ПОКОЛЕНИЕ НЕКСТАТИ
Двадцатилетние захватывают кабинеты чиновников, оставив старших искать правду на кухнях
Есть в России такая головная боль, как нацболы. Национал-большевики из НБП (организация Эдуарда Лимонова). Нацболы — а это, в основном люди молодые и активные — заняты, как правило, тем, что бузят, колобродят, громко матерятся, бьют и рушат, чем многих сильно раздражают. До поры власть им это позволяла — пусть руки чешут. Пока нацболы не швырнули в нее абсолютно демократическими лозунгами — в стиле «ЯБЛОКА», СПС — и стали требовать от Кремля того, что раньше требовали демократы. В данный момент за акцию 14 декабря (поэтому их зовут теперь «декабристы») против отмены льгот и за отставку Путина сорока нацболам предъявлены обвинения, предполагающие абсолютно не адекватные содеянному сроки от 12 до 20 лет
Кто они?
Владимир Ангиров (19 лет, студент, Волгоград),
Иван Дроздов (20 лет, студент, Москва),
Иван Королев (21 год, студент, Москва),
Сергей Резниченко (22 года, строитель, Барнаул),
Юрий Староверов (22 года, студент, Нижний Новгород),
Лира Гуськова (22 года, программист, Казань),
Марина Курасова (30 лет, медсестра, Ростов-на-Дону),
Алина Лебедева (19 лет, студентка, Рига),
Анна Назарова (19 лет, студентка, Москва),
Наталья Чернова (24 года, художник, Москва),
Дамир Валеев (21 год, рабочий, Москва),
Андрей Горин (19 лет, актер, Барнаул),
Евгений Королев (19 лет, студент, Москва),
Кирилл Манулин (19 лет, студент, Москва),
Артем Перепелкин (18 лет, студент, Нижний Новгород),
Алексей Тонких (31 год, юрист, Оренбург),
Максим Баганов (17 лет, рабочий, Нижний Новгород),
Алексей Девяткин (17 лет, учащийся, Нижний Новгород),
Иван Петров (15 лет, школьник, Тверь),
Сергей Рыжиков (17 лет, учащийся, Москва),
За что?
14 декабря прошлого года группа студентов и школьников, считающих себя членами незарегистрированной Национал-большевистской партии (НБП), вошли в общественную (доступ гражданам свободен) приемную администрации президента, расположенную по адресу Большой Черкасский переулок, 13/14 в Москве. Они забаррикадировали дверь кабинета № 14 на первом этаже обнаруженным там сейфом, прикрепили к окну лозунги: «Путин, уйди сам!», «Путин, нырни за «Курском»!», еще много чего прокричали… Через 45 минут силами вызванного столичного ОМОНа и ФСО (Федеральной службы охраны) все сорок были взяты под стражу, и вскоре им предъявили обвинения в «насильственном захвате власти в Российской Федерации» (ст. 278 УК).
Из постановления о привлечении в качестве обвиняемого: (Все сорок постановлений по событиям 14 декабря написаны под копирку. — А.П.) «…29 — 30 ноября 2004 г. на 5 учредительном съезде неформального объединения «НБП» была принята программа, предусматривающая насильственный захват власти в РФ… Согласно разработанному плану, организованная группа членов НБП в количестве 40 человек должна была незаконно проникнуть внутрь здания общественной приемной администрации президента РФ… препятствовать сотрудникам… в том числе руководителям российского государства, осуществлять возложенные на них полномочия… и путем выдвижения незаконных ультиматумов с требованиями отстранения от власти президента РФ, демонстрацией транспарантов, разбрасыванием листовок с текстами антипрезидентского и антиконституционного содержания насильно захватить власть в РФ… 14 декабря 2004 г. примерно в 12 часов 30 минут вышеуказанные члены НБП, в количестве 40 человек… незаконно прорвались внутрь здания центрального органа президентской власти в РФ… незаконно захватили помещение служебного кабинета № 14 на первом этаже, дали возможность через окно проникнуть внутрь оставшейся части членов НБП, участвующих в насильственном захвате власти в РФ, после чего, забаррикадировав изнутри двери металлическим сейфом… через окно кабинета стали демонстрировать транспарант, разбрасывать листовки с текстами антипрезидентского и антиконституционного содержания, выкрикивая при этом аналогичные лозунги и выдвигая незаконные требования по отставке президента РФ...».
