31 марта 2005, 12:02 Мнения

Принцип независимости и механизм зависимости

Тамара Морщакова Службистская вертикаль противопоказана судебной системе и делает принцип независимости суда почти недостижимым.

Автор судебной реформы первого путинского срока Дмитрий Козак назвал положение в судебной системе катастрофическим. Судья Конституционного суда в отставке, советник КС Тамара Морщакова в статье, написанной специально для «Газета.Ru-Комментарии», анализирует механизмы зависимости российских судей.

Можно говорить о разных причинах, влекущих нарушение независимости судей.

Зависимость от местных властей всегда материализуется в каких-то вполне ощутимых вещах.

Судья получает квартиру по решению местных властей. И то, что связано с бытом в самом суде, тоже во многом зависит от местной власти. Хотя судебная система должна финансироваться независимо от нее, через судебный департамент, который действует при Верховном суде, но все равно без участия местных властей многие текущие проблемы решить нельзя. И каждый может сам оценить значение такой зависимости. Чтобы судья мог противостоять зависимости, он наделен определенным статусом, гарантией которого являются несменяемость и неприкосновенность судей. Несмотря на это, судья может попасть реально в очень неудобное положение, если он противостоит местной власти: вовремя ничего в суде не отремонтируют, или придется ждать предоставления квартиры больше установленных законом шести месяцев, или, напротив, судье могут пообещать ускорить процесс получения положенной квартиры.

Другая линия зависимости идет от органов, которые ведут расследование и предъявляют результаты своей деятельности судье.

Эти органы имеют серьезные рычаги давления на суд. Они могут оказывать давление в процессуальном порядке. Они представляют все материалы по делу в своем видении, суд же часто следует логике органов расследования — из-за стереотипов обвинительного уклона, а может быть, из-за укоренившегося представления, что органы не ошибаются. Эта зависимость очень серьезна, так как она прямо влияет на существо выносимых судом решений. Кто может противостоять перед судом органам государственного обвинения? Кто будет предъявлять какие-то другие доказательства в противовес выдвинутым ими. Сторона защиты у нас процессуально слаба. Нет адвокатского расследования, представляемые защитой материалы часто незаконно отвергаются как недопустимые, потому что они получены не путем следственных действий, которые проводятся органами расследования.

У суда и у органов, ведущих досудебную подготовку дела, за десятилетия сложились отношения, основанные на «взаимопонимании» и на общей принадлежности к системе государства, на ощущении общей ответственности за поддержку властей. Хотя идея независимой судебной власти построена как раз на противоположном постулате. Судебная власть должна быть противопоставлена всем другим государственным органам. Именно потому, что такое противопоставление трудно выдержать, теоретически и конституционно признается необходимость высокого статуса судьи, чтобы он мог противостоять другим государственным структурам, особенно в конфликте между гражданином и государством.

Существует и карьерная зависимость судьи, она связана с подчинением судьи по так называемой судебной вертикали.

Присвоение звания и квалификационных классов судье зависит от председателей вышестоящих судов. Продвижение судьи по карьерной лестнице внутри судебной системы тоже зависит от судейских начальников. Все карьерные решения принимаются по представлению председателя вышестоящего суда. Иного пути нет. Этот же председатель обладает полномочиями по возбуждению дисциплинарного производства в отношении судьи.

Долгое время у нас не было дисциплинарного производства в отношении судей, его вновь ввели с 2001 года. Это значит, что судью будут распинать за его упущения по службе. Но здесь не действует принцип публичности, то есть обязательности преследования, который действует при возбуждении, например, уголовного дела. Конечно, в реальной жизни принцип публичности при возбуждении уголовных дел давно уступил место принципу прокурорского произвола. В судебной же дисциплинарной практике этот принцип вообще не провозглашен. Если судейское начальство считает нужным, я не буду говорить «хочет», возбудить дисциплинарное производство, значит, оно его возбудит. В прессе рассказывались случаи, когда судья, например, возражая против возбуждения дисциплинарного производства за большие сроки рассмотрения дел, ссылался на то, что у других судей они еще больше. Известны случаи, когда судью упрекали и в слишком быстром рассмотрении дел, например, при удовлетворении исков к бюджету. Здесь, конечно, судья находится в очень большой зависимости от председателя вышестоящего суда. А дисциплинарное дело может закончиться не только замечанием, но и лишением судейского статуса. Это не сравнимо с дисциплинарными проступками на производстве, которые караются, например, временным переводом на нижеоплачиваемую работу. У судей формы ответственности весьма строгие. Можно и пожурить на первый раз, а можно и сразу представить к лишению статуса.

