04 августа 2004, 14:01 Мнения

У невидимой стены

Игорь Федюкин Российские власти и общественное мнение не желают нести ответственность за сталинизм, и это отделяет нас от Европы не меньше, чем торговые споры и бюрократические препоны.

История объединяет. Неотъемлемым атрибутом любой национальной, государственной и цивилизационной общности являются общие исторические воспоминания. Вместе боролись, вместе переживали нашествия и бедствия, общие злодеи и кумиры.

В своем обращении к варшавянам по поводу 60-й годовщины трагического варшавского восстания президент России отдает «дань уважения героям польского Сопротивления», обещает сохранить в памяти россиян «мужество и самоотверженность миллионов верных сыновей и дочерей Польши, сражавшихся с нацизмом» и, конечно, призывает «делать все возможное для укрепления стабильности, партнерства и доверия в Европе и мире».

О чем здесь не говорится, так это об обстоятельствах восстания и причинах его поражения — в котором, как президенту конечно известно, поляки обвиняют Красную Армию и лично Иосифа Сталина.

Суть коллизии хорошо известна: восстание началось как раз тогда, когда советские танки подошли вплотную к Висле, и восставшие, конечно, рассчитывали на их помощь. Вместо этого советские войска несколько месяцев простояли на другом берегу реки, по сути дела, просто наблюдая за избиением варшавян эсэсовцами.

Советская историография всегда оправдывала этот «трагический эпизод» объективными обстоятельствами: «импульсивные поляки начали, де, восстание, не посоветовавшись с советским командованием, которое в результате ничем не смогло им помочь: войска были крайне измотаны предыдущими боями и оказались просто не в состоянии с ходу форсировать реку и идти на прорыв блокады». Польская — и западная — историография всегда объясняла неожиданное нежелание красных маршалов жертвовать жизнями своих солдат тем, что восстанием руководили не коммунисты, а лидеры Армии Крайовой, настроенные отчетливо антисоветски, ориентировавшиеся на западных союзников и эмигрантское правительство в Лондоне. По этой версии, Сталин просто предоставил эсэсовцам возможность сделать за него грязную работу — зачистить Польшу от тех, кто мог воспротивиться установлению в стране просоветского режима.

С исторической точки зрения такая трактовка событий, наверное, является не бесспорной. У поляков немало претензий и к западным союзникам, сделавшим, как считается, недостаточно для поддержки восстания. Надежды восставших на снабжение по воздуху не оправдались, а британцы отказались десантировать в город польские подразделения, воевавшие в составе их армии. Прибывший на празднования госсекретарь США Колин Пауэлл даже счел необходимым оправдываться, выразившись в том духе, что разговоры о предательстве варшавян западными союзниками — это преувеличение: на самом деле, по мнению госсекретаря, речь идет скорее о трагической нехватке ресурсов, о физической невозможности оказать необходимую помощь.

Российский же официоз предпочитает вовсе игнорировать существующие разночтения.

О них можно лишь догадываться по эзопово-дипломатическим оборотам в президентском послании. Читателю остается только гадать, о каких «уроках той страшной войны» здесь идет речь и что значит упоминание о том, что среди героев-варшавян были «люди разных политических убеждений». Однако говорить о проблеме прямо, а тем более — извиняться за прошлое, Москва не намерена. Кремль явно не понимает, из-за чего, собственно, сыр-бор: с прошлым давно покончено, России и Польше пора строить новые отношения - «равноправные, ориентированные в будущее, свободные от стереотипов». Тем более, что «плодотворные контакты между учеными и архивистами наших стран помогают «снимать» исторические анахронизмы и стереотипы в двусторонних отношениях».

Вопрос, конечно, не только в дипломатической нечувствительности Кремля.

Проблема в том, что и Кремль, и российское общественное сознание в целом, не видят в действиях Сталина и его наследников ничего из ряда вон выходящего.

Ну да, свергали послевоенные правительства в странах Восточной Европы (и не только) — ну и что? ЦРУ вон Сальвадора Альенде прикончило, посадив вместо него Пиночета — тоже не подарочек. Ну да, вводили танки в Будапешт и Варшаву — так США тоже подавляли антиамериканские движения по всему миру. Стали бы англо-американцы идти на потери и спешить на помощь коммунистическому восстанию где-нибудь в своей зоне оккупации? Не факт.

~ Сталинские преступления рассматриваются, таким образом, как досадный, но вполне типичный элемент realpolitik двадцатого века: все великие державы делают это! Иными словами, сегодняшняя Россия оценивает советскую внешнюю политику в прошлом столетии, исходя из моральной равноценности советского режима и его главного антагониста — США. Скажем, при осуждении событий в Чехословакии и Венгрии то обстоятельство, что в этих странах имела место борьба за свободу и против коммунистической диктатуры, российским сознанием оставляется за скобками. Речь идет просто о геополитической коллизии — борьбе за сферы влияния. (Легко понять, что по чисто биографическим причинам такая трактовка истории особенно близка и понятна нынешнему руководству: разведчик, просто разведчик и служу государству, как и мои западные соперники-коллеги).

Можно долго обсуждать, насколько верен и конструктивен такой подход, но к западу от российских границ он не вызывает ничего, кроме скепсиса. Там российскую историю двадцатого столетия воспринимается именно сквозь призму моральных представлений:

Советский Союз был именно «империей зла», и всякие попытки уравнять ЦРУ и КГБ, НАТО и «восточный блок», и так далее, обречены на полное непонимание. В России все быстрее нарастает готовность принять советскую эпоху и сталинские преступления (в том числе, и за рубежом) как «трагическую, но неотъемлемую часть нашей истории»; эта готовность все больше разделяет нас и наших соседей. Россия — не Европа: мы по-разному помним двадцатое столетие.