В данный момент дело «сорока» находится на особом контроле генпрокурора Устинова — властью ему придан высший статус общественной опасности (куда более высокий, чем, например, расследованию взрывов двух самолетов в воздухе 24 августа). Дело нацболов передано в Мосгорпрокуратуру, в нем назначен новый руководитель следственной бригады — Евгений Алимов, печально зарекомендовавший себя пониманием начальственных запросов с полуслова, участвуя в делах по «Норд-Осту» (октябрь 2002 г.) и захвату нацболами же кабинета министра здравооохранения Зурабова (2 августа 2004 года в Москве в знак протеста против монетизации льгот). За Минздрав, согласно «расследованию» Алимова, семерым нацболам дали по пять лет зоны — приговор в данный момент на кассации, и среди прочего 14 декабря демнацболы в администрации президента кричали, конечно: «Свободу политзаключенным!», имея в виду своих семерых товарищей, судебный процесс по которым как раз подходил к концу…
Согласитесь, странно — содеянное никак не соответствует грозящему наказанию. Что очевидно каждому, в том числе тому, кто не признает идеологию НБП, их методы. Ну какая глупость именовать затхлое госучреждение по пересылке почты, каким всегда была общественная приемная, — «центральным органом президентской власти в РФ», а пересыльщиков, кто в этой приемной принимает прошения, — «руководителями российского государства»?
Мамы и папы
Конечно, сегодня родители рвут на себе волосы. Какие сроки!.. Многие клянут Лимонова, что втянул, что использовал их детей для поддува собственной популярности, называют его козлом-провокатором… Однако быстро выясняется: большинство родителей знали о том, что их сыновья — именно нацболы.
С ней полностью соглашается и любимая тетя Кирилла — Алена.
И мама, и тетя — люди нашего круга. Не богатые, но и не бедные. Образованные, интеллигентные, непросто выживающие в нашем мире. Кирилл по их описаниям — человек, остро чувствующий несправедливость, много думавший о том, что происходит в России, мучавшийся этим. До нацболов он пытался быть с коммунистами, но там все было «пусто».
— Они же за пенсионеров выступали. И пострадали. Так хотя бы одна ветеранская организация прислала ходатайство за них в прокуратуру.
— Вам давали свидание с сыном?
— Почему?
Станислава Ивановича тоже не смущало, что сын у Лимонова, протест — дело молодых, профессор был уверен, что Иван ни на какую насильственную акцию не решится. К тому же рядом с ним — образованные ребята…
Ее рассказ о сыне изобилует восхищенными красками. Суть характера Ильи — также борьба с несправедливостью.
Илья тоже искал самореализации в разных партиях и движениях, но все демократические и оппозиционные, по его мнению, обанкротились. Уезжая в декабре в Москву, предупредил Веру Ивановну, с которой у него откровенные отношения, о том, что надо ехать по делам НБП.
— Нет, ребята там очень хорошие, — отвечает Вера Ивановна то же, что и другие родители, — много читают, увлекаются историей. Ничего дурного не видела. Тольятти наш — город бандитов, и мне нравилось, что он — с другими, борется с бандитами.
Потом — запершиеся в себе. И в этом оказалась проблема их детей. Пять минут разговора с родителями — и они срываются на признание: «Но ведь так, как наши дети, думают сейчас почти все! И мы так думаем!».