Здесь есть определенная логика, но, разбирая ее, надо исходить из того, насколько реальная жизнь способна ее исказить и искажает. Изначально дисциплинарная ответственность и механизм лишения статуса были сконструированы так, чтобы вопросы о любом наказании судьи решались ни кем иным, кроме как самим судейским сообществом. Существование и реформы органов судейского сообщества — это большое наше достижение. Теперь в них входят не только судьи, но и представители юридической общественности. По идее это тоже хорошо. Но органы судейского сообщества, как правило, не проводят никаких собственных расследований, они даже, действуя по жалобам граждан, направляют их для проверки председателю соответствующего суда, а чаще всего действуют именно по инициативе председателей судов. Председатель же суда исходит из собственной логики, которая может вызывать большие сомнения и огорчения.

До 2001 года должность председателя суда была пожизненной. И это было тяжелым бременем для других судей, потому что работа в суде — это еще и система человеческих отношений, и если судья не нашел общего языка с председателем, то он на всю жизнь оказывался под прессом одного человека, из-под которого он не мог вырваться. Судья не может просто перейти на работу в другой суд. Претензии председателя к судье могли быть справедливы или несправедливы. Но пожизненный начальник — это всегда непросто.

Заменили же эту систему, может быть, даже худшей системой.

Председателей судов назначают на шесть лет с возможностью повторного продления полномочий еще на шесть лет, что во многом ухудшает эти правила. Через каждые шесть лет председатель проходит процедуру нового назначения. Ясно, в какой зависимости он оказывается от тех, кто представляет его на должность и может назначить его или не назначить второй раз. Назначает судей у нас федеральная власть. И то, что президент назначает судей, — совсем не плохой инструмент, но не в том случае, когда повторное назначение или продление срока зависит от этой же власти. Тогда судья постоянно ориентируется на требования этой власти. И тут мы возвращаемся к зависимости судей от председателя. И если от председателя суда что-то требуют те, от кого зависит его дальнейшая судьба, то он не своими руками выполняет их требования, а транслирует их судьям. Это может быть и требование принять какое-то определенное судебное решение. Ситуация такова, что есть возможность выставлять условия, а дальше либо судья будет согласен с предложением председателя «внимательнее» рассмотреть это дело, либо нет. Если судья не согласен, то, может быть, не сразу, а через некоторое время ему предъявят претензию. Лучше было бы, если бы квалификационные коллегии судей реагировали на жалобы граждан, а не на представление председателя. Можно возразить, что тогда председатели судов не смогут обеспечивать должный качественный состав судей при том, что другие эффективные меры, которые бы обеспечивали этот качественный состав, сейчас отсутствуют. В результате возникает мощная фигура председателя как начальника над судьями, что особенно плохо в нашем варианте, когда он сам переназначаем и, следовательно, зависим от других властей.

На самом деле в судебной системе должна существовать только вертикаль процессуальной ответственности.

Речь идет не о личной ответственности судьи, а о том, что вышестоящие судебные инстанции должны строго отслеживать качество судебных решений, на которые приносятся жалобы, разрешать их, отменять неверные решения в любом случае, не боясь никаких процентов отмены, которые всегда у нас используются для оценки качества работы судьи. Процессуальная вертикаль, обеспечивая исправление судебных ошибок, должна быть жесткой. Если вышестоящий суд отменил, но сам не исправил ошибку до конца, а направил дело на новое рассмотрение, то все равно судья при новом рассмотрении должен быть независим.

В судебной системе существует принцип определенной энтропии. Даже если решение отменили и требуется рассмотрение дела заново в другом суде, то этот суд не связан ни мнением предыдущего судьи своего же уровня, ни мнением вышестоящего суда. Именно это я имею в виду, когда говорю, что в судебной системе существует определенная энтропия. Она полностью исчезает, подавляется в силу другой реальной вертикали, не процессуальной, а службистской. В ней пока не обеспечивается ни принцип публичности, ни принцип воздаяния каждому только по заслугам.

И подчеркну еще раз, что слишком многое зависит от воли председателя вышестоящего суда, в то время как сам он зависит от назначающей его федеральной власти.

