ГЕРОИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ: АНТИФАТАЛИСТЫ

ВЛАСТЬ И ЛЮДИ

Через пятнадцать лет напряженной работы нижегородскими правозащитниками был выработан критерий успеха. Правозащитник Каляпин сказал правозащитнику Дмитриевскому: «Плохо еще работаем. Гранату в окно никто не кинул». Как дети, честное слово....

Через пятнадцать лет напряженной работы нижегородскими правозащитниками был выработан критерий успеха. Правозащитник Каляпин сказал правозащитнику Дмитриевскому: «Плохо еще работаем. Гранату в окно никто не кинул». Как дети, честное слово. И по дереву даже не постучали, чтобы не сглазить.

Каляпин возглавляет в Нижнем Комитет против пыток, Дмитриевский — Общество российско-чеченской дружбы. Единственные на все отечество.

Личное дело Каляпина

Игорь Каляпин имеет законное право войти в новейшую историю родного города как первый нижегородский знаменосец российского триколора. Он в 89-м с ним на улицы города вышел, как с символом свободной России. Флаг с друзьями предварительно сшил из подходящих по цвету мануфактур. Каляпина тогда загребли в кутузку, флаг отняли как вещдок. А когда пришло время, сделанный кустарным способом символ государственности те самые мелкие люди водрузили уже официально.

У Каляпина все так в жизни складывается. Он права и свободы начинает защищать раньше, чем государство ему позволяет считать, что они у него есть.

Пять лет назад бизнесмен Каляпин создал Комитет против пыток. О личной мотивации сказал коротко: «Были отношения с органами». Про неизгладимый след тех отношений рассказывать не стал — это позже Дмитриевский кое-что прояснил.

А дело-то было банальное для эпохи первоначального накопления капитала. Перераспределить доходы, заработанные Каляпиным, кому-то захотелось. Вызвали в органы, где доходчиво объяснили, что лучше подпись на важном финансовом документе признать своей — по сути, отказаться от бизнеса. Он не признал. Признание тщетно выбивали несколько дней. Тяжелую память оставили.

…Первое дело, за которое взялись в Комитете против пыток, безоговорочной победой не закончилось.

То, что так будет происходить все эти годы, Каляпин догадывался. Давление на свидетелей и пострадавших — рядовое занятие. Но по прошествии шести лет рутинной работы привыкаешь. А тогда полтора года потратили на то, чтобы вину милиционера, избившего мужика, доказать. За день до предъявления обвинения мент тот с ящиком водки и новым телевизором явился домой к потерпевшему. Потерпевший не устоял и наутро забрал заявление, оставив взамен такой текст: «Никто меня не бил, это я с лестницы упал». Но они все равно добились, чтобы мента из органов уволили.

На самом деле логичный был исход: общество, воспитанное в беспределе, гражданским быть не приучено. Достоинство как норма отсутствует. Тогда Каляпин сформулировал долгосрочную задачу: «Противодействовать фатализму в обществе». И сроки определил: «На моем веку комитету будет чем заниматься».

Работы шести сотрудникам комитета хватает. Завались работы. Обычно после появления в местной прессе публикаций о ходе расследования какого-либо дела приходят 10—15 новых заявителей. Заявления тщательно рассматривают и в 70 процентах случаев отказывают в независимом расследовании. За невозможностью доказать факт пытки. Это для комитета, по мнению Каляпина, показатель очень качественный, потому что нет цели любой ценой накопать компромат на органы.

«А что считать пыткой? — спрашиваю я, потому что посреди очень спокойного делового разговора доходит, что обсуждаем. — Вот если по почкам дубинкой дали — это пытка или не пытка?» Мне отвечают, что не пытка. Если один раз, то точно не пытка. Разобраться с терминами на основе родного Уголовного кодекса сложно. В нем, оказывается, вообще определение термина «пытка» отсутствует. А встречается только в двух статьях, но не в качестве самостоятельного преступления, а как отягощающий признак. Очень удобный кодекс.

Попутно узнаю, что самые популярные методы воздействия — противогаз на голову с перекрыванием кислорода или током электрическим. Раньше это была редкость, а теперь — рядовой случай. В практическом пособии, изданном комитетом, есть глава «Как избежать угрозы пыток. Полезные советы». Пару советов приведу — все под Богом ходим.

— Притворитесь потерявшим сознание — есть надежда, что убивать не в интересах милиции.

— Отчаянно кричите сразу, как станут ясны намерения мучителей.

— Постарайтесь сохранить улики пыток. Испачкайте кровью как можно большее число предметов.

Составители знают что советовать — одно дело выиграли, сорвав со стены кабинета следователя кусок запачканных кровью обоев. Потом доказали, что на обоях кровь пострадавшего.

Каляпин в этом видит чеченский след: «Чечня намного ближе, чем кажется. Все силовые структуры принимают участие в чеченском конфликте. Они оттуда возвращаются наркоманами войны…». И вывод: «Мы боремся против деградации органов». Из чего следует, что Комитет против пыток — для государства средство первой необходимости. Это — если логически рассуждать.

