальный «архетип» -- очень красивый, современный по своему социальному звучанию, интеллектуальный. И он начинает жить своей жизнью. При обсуждении первого раунда расширения НАТО идея «общих ценностей» открывала целое поле для тактический маневров: претенденты получали возможность требовать скидок при учете военных и военно-технических факторов, идею можно было использовать, чтобы опять же снять претензии России -- мол, не военные дела тут главные. В общем, концепция НАТО как блока ценностей всем была полезна при дебатах о первом раунде расширения блока, потому и получила в тот период наибольшее развитие. Правда, при ближайшем рассмотрении этот «архетип» имеет мало общего с реальностью. Целый ряд демократий не входят в НАТО, более того, не стремятся туда Швеция, Австрия, Финляндия. В то же время такой член НАТО, как Турция, никак не может попасть в ЕС, причем именно из-за вопросов ценностного порядка.
В бесплодных интеллектуальных упражнениях прошлого десятилетия был упущен шанс на осознанную реформу Североатлантического альянса. В результате он все же стал меняться, но как бы сам по себе. НАТО дрейфует в направлении превращения в рамочную организацию. Контуром ее станет не общая внешняя или оборонная политика членов Альянса в отношении современных угроз и даже не пресловутая «военная машина». Контуром станет общая PR-инфраструктура, общий информационно-аналитический и информационно-пропагандистский механизм. При необходимости на базе этой рамочной организации могут формироваться ad-hoc-коалиции для каких то силовых акций. Причем в зависимости от конкретной угрозы и ситуации состав этих ad-hoc-коалиций может меняться.
В этой парадигме развития наиболее «ликвидными», востребованными ресурсами Альянса становятся флаг, солидарность, общий информационно-аналитический, информационно-пропагандистский механизмы, а также механизмы военно-политических консультаций. Оговорюсь: это направление эволюции, где темпы движения могут меняться. Ощущение, что НАТО теряет какой-то свой внутренний стержень, монолитность, может приводить к новым противоречиям, но в конечном счете все уживутся в рамках нового, «мягкого» НАТО. Но само это направление мне представляется уже необратимым. Шансы на какую-то другую реформу блока упущены.
Сейчас НАТО в военном плане -- это «бронепоезд на запасном пути», а в политическом -- периферия мировой политики. Остается лишь сожалеть о всех тех финансовых, организационных и, главное, интеллектуальных ресурсах, которые десять лет отвлекались на второстепенную тему расширения НАТО. Это не означает, что с НАТО не надо сотрудничать. Конечно, надо. Только это сотрудничество на уровне практических вопросов и тактики, но не стратегии. Понятно, что сложившееся в России экспертное сообщество по европейской безопасности продолжает всячески преувеличивать значение НАТО. Однако все попытки «нарисовать» стратегическую повестку дня российско-натовских отношений традиционно заканчиваются ничем. Малые, практические дела -- вот поле сотрудничества НАТО и России. И никакой стратегии. Для последнего есть двусторонний формат с ведущими странами, а также ООН и «большая восьмерка». Иван Сафранчук, руководитель российского отделения Вашингтонского центра оборонной информации |