Судьи назначаются президентом, но ведь не сам же он занимается их судьбой. В кадровую структуру при президенте приходят предложения судейских квалификационных коллегий, которые дают свое заключение, рекомендуют судей и председателей судов. Но это заключение попадает на рассмотрение кадровой комиссии только в том случае, если председатель Верховного суда с ним согласен. Преодолеть несогласие председателя квалификационная коллегия может двумя третями голосов, которые она никогда не соберет. Дальше кадровая комиссия начинает собирать информацию о кандидатах. И даже президент уже сказал, что он знает, как строятся информационные базы в этих органах. Вокруг судьи начинают работать негласные внутренние службы. Что они собирают, какие данные получают, общественности это неизвестно. Кому они положат эту информацию на стол? Кадровой комиссии? Судья уже на стадии отбора оказывается в зависимости от всех этих органов. Они уже за ним следят. И это само по себе настраивает судью на то, что он должен работать с оглядкой на них.

Система законодательного обеспечения независимости, конечно, существует. Правда, в последнее время она размывается. Например, если нужно привлечь судью к уголовной ответственности, три судьи вышестоящего суда должны подтвердить, что в его действиях есть признаки состава преступления, и только потом их заключение поступает в квалификационную коллегию судей, которая дает разрешение на привлечение к уголовной ответственности. Но этот орган судейского сообщества состоит из судей более низкого уровня, чем судьи Верховного суда. Раньше, до 2001 года, квалификационная коллегия сама рассматривала обращения органов государственного обвинения в отношении судьи и сама решала, есть ли основания расследовать, совершил ли судья преступление или нет. По-моему, прежняя система была лучше.

Нужно убрать Верховный суд из системы органов, которые уже на первом этапе решают вопрос о привлечении судьи к уголовной ответственности.

Ведь этот же суд далее будет рассматривать дело по обвинению против судьи. Конечно, судейское сообщество не должно выгораживать преступников. Это требование обращено к самому судейскому сообществу. Долгие годы продолжалась практика, когда, несмотря на то что было доказано, что признаки преступления в действиях судьи есть, судейское сообщество отказывало в привлечении к ответственности. Это не может не вызывать яростную реакцию общества. Можно внести изменение в Кодекс судейской этики. Можно предусмотреть в законе основания, по которым только возможен отказ в начале уголовного преследования против судьи. На самом деле отказ подвергать судью уголовному преследованию может быть обоснован только тогда, когда уголовное преследование имеет целью оказать давление на судью при разрешении им в последующем дел или оно является расправой за ранее принятые решения. И только эти обстоятельства должно проверять судейское сообщество.

Я много раз говорила о том, что нельзя сохранять так называемых судей-«трехлеток».

Общее число судей будет расти. В судах сейчас 30% не укомплектованных должностей судей, поэтому число впервые назначенных судей должно увеличиваться. И все эти судьи будут назначены на три года. По сложившейся практике через три года судье никто не предъявляет доказательств его профессиональной непригодности. Его могут просто не представить к последующему назначению. Молча. Это серьезное отступление от положений Конституции о несменяемости судей. Конституционный суд уже высказался по этому поводу, указав, что такая практика допустима, только если первые три года деятельности судьи рассматриваются как испытательный срок с предъявлением обоснованных претензий к судье по итогам этого срока.

У этого явления в ближайшем будущем грандиозные масштабы: при необходимом увеличении судейского корпуса 50% судей будут «трехлетками».

От этого надо освобождаться коренным образом. Для этого должна существовать система подготовки уже имеющих необходимое юридическое образование юристов для занятия судейской должности. Должна действовать судейская академия. У нас она есть, но занимается высшим юридическим образованием или краткосрочной переподготовкой уже работающих судей. А нужно, чтобы юрист, который претендует на должность судьи, как минимум год проходил обучение в этой академии.

Раздражение же от того, что отрегулировать практические гарантии независимости судей не удается, порождает предложения совершенно дикого свойства, которые никак нельзя принимать. Если квалификационные коллегии судей решают дела по представлению председателя вышестоящего суда и ведут себя необъективно, то предлагается отобрать у них полномочия по лишению судьи его статуса и передать их… Кому? Президенту. Органы судейского сообщества тогда можно закрывать, а на независимость судей не надеяться.

На уровне страсбургских стандартов независимости суда существует понятие «иррациональные связи».

Не может судьей сразу становиться бывший прокурор, бывший работник МВД. У него слишком сильны и старые связи, и старые стереотипы, недопустимые в его возможной судейской деятельности. Должен существовать какой-то период адаптации. Лучше, если бы в судьи шли из адвокатов. Пока же остается надеяться не на механизмы, а только на личности. У нас и сейчас есть прекрасные, блестящие председатели судов, которые великолепно справляются со своими задачами, которые никогда не позволяют себе следовать чьим-то указаниям, в том числе указаниям распять судью.