Поэтому и случилось 14 декабря: наши дети пошли бороться за нас же, но своими методами и открыто, при этом под нашими же, демократическими, лозунгами. И сели за нас. За нас, не способных «более цивилизованно» поднять собственный голос. Впавших в апатию и не сопротивляющихся системе. Их, молодых, радикализм — это ответ на нашу внутреннюю эмиграцию, которую мы опять выбрали. И более того: именно наше привычное молчание, наша кухонная совесть позволяет власти в данный момент привешивать на нацболов сроки, сравнимые разве что со сталинскими. И никакое это не преувеличение. 25 лет — сталинские. А 20 — путинские…
Но кураторство Аграновского не означает, что он — партийный адвокат НБП. Во-первых, потому, что у НБП нет средств на своих адвокатов, как, например, у ЛДПР. Вторая причина, почему именно Аграновский — куратор, в том, что именно у него за плечами опыт защиты по делам других левых, так уж сложилась его практика. В личном качестве Дмитрий сейчас — защитник троих из сорока «декабристов»: Лиры Гуськовой, Владимира Линда и Ивана Дроздова.
— Многие чувствуют себя героями. Я бы не сказал, что это слабые ребята. Держатся нормально. Никакой подавленности, депрессии.
— Ощущение: они знали, на что шли. Стойкие люди. Конечно, не ожидали такой неадекватной реакции от власти. Но ребята все умные, мыслящие.
— Ходатайствуют ли сейчас институты за них перед следственными органами?
— Может быть переквалификация?
— ФСБ участвует в допросах?
Анатолий Тишин — папа несколько из другой когорты, чем родители других «декабристов». Он — один из ближайших к Лимонову руководителей НБП. Но он же и папа, причем вдвойне. Гриша, сын, получил пять лет «за Минздрав». А Гришина жена, Лира Гуськова, в СИЗО за 14 декабря. Лира — талантливая программистка, закончившая прикладную математику в МГУ, участвовала в захвате приемной, после чего ее сильно избили, и лишь недавно она выписана из тюремной больнички в камеру. (Очевидцы утверждают, что девушек-«декабристок» милиционеры колотили почему-то куда сильнее, чем ребят.)
— Да я его пять раз уводил оттуда, — отвечает Анатолий. На нем серое пальто, воротник поднят, и он внешне похож на то, как изображают подпольщиков-народовольцев в советском кино. — Я говорил ему: уходи. Но он возвращался. Хотел бороться. Чистая душа.
— Да. У всех — адекватное понимание. Все шли на акции с открытыми глазами. Потому что мириться с тем, что творится при Путине, невозможно.
По всей видимости, в том-то и трагедия, что на Лимонова не спишешь. Он — лишь костыль для молодых. Предложенная форма для самовыражения убеждений. И дело совсем в другом, куда более сложных вещах: российская молодежь радикализуется семимильными шагами. Ровно по мере закручивания политических гаек, когда инакомыслящему не продохнуть. Молодые радикалы, число которых все растет, — это те, кто больше не может терпеть нашего безвоздушного пространства, нашей общественной безысходности, постоянной подмены диалога власти и общества какими-то плацебо, квази— и псевдодиалогами, которые только добавляют молодым злости и агрессии. И не потому, что они глупы. А именно потому, что они умны. Своими усилиями по так называемому наведению порядка ныне существующая система создала все условия для рождения новых Веры Засулич, Каляева, Савинкова… Осталось полшага, и мы узнаем их новые имена.
Как Каляев входит в моду
Вот цитаты из последнего слова нацбола Максима Громова на судебном заседании (18 декабря 2004 г., Тверской районный суд Москвы), обвиняемого по делу о захвате кабинета Михаила Зурабова, министра здравоохранения, 2 августа 2004 г.:
«..Не просто так, не случайно в речи прокурора был упомянут Иван Каляев. Тогда, сто лет назад, появлению Каляева тоже предшествовал ряд кровавых политических процессов. То, что происходило тогда в государстве, не могло не породить боевую организацию Бориса Савинкова… Нас судят за политическую акцию по ст. 213, ч. 2, тогда как по этой статье надо судить лакейскую Госдуму. Ее члены на протяжении долгих лет группой лиц, по предварительному сговору, выражают явное неуважение к обществу. В нашем случае они проявили явное неуважение к ста миллионам инвалидов, пенсионеров и ветеранов… Это просто позор для современной России. И для современного гражданского общества, которому не нашлось ничего ответить…
Сегодня, в условиях полицейского государства, бороться с несправедливостью и не попасть в тюрьму — равносильно пальбе из пушки по комарам. И поэтому я горжусь, что в это жестокое время я нахожусь за решеткой. И еще более горжусь, что я сегодня не один — со мной мои товарищи по борьбе. Я горжусь ими. Они бок о бок со мной платят за счастье других людей. Платят своей свободой… Прощайте. Друзья! Надеюсь, что рано или поздно мы расколем этот лед, сковавший нашу страну. За свободу Родины нужно идти в тюрьму…»
Идеализм, смешанный с радикализмом, дает… Что?