То, что комитетчики, как «санитары леса», достали местную милицию «по самое не могу», объяснять надо? Они в законе нашли формулировку, на которую в прокуратурах отмечается повсеместная амнезия: «Для возбуждения уголовного дела не нужны доказательства вины, а нужны данные, достаточные для предположения о совершении преступления». То есть если пострадавший уверенно утверждает, что избит милицией, — уголовное дело должно быть возбуждено. Даже представить жутко, сколько дел завернуто по стране с иезуитским вопросом: «А чем докажешь?». Но не в Нижнем.

В штате комитета, кроме юристов, есть должность следователя. Каляпин подумал и решил, что профессионал необходим. Объявил конкурс. Двадцать человек из органов пришли на работу проситься. Не только за зарплатой — за честной работой в первую очередь.

По всем 25 делам, с которыми сейчас работают в комитете, официальное следствие не закрыто только потому, что правозащитники не дали. Одно дело ведут уже шесть лет, 14 (!) раз добивались возобновления следствия.

Как? Безупречно, с процессуальной точки зрения.

Показали дело Долгашева. Парня в местном баре избил начальник РОВД. Не понравился ему пострадавший с эстетической точки зрения или просто магнитная буря была… Кто ж разберется в хитросплетениях мотиваций человека на трудной должности? Дело в местной прокуратуре возбудили. Но пока шло следствие, убедительно намекнул свидетелям и самому пострадавшему, чтобы не горячились и ненужные подробности из памяти изъяли. В комитете подробности своим независимым следствием восстановили и изложение на 17 листах направили прокурору области. С полной юридической оценкой, четырьмя публикациями в прессе и видеоматериалами. Теперь следят тщательно, чтобы прокурор следовал должностным инструкциям. Квалификацию не утрачивал. Заодно пачку конвертов послали, чтобы не ссылались, как раньше, в его ведомстве на нехватку канцелярских товаров в качестве основной причины игнорирования запросов.

Каляпин — стратег, он знает: известный правозащитный ход — самосожжение себя «во имя…» — эффективным быть уже не может. Работать надо в рамках предложенного законодательства. Комитет доработался до того, что Управление собственной безопасности по Приволжскому округу заключило с ним договор о взаимодействии. Одно дело по пыткам благодаря следственной поддержке управления комитету уже удалось выиграть.

Это что получается, если вдуматься? Правозащита в этом контексте перестает быть личным делом. Государственным еще не становится — но прецедент-то создан.

Сейчас в работе 11 дел. За последние годы Комитет против пыток добился вынесения трех обвинительных приговоров со сроками пять, три и шесть лет условно и три года лишения свободы. По шести делам вынесены обвинительные заключения. В Казани, Йошкар-Оле, Омске, Краснокамске открыли отделения комитета.

В Грозном тоже началась работа — пыток на душу населения хватает. Информационную поддержку доверили Дмитриевскому. Больше некому.

Личное дело Дмитриевского

Стас Дмитриевский — ответственный за российско-чеченскую дружбу. Когда он четыре года назад сформулировал ближайшую перспективу своей жизнедеятельности этим трудно воспринимаемым на слух словосочетанием, земляки его не поняли. Это «российско-чеченская» еще куда ни шло, но «дружба»?! Отдельные сочувствующие указывали ему на вызывающую противоречивость термина, но он уперся. Дмитриевского надо знать, чтобы было понятно, что он не правозащитный романтик, а гражданин.

С дружбой, как он считал, надо было что-то делать. Укреплять по мере сил. Ресурсов набралось в родном городе немного. В штате нижегородского отделения общества — три человека, комнатка в здании горбыта площадью три на три метра, два компьютера и чеченский флаг во всю стену, укрепленный канцелярскими кнопками. Американский фонд Макартуров (что им российско-чеченская дружба, а вот поди ж ты) денег дал. Пять тысяч рублей зарплата у правозащитника Дмитриевского, чтобы не было лишних вопросов.

Стас Дмитриевский позвал в гости домой — на встречу на рабочем месте сил не хватило, болеет. Сидит на табуретке в проеме кухонной двери. На стене гитара висит. У ног кошка и дочка. Гражданка пяти лет. Высадила вдоль плинтуса потрепанных зверей и рассказывает им стихи. Так и общаемся — с перерывами на детскую декламацию.

«Мы с Каляпиным, когда первая Чечня началась, ничего не поняли. Я ему говорю: «Слушай, Каляпин, что там происходит? Сергей Адамович Ковалев возмущается. А мы?». Ну и поехали. В кармане — удостоверение нижегородского Комитета защиты прав человека и диктофоны. Мы там месяц прожили — по подвалам, с федералами, с чеченцами. Совсем другая война была. Не было национального противостояния — чеченцы против русских или наоборот… Тяжело уезжали. Понимали, что бросаем людей в страшной беде...»

