И тут в глазах Меньшикова мелькнуло настоящее безумие. Его первая дуэль с Михалковым была в «Утомленных солнцем». Вторую, в фильме «Статский советник», он обязан выиграть. Что получится, увидим зимой

Я ПЕРЕОЦЕНИЛ ВАС, ФАНДОРИН!

Ничего, если я сюда встану? — спросил Пожарский.

— Пожалуйста-пожалуйста, — ответил Янковский.

— Гм. Недооценил я вас, Фандорин... Нет! Переоценил я вас, Фандорин... Значит, будете докладывать, что статский советник Пожарский — глава БГ? Знаете, где вы будете заканчивать свой монолог? В сумасшедшем доме! Нет, пожалуй, я все-таки отсюда скажу. Так нормально? Все-таки переоценил я вас, Фандорин...

Переоцененный Фандорин в это время гримировался. Все уже знают, что Меньшиков никогда не общается с журналистами. Девушка из модного журнала, просочившаяся на съемку вместе с нами, преследовала цель его увидеть. Только. Ничего ему не говорить, ни о чем не спрашивать. Поймать один взор — и жизнь оправдана.

— А по-моему, актер как актер, — шептал я. Громко говорить никто не отваживался.

— Не знаю, какой он актер, но он гений самопиара! — застонала журнальная девушка.

На самом деле, конечно, мне тоже хотелось повидать Меньшикова живьем. Особенно в компании с Михалковым. Мне очень было интересно посмотреть, как они будут второй раз в жизни проигрывать диалог Сильной Личности с Интеллигентом. В первый раз — в «Утомленных солнцем» — Интеллигент оказался полной дрянью, а Сильная Личность, хотя бы и избитая, торжествовала полную моральную победу, несмотря на свою историческую обреченность. Во второй раз им предстояло встретиться сейчас, в «Статском советнике» по роману и сценарию Акунина. Сцену снимали в одной из комнат старого особняка на Гоголевском бульваре, 6, — в помещении Фонда культуры. Михалков уже в гриме, но еще без костюма, в обычных брюках и белоснежной сорочке репетировал у зеленого стола, на котором в художественном беспорядке громоздились папки. Статский советник Пожарский уничтожал бумаги и заметал следы. Сюда-то к нему со своими разоблачениями и должен был заявиться Фандорин — не подозревающий еще о том, до какой степени прогнило все в Датском королевстве.

Иногда Меньшиков выходил из гримерки, в которую срочно переоборудовали одно из фондовских помещений, потом возвращался. Проскальзывал он по коридорам незаметно, как статист. Видно было, что усы у него уже наклеены, а виски уже седые. Филипп Янковский, снимая свою вторую картину (первой была нашумевшая и дружно похваленная «В движении» про несладкую жизнь тусовочного журналиста), слегка нервничает, и это понятно. С Михалковым он работает впервые, даже папа его встречался с ним на съемочной площадке всего единожды — у Балаяна в «Полетах во сне и наяву»; правда, все знают, что Михалков — актер идеальный. То есть чрезвычайно послушный. Как режиссер он может быть тираном, как артист — охотно слушается режиссера, ибо понимает, кто на площадке главный. Фильм отснят почти полностью — съемки завершаются 30 апреля. За лето картина должна быть смонтирована и озвучена, к зиме может выйти. Сначала — киновариант, потом — четырехсерийный телевизионный. Снимает по заказу Первого канала студия «Тритэ». Именно Первый организовал эту съемку для журналистов — с диким трудом, зато уж сразу главную сцену. Объяснение Фандорина с главным противником.

Акунин писал сценарий с удовольствием и написал его едва ли не лучше романа — смею об этом судить, поскольку тихонько попросил сценарий у ассистента и пролистал, пока выкладывали рельсы для операторской тележки и гримировали небольшую массовку (ливреи, усы, подусники). Главная проблема — как и во всей акунинской прозе — отчего в России талантливые люди нелояльны, а лояльные бездарны? Отчего, если ты хочешь служить Отечеству, здесь непременно надо преступать закон, а действуя в рамках закона, ты можешь Отечеству только навредить?

Его князь так же мягок, так же обволакивает и так же понятия не имеет о совести

Михалков и в сцене, и в фильме играет вечную свою роль (он и в жизни, кажется, в эту игру подчас заигрывается): обаятельный и властный циник, соблазняющий неоперившегося, но принципиального птенца. То же самое проделывал он у Эшпая в «Униженных и оскорбленных» в роли другого князя — Валковского, которую многие считают сильнейшей из всего им сыгранного. Вероятно, сходство между Валковским и Пожарским Акунин отрефлексировал — его князь так же мягок, так же обволакивает и так же понятия не имеет о совести.

— Два пути у вас, Фандорин! Два! Или пойдете со мной, или останетесь в сторонке! — Это Михалков репетирует на разные лады: страшным полушепотом, громко и с насмешкой, угрожающе и бестрепетно. Эти интонации я у него слыхал в разговорах о русской государственности и о том, кто хороший режиссер и кто плохой; батюшки, неужели тоже играл?!

Состав у «Статского советника» звездный, что было уже многократно описано в прессе. Хабенский играет террориста Грина, жена Янковского, Оксана Фандера, — его возлюбленную Иглу. О том, как ей трудно играть эту самую железную Иглу, она уже «Огоньку» рассказывала. Когда читаешь Акунина, видно, до какой степени он вторичен: стиль выдает. Впрочем, он такого эффекта сам добивается — словно фотографию тонирует. Но когда смотришь, да еще в особняке, да в декорациях — полное ощущение, что какую-то тайную правду о русской жизни он знает, правду только свою, видимую лишь из конца двадцатого века. Получается русский классик, родившийся, к счастью своему, не вовремя. Типы у него, конечно, послабей и побледней, чем у титанов, но проблемы он ставит остро и точно — и тем интересней посмотреть, что будет противопоставлять Никите Михалкову Олег Меньшиков. Очень трудно играть против Михалкова. Пусть у него все густо, жирно, самоочевидно, а все равно убедительно, и поди ты против него попри. Меньшиков соглашается на короткую фотосессию — они с Михалковым позируют в обнимку, vis-a-vis, tete-a-tete и просто рядом на фоне окна. «Опять черт-те что говорить будут», — бросает Михалков. На саму съемку и даже на генеральную репетицию фотографов никто не пустит.

Впрочем, наш все-таки пролезет — на секундочку. После чего будет громко изгнан. Но успеет поймать меньшиковское выражение лица — скорбное и торжествующее: разгадал, да все без толку. И еще одно выражение, тоже странное: какая-то в нем есть удаль, в обычной жизни Меньшикову несвойственная или по крайней мере скрываемая. Нечто вроде надежды на русский авось, за которым тут всегда будет последнее слово. Все в руках у Пожарского, а не победит он все равно. Откуда-то Фандорин это знает. И эта русская безуминка в глазах Меньшикова внушает большие надежды. Как будто он знает, что сейчас Пожарский триумфально обведет всех вокруг пальца — и в последний момент взорвется, чего уж никто, конечно, предугадать не мог. В России сыщику рационализм не положен. Он должен уметь угадывать ходы судьбы. Вот Фандорин и угадывает, а потому и взгляд у него безумный: давайте-давайте, князь. Сейчас посмотрим.

Посмотрим на самом деле зимой.

Дмитрий БЫКОВ

В материале использованы фотографии: Максима БУРЛАК