Как в Чечне…
Тяжелейшее открытие — лично для меня — после общения с родителями нацболов-«декабристов» состоит в следующем: они рассказывают о себе и своих детях точно то же самое, что рассказывают о себе и своих сыновьях родители в Чечне. Там молодежь так же стремительно радикализуется, и часто — это лучшая молодежь… Причина радикализации сходная, с поправкой на войну — нет легального выхода эмоциям и оппозиционным чувствам, нет и быть не может, властью оставлены только нелегальные выбросы. Лишь физическое противостояние — для тех, кто на него способен. И внутренняя эмиграция — для тех, кто не может захватить общественную приемную или уйти в горы.
— Я думаю так же, как и мой сын, — рассказывала она с надрывом. — Лучше уж что-то делать, чем по ночам ждать, когда придут за твоими детьми и утащат их в неизвестном направлении. Вслух мы об этом не говорим. Но все это знают и понимают. От мала до велика. Взрослые терпят — все в себе. Молодые терпеть не хотят и не могут. Однажды сын исчез из дома — я была в панике, думала, похитили. Но выяснилось: он с товарищами просто ушел в горы…
Как и большинство, как многие, я лично не могу смириться с этим выводом. Меня мутит от него — организм отторгает осознание, насколько глубоко пало наше общество. И это падение привело в тупик наших детей… Но это — так.
Что же хочет власть?
Неужели она действительно мечтает о новых Засулич, Савинкове, Каляеве? Для себя-то самой?
— Могли бы приписать хулиганство, и все… Но развернули целую историю, будто было нападение вражеского конвоя. Создали следственную бригаду из 26 человек! Раздували значимость. Совершенно позорно проходили аресты — конвейерным способом. Прямо на Петровке. Судей привезли в тюрьму и заставили махать колотушками. Судьи (Хамовнического районного суда Москвы — Сучков и Пашнина) выглядели странно. Никакого правосудного процесса не было — просто штамповали постановления об аресте, у всех сорока они совершенно одинаковые. Если судей привозят на Петровку, они ничего не решают. И эти тоже просто выполняли процедуру. Судья — как такой же чиновник, только в черной мантии. Там был, например, Петров, 15-летний, который не может быть субъектом уголовной ответственности, но его арестовали по суду. Изначально стояла задача арестовать всех несмотря ни на что.
— Власть, конечно.
Весь минувший после 14 декабря месяц власть лишь нагнетала страсти вокруг дела нацболов. Боясь чего-то?
Если только опять не то же самое — массовые репрессии… И тогда, если они уже в проекте, то срочно требуется показательный процесс над инакомыслящими. Как сказал адвокат Николай Кошелев (он защищает Ивана Королева), «все очень просто: это дело основано на волевых решениях. 278-ю не дают просто так — не к этим детям эта статья. Если сверху не надавят, 278-я не дойдет до приговора, развалится. А если дойдет, то будет 37-й год».
P.S. На защиту сорока нацболов, которым вменили статью по «насильственному захвату власти в РФ», встали многие российские правозащитные организации. В кои-то веки. И российский ПЕН-центр. И правозащитный центр «Мемориал»… Именно потому, что это уже защита и себя, ситуация беспрецедентна: 20 лет за политическое хулиганство… По словам Александра Ткаченко (ПЕН), «диктатура закона получилась насилием над законом. Власть постепенно отделяется от нации. Причем сознательно. И если сейчас не быть против, то завтра то же самое будет с любым, с кем власть захочет».
Объединившись, правозащитники решили, что 15 января выйдут на Пушкинскую площадь — на митинг против диктатуры, жертвой которой стали нацболы. Но и митинг власти запретили.
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»
17.01.2005