Дмитриевский кашляет и задумывается. С той первой войной он понимал, что делать: съездили — написали — опубликовали. «Не было закрытого информационного поля». И еще какое-то эйфорическое ощущение возникло, что «люди к власти пришли» и разберутся. Люди подвели крепко…

Сам Дмитриевский эпоху очарования демократией переживал деятельно. Родной город спасал от варварского проекта — строительства легкого метро в историческом центре. В палаточном городке жил с друзьями на месте, где собирались рыть метро. На тысячные митинги горожан собирал…

Нет теперь у Нижнего Новгорода легкого метро — и слава богу. Правда, воодушевления земляков от деятельности Дмитриевского поубавилось. Мало ему было исторических ценностей родного города — спасать ведь и спасать. А его опять к Чечне прибило…

Без иллюзий открывал Стас для себя вторую чеченскую.

Аккурат накануне выборов президента в типографии был арестован тираж очередного номера газеты «Право — защита». Якобы название учредителя написано неверно… Смешно, честное слово.

Газеты — обычная и электронная — главное дело общества российско-чеченской дружбы. Основная часть информации приходит из чеченского отделения, за которое с дружественной стороны отвечает Имран Эжеев и десять волонтеров. С ними — ежедневная связь по телефону.

Газета — это 16 полос ежемесячно, тираж пять тысяч и свободное распространение. В основном дайджест публикаций отечественной независимой прессы (двух пальцев хватит, чтобы пересчитать эти издания) и то, что пришлют очевидцы с передовой. В электронной версии — пресс-релизы, которые готовят несколько раз в неделю. Ничего личного — только сводки. Содержание такое, что, как говорит Дмитриевский, «мне иногда кажется, мы на кладбище работаем» — убили, похитили, пытали…

400 адресатов рассылки у сайта: ОБСЕ, посольство США, Европарламент, СПС, Комитет солдатских матерей, МИД Ирландии, МИД Норвегии, радио «Свобода», коллегия адвокатов… Среди прочих — администрация президента России и Генпрокуратура. Этим информацию шлют, не надеясь на взаимный диалог, а чтобы знали, что в стране делается.

Главная задача, считает Дмитриевский, — «прорвать информационную блокаду». Рвут с риском и ощущением, что каждый номер — последний. Людей теряют. В январе в Чечне был убит волонтер Аслан Давлетукаев. Все по схеме — ворвались в дом, увезли в неизвестном направлении. Через несколько дней нашли обезображенный труп… Аслан три года передавал информацию для газеты. Да что информация — человек был редкий.

Оно, конечно, и так понятно, что газета, у которой в правом верхнем углу на титульном листе написано: «За нашу и вашу свободу», востребована в Грозном больше, чем в Нижнем. Обстоятельства так сложились по не зависящим от сторон причинам. За годы войны ненависти взаимной накопилось — никаким обществом российско-чеченской дружбы эту амбразуру не закроешь. Но Дмитриевский с товарищами пытается по мере сил.

Пару лет назад, когда впервые привезли на реабилитацию в Нижний десять глухих детей из Грозного, местная газета среагировала адекватно общественному мнению. Провела опрос читателей: поддерживают ли они приезд в родной город детей-чеченцев? Читатели не поддержали. А газета разразилась вдогонку Дмитриевскому серией грязных оскорблений, самым политкорректным из которых было обвинение в предательстве родины. Ему это же обвинение уже предъявляли, когда он участвовал в процессе по делу Буданова как общественный обвинитель.

Дмитриевский родину не предавал. Он государственный стыд усугубить хотел. С государством на текущий момент он просчитался, а вот земляки хоть и не сразу, но душой стали мягче и, когда дети второй раз приехали в Нижний, откликнулись — в лице тогдашнего губернатора Склярова, в лице мэрии, и в лице главы администрации Московского района. Детей на летний отдых в лагерь отправили, игрушки и книги подарили.

Мальчик Рустам, когда уезжал, написал, что ему «очень понравилось в Нежном Новгороде» и что он «не думал, что здесь живет так много женщин, похожих на маму».

Как оценивать эффективность газеты, которую раздают бесплатно? Только по косвенным признакам. В Грозном признаков побольше. У Кадырова в руках замечена была — он газетой на каком–то совещании по столу стучал, ссылаясь на прочитанное. Ее там не хватает катастрофически — за 100 рублей друг другу продают.

В Нижнем спрос на правду пропорционален потребности. Но растет. Недавно заходил в редакцию мужичок: дайте, говорит, газету, я на рынке раздавать буду — народ же не знает…

Но есть еще и другая эффективность. Дмитриевский неожиданно для себя обнаружил, что сообщения о пропажах людей, которые они публикуют на сайте, имеют не только информационный смысл. Если опубликовать быстро, лучше всего день в день, то почти наверняка похищенного не убьют и не искалечат. Он еще не понял до конца, как срабатывает этот механизм, но он срабатывает. И редакция изо всех сил давит на эту «кнопку». За последние два месяца были освобождены четверо.

Стас планов не строит — какие могут быть планы на войне. Но мечта есть. Сделать информационное агентство, чтобы новости шли ежедневно. Есть в стране люди, которые эти новости хотят знать.

P.S. Прощаясь, правозащитник Каляпин сказал: «Спасибо, что обратили внимание. Нам это важно». Я ответила как частное лицо: «Это вам спасибо», остро пожалев, что нет у меня пока особых оснований говорить эти слова еще и от имени родины.