Шариф Шукуров. Ахмад Ясин погиб во имя будущего
Шариф Шукуров
Дата публикации: 26 Марта 2004
Г ибель духовного вождя "Хамаса" и восставших за свое "Я" палестинцев знаменательна для тех, кто ведет борьбу против арабского и мирового терроризма в его явных проявлениях и скрытых угрозах. В равной степени потеря вождя, знамени борьбы весьма огорчительна для тех, кто встал на путь джихада, - это не только палестинцы, но все те, кто стоит с ними плечом к плечу в борьбе против западных ценностей. В этом же ряду находятся и те, кого мы не знаем, те, кто скрытно направляет движение международного терроризма.
Усилия всех этих людей ознаменованы лютой и расчетливой ненавистью к тем, кто, на их взгляд, тщится навязать им не просто свой образ и стиль жизни, но этос мировосприятия, этос различения между добром и злом, миром и войной, своей и чужой землей. Вот почему восстали палестинцы, всколыхнув весь мусульманский мир, - недруги посягнули на их этос, на стиль их умозрения, не просто на национальные, но и на религиозные чувства. Западная позиция слаба в том, что она, открыто манифестируя свое неприятие арабского этоса, садится за один карточный стол с воинствующими и, как правило, не столь просвещенными мусульманами. Невозможно играть в карты без козырей и с одними тузами с каждой стороны. Таким образом можно только на время испугать противника, но никак не договориться с ним об окончании игры.
Существует, однако, и еще одна группа людей, мимо пристального внимания которых не прошла смерть Ясина. Этих людей может встревожить метод достижения цели израильтянами, и в то же время они понимают, что гибель столь яркого идеолога военного и политического джихада неминуемо, хоть и на время, поколеблет позиции ратников автоматов и камней. Ведь когда из рук знаменосца выпадает знамя, его обязательно вознесут руки, которые могут оказаться сильнее, ловчее и быстрее. Итак, в западных странах существует сообщество интеллектуалов мусульманского происхождения, озабоченных современным состоянием Ислама. На мой взгляд, следует сосредоточиться на их видении будущего Ислама с тем, чтобы гибель Ясина предстала нам более объемной и прозрачной. Лицом к лицу ведь лица не увидать, часто бывает выгоднее развернуться и направить взгляд на то, что высвечивает ту же проблему по-иному, в другом ракурсе, но, как оказывается, точнее взгляда в упор.
Я предлагаю отвлечься от сегодняшнего положения в Палестине и обратить внимание на взгляды философски настроенных мусульман. Только потому, что их позиции сильнее, ибо они люди образованные, не в пример большинству террористов и их идеологов. Последние в подавляющем большинстве родом из деревень или с городских окраин, они не обладают многолетним интеллектуальным опытом, хотя из каждого правила есть и свои исключения. Например известнейший культуролог и палестинец Эдвард Саид , живший и недавно умерший в США.
"Мы обязаны бороться не с помощью джихада, а иджтихада " , - говорит парижский философ Мухаммад Аркун - лидер европейских интеллектуалов, друг Делеза и Фуко. Иджтихад с традиционной точки зрения является проработкой и/или пересмотром догматических позиций, которые с течением времени устаревали, не поспевая за течением жизни, за пластикой эволюции мусульманской общины. До XI века законоведы выносили соответствующие решения по модернизации собственно ислама. В XI веке интеллектуальная "вольница" завершилась, "двери иджтихада" закрылись.
Переходя на язык современной гуманитарии, можно сказать, что традиционные методы работы мусульман с догмой являются своеобразной и, заметим, постоянной инструментовкой формы и значений сущего. Это не интерпретация, а глубинная проработка ранее разработанных правил общежития. Другими словами, при нерушимости устоев Веры (Иман) инструментовке подвергается то динамичное составляющее, что именуется Исламом. Вера, взятая в ее целостности, и есть Ислам, но Ислам - это не только вероисповедное начало. Вера - это твердое внутреннее убеждение, а Ислам - это еще и внешняя манифестация этих убеждений. Вот что такое иджтихад по отношению к Исламу.
Как мы видим, Аркун, в отличие от Ясина, призывает именно к иджтихаду, но понимаемому, как было сказано выше, не узко теологически, а максимально широко, в отношении ко всему Исламу. По этой причине Аркун говорит: "Мы нуждаемся в новой риторике, в новом синтаксисе, в новой семантике, нам необходима новая теория метафоры - основа любого языка" .
Он говорит и о бриколаже , в постмодернистской терминологии - отскоке в прошлое, но с одним условием. Этот отскок должен быть сделан с непременным учетом всего накопленного мусульманами, но также и всем комплексом знаний западного происхождения. Вот для чего необходимы новые метафоры, новый синтаксис, новый язык понимания современного мира. В этом состоит особенность современного Ислама, во многом предрешенная еще пакистанским поэтом и философом Мухаммадом Икбалом , который говорил так: "Единственный открытый для нас путь - применить к современному знанию уважительный, но независимый подход и оценить по достоинству учение Ислама в свете указанного знания, даже если бы это могло бы привести нас к разногласиям с нашими предшественниками" .
