31 марта 2005, 13:55 Культура

Двадцать пять Третьяковок

Игорь Чувилин Фото: ГТГ Казанский музей привез в Третьяковку ее дубль, приправленный работами двух местных авторов, мало показывавшихся в Москве.

Двадцать пятая выставка из третьяковской серии «Золотая карта» показывает выездную экспозицию Казанского музея. Очередной дайджест провинциальной сокровищницы с первых шагов поражает. Но только в том случае, если вы посетили хотя бы пяток предыдущих выставок этого цикла или просто представляете себе экспозиции нескольких крупных провинциальных музеев.

Такого эффекта можно было добиться только в Cтране Советов: клонирование Третьяковки удалось на славу. С первых шагов по экспозиции понимаешь: все на месте. Гроот, Левицкий, Тропинин, Серов, Репин, Юон… Опять нет Айвазовского. Не привезли. Но там, в Казани, обязательно есть. И отсутствие передвижников ощущаешь как что-то еще не сформулированное, но точно знаешь: чего-то не хватает, чего-то родного, знакомого, скучного.

Казанский музей привозит двух художников, которыми гордится, – Николая Фешина и Баки Урманче. Одним по праву, вторым – из национальных соображений, но не в этом дело. Музей этот – из чуть не отделившейся Pеспублики Татарстан; на открытии выставки много говорят о татарских диаспорах в разных городах России и о том, как им всем необходимо показать сокровища Казанского музея, периодически проскальзывают выражения вроде «наши музеи и музеи России». Так вот этот музей помимо десятка работ Фешина и такого же количества произведений Урманче привозит еще целый «второй состав» Третьяковки. Хотя уже не второй, а двадцать пятый. Сюда-то зачем? Нам бы чего-нибудь аутентичного, самобытного, а Гроот, Левицкий, Серов, Репин… у нас у самих есть, да получше.

Впрочем, Гроот неплохой, Серов немного необычный, Репин с солнечным светом в волосах у девочки здорово придумал. И начинаешь втягиваться. Сравнивать, сопоставлять, расширять кругозор и представление о художниках.

Вот Фальк, например. Сколько уже привозили «провинциального» Фалька, все оказывался хорошим. И теперь — «Женский портрет» (1917) замечательный, а портрет 1907 года непривычно сделан длинным, выявленным мазком – не подумаешь, что Фальк – но тоже хороший.

Несколько работ для экспозиции Казанского музея сняли с проходящей в эти дни большой выставки «Бубнового валета». А поскольку Инженерный корпус Третьяковки занят Марком Шагалом, то казанцев разместили в старом здании – в залах, где обычно демонстрируют графику. Место для экспонирования живописи маловатое и не очень удобное, но краткая хрестоматия российского искусства поместилась. Следуя по хронологической развеске, отмечаешь Наталью Гончарову, Мартироса Сарьяна, Павла Кузнецова и подбираешься, наконец, к Фешину и Урманче. Фешин, пожалуй, соседство с именитыми соседями выдерживает. Показано кое-что из того, чего не было на прошлогодней выставке в галерее «Арт-Диваж». Портрет Надежды Сапожниковой, например, удивляет скрупулезно нарисованным узором обоев за спиной модели. Однако ничего нового к образу художника эти работы не добавляют, а лишь подтверждают сложившееся впечатление, что красочную феерию Фешина интересно разглядывать вблизи, а на отдалении – не очень.

Баки Урманче, чьи работы с недавних пор стали появляться на московском антикварном рынке, здесь показан живописью и графикой разного времени. Наиболее живое впечатление оставляют две работы 1929 года, сделанные после учебы во ВХУТЕМАСе у Александра Шевченко и совсем незадолго до отправки автора в Соловецкий лагерь особого назначения. Из СЛОНа Урманче вернулся через четыре года и еще долго работал, но его вещи 30–70-х годов не выдерживают сравнения с зачем-то показанным по соседству дайджестом российского искусства.

Третьяковская галерея. Лаврушинский пер., 10.