30 апреля 2004, 16:39 Культура

Расстались нормально

Ксения Рождественская Культура по пятницам: роман «Рубашка» акына Евгения Гришковца исследует место, про которое мы уже все знаем.

Вот бывают хорошие люди. А хорошие люди это что такое? Это когда видишь, что человек тебе приятен, ну, может, у него голос какой-нибудь такой мягкий, и одежда на нем такая уютная, и лично тебе он никаких гадостей никогда не делал.

И вот когда эти хорошие люди начинают писать тексты, это не всегда бывает правильно. Ведь хорошие тексты это что такое? (Господи, до чего ж интонация приставучая.) Это когда читаешь и думаешь: надо же, вот прямо про меня написано. Или: надо же, как он это умеет, это же гениально. Или вообще ничего не думаешь, а просто глазами хлопаешь, а вокруг целый мир.

Ну вот. Это я все к чему говорю. Это я только что прочитала новый роман Евгения Гришковца «Рубашка», так что от его интонации избавлюсь нескоро.
А Евгений Гришковец это что такое? Не спрашивайте. Евгений Гришковец – это хороший человек, замечательный актер, обаятельный мужчина, чудесный режиссер. Ну вот. Он... ну, в общем, он написал это... роман.

Уже довольно давно вслед за английским словом novel, обозначающим и роман, и новеллу, и маленький рассказ, мы называем «романом» все, в чем больше десяти страниц. Все, что раньше называли «повестью» и печатали в журнале «Юность». Слово «роман» мощнее, серьезнее, перепахабельнее.

«Тихий Дон» – роман. «Война и мир» – роман. Вот и Дарья Донцова – автор пятидесяти одного романа, а не хрена собачьего. Вот и Гришковец написал роман.

«Рубашка» он называется. Один полно показанный день из жизни одной белой рубашки, с утра и до того момента, как, заляпанная мохито, кофе и кровью, изгаженная волосами и грязью, она не упадет поверх старых, тоже еще не стиранных рубашек. Этот день, правда, был для нее особенно тяжел: день, когда хозяин рубашки плакал, уходил от погони, спасал людей, признавался в любви и видел яркие сны про войну и прочие мужские игры. Как всегда, про город, и очевидно, что писалась она зимой, потому что на всех страницах снег, теплая одежда, — Гришковец пишет про то, что видит и чувствует. Акын нашего времени.

«Проникновенная» будет точным словом. Проникновенная повесть для журнала «Юность». Как только герои начинают произносить монологи, от книжки невозможно оторваться. Как только они пытаются действовать, хочется куда-нибудь стыдливо спрятаться. В основном же главный персонаж произносит бесконечный внутренний монолог, который прекрасно звучал бы со сцены, а на бумаге смотрится слегка нелепо:

«Было много хорошего, расстались более-менее нормально, даже не без благородства... с обеих сторон... но я об этом не хочу... не могу я теперь об этом. Как же мне невыносимо! Господи!!! Зачем я так влюбился?!!!»

Количество точечек и восклицательных знаков авторское. Гришковцу вообще часто не хватает обычного многоточия, поэтому он использует еще и много-много-точие. Девять точечек. Со сцены они тоже звучали бы трепетно, а в книжке... ну, книжка... ведь книжка это что такое? Это такой сборник букв, пробелов и знаков препинания. И всего должно быть в меру. Когда, например, знаков препинания не в меру, это тогда... тогда это что такое?

Хрен знает что такое, вот что. Наверное, «Рубашка» будет бестселлером: она милая, изящно выстроенная, легко, на одном дыхании читается. Герой Гришковца столь же неприкаян, рефлексивен и влюблен, как какой-нибудь, прости господи, Мураками в угаре потерянного времени. Я не говорю, что один у другого списывает. Нет, оба просто описывают состояние человека, который не находит себе места. Самое обидное, что они не находят себе одного и того же места, и про это место мы давно уже все знаем.

Зато Гришковца проиллюстрировали прекрасными, совершенно не подходящими к тексту комиксами. Комиксы отдельной книжечкой вкладывают в «Рубашку» на кассе (чтобы не украли; уж такие они яркие и прекрасные), и в них нарисовано все, что в романе случится. Капитан, который говорит «Держать прежний курс», мужик, спрашивающий «Что будешь пить» – нет, нежная, нежная книжка, лучший способ убить наступающие праздники. Ну то есть... насовсем убить.