Современные ригористы мусульманского происхождения в свою очередь и по существу призывают к бриколажу, но при условии очищения культуры Ислама от всего наносного (позитивного и негативного), включая все, что вобрала в себя культура после явления Корана и заветов пророка Мухаммада. Тем самым под удар ставится вся культура Ислама, возникшая после "закрытия дверей иджтихада". Место плоско понимаемого иджтихада логично занимает джихад - война во имя Веры, а не попытка найти компромисс даже не по отношению к противнику, но в самом себе.
Почему в современном исламском мире произошел очевидно негативный сбив, почему палестинские мальчики взялись за камни и оружие? Дело не только в том, что Ясин и иже с ним проводили систематическую пропаганду насилия, поясняя, что любой израильтянин - враг, поскольку он занимает их жизненное пространство, он, именно он разъединил Палестину и занял Макдис (Иерусалим). Аркун поясняет проблему объемнее: "Именно в арабских странах политика в области языкознания, педагогике, общественно-научных исследованиях была извращена доминирующими императивами национальной идентичности, в которой особая роль была отведена религии. Это и привело к появлению фундаментализма, трагические последствия чего мы испытываем на себе в настоящее время. Через официальные выступления и, что еще хуже, через школьное обучение шло систематическое накопление и передача в корне ложных , а следовательно, опасных знаний, касающихся культурных и исторических функций религии вообще и ислама в частности" .
Итак, мусульманский мир далеко не единообразен. В нем уже созрело новое, позитивное начало, готовое к кардинальным изменениям стратегии мусульманского мышления. Мои слова далеки от благого пожелания, ибо тот путь, который выше назван инструментовкой сущего, ярче всего, кроме философии таких личностей, как Мухаммад Аркун, Ахмад Бадави , отчетливо виден в современной архитектурной практике мусульман.
Зодчим назначено обустроить, т.е. инструментировать, как пластически оформленный мир религии (мечети, медресе), так и мир собственно Ислама - исламские центры, жилые дома и даже детские площадки. Надо помнить, что оптические режимы архитектурной пластики посягают не только на внешний облик городов и сел, но и на внутренний мир мусульман. Тонкость инструментовки архитектуры своеобразна, та работает с абстрактными понятиями, не подвластными изобразительному искусству, но вполне соотносимыми с философией. Этим объясняется, что тот же Аркун является основным разработчиком идей в известных архитектурных проектах Ага Хана . Примечательно, что в работе по пластическому изменению мира Ислама активнейшее участие принимают и западные архитекторы.
Это означает, что проблема реформирования окончательно обретает интеллектуальную, а не только богословскую оснастку. Более того, на мой взгляд, богословие уже не поспевает за мыслью философов и архитекторов о взаимоотношении традиции и нового, формы и содержания, этнического и межэтнического, интернационального. Поэтому и понятны слова исследователей современной исламской архитектуры о введении ее в "глобальную культуру архитекторов" и о ее "гибридной, креолизованной форме" . За современной формой таится глубинное мусульманское содержание. Новые пространственно-временные объемы мечети оказывают сильнейшее воздействие на мышление мусульман. Именно они, как говорит Аркун, позволяют ощутить присутствие новых горизонтов иджтихада.
В деле реформирования мироощущения мусульман архитектура играет не меньшую роль, нежели богословие и философия. Быть может, мы вступаем во времена, когда сила пластического воображения будет иметь много большее значение, нежели унылая риторика не столь образованных богословов. Я говорю о неизбежной смене исторического дискурса, когда политическая доминанта должна будет по крайней мере уравновеситься поэтико-философской. Ведь дискурсам свойственно менять свой состав. Если классический Ислам вполне осознавал это равновесие, а весь ХХ век прошел в преобладании политического дискурса, переходящего в постоянные призывы к джихаду, - похоже, наступают времена усиления поэтико-пластического дискурса истории. Вопрос лишь в том, какова будет форма недалекого или свершающегося на наших глазах грядущего.
Смерть Ахмада Ясина нельзя оценивать однопланово, следует помнить о возникшем в современном Исламе поле дополнительных смыслов и форм. А вот и еще одна примета складывающегося будущего Ислама, к чему, как и к архитектурной практике, прямое отношение имеет Запад: в гости к Муаммару Каддафи съездил английский премьер . Гибель Ясина для меня обладает дискурсивной полнотой, а не просто является очередной акцией израильских спецслужб. Я соглашусь с теми палестинцами, которые говорят о его жертвенной смерти, но жертва эта специфична. Она знаменует будущее Ислама, она знаменательна в гегелевском смысле Negation der Negation, то есть свободы. В нашем случае - свободы от отрицания силы интеллекта и от узости мышления, свободы от отрицания творческого иджтихада, свободы в восприятии ницшевской уверенности в креативных началах культуры Ислама.