ЧЕЛОВЕК БЕЗУМНЫЙ

ЛЮДИ

Беседа с этологом Виктором ДОЛЬНИКОМ («Новая газета» № 35 от 19.05) вызвала у читателей большой интерес. Читатель для нас — главное, поэтому сегодня мы решили продолжить беседу с доктором биологических наук об этологии — науке, изучающей...

Беседа с этологом Виктором ДОЛЬНИКОМ («Новая газета» № 35 от 19.05) вызвала у читателей большой интерес. Читатель для нас — главное, поэтому сегодня мы решили продолжить беседу с доктором биологических наук об этологии — науке, изучающей инстинктивное поведение всех животных. Включая человека.

— Виктор Рафаилович, все прекрасно знают, что человек — животное. Но почему-то напрочь отказываются верить в то, что поведение этого животного определяется инстинктами. У людей стойкое внутреннее убеждение: да, по телу я животное, а по поведению — чистый разум.

— Это происходит потому, что поведение человека, которое действительно определяется его глубинными инстинктами, сверху прикрыто тонкой пленочкой социальности, то есть слов. Слов о чести, долге, любви, божественных установлениях. Но эти слова не объясняют, а просто прикрывают, как краска ржавчину, естественно-животные корни человеческого поведения.

Возьмем, скажем, мораль. Действительно ли она дана нам Богом (вариант: выработана разумом) или мораль есть у других животных? Правильный ответ: мораль есть практически у всех животных. Причем чем лучше вооружено животное, тем сильнее инстинктивные запреты на применение этого оружия против особей своего вида — во время брачных турниров или войны за территорию. Об этом еще Лоренц писал. Скажем, ядовитые змеи во время поединка никогда не кусают противника. Тигры, орлы, лоси, олени никогда не применяют свое мощное оружие против своих. Удар лосиными рогами — страшное дело, волки боятся попасть под этот удар.

Однажды наблюдали такую картину. В охотхозяйстве два лося, встав по разные стороны изгороди, начали бодаться друг с другом — через забор. Трах! Трах! Аж треск стоит, щепки летят. Бескомпромиссно бьются! Но вот жерди лопнули, и лоси остались друг перед другом, теперь уже ничем не разделенные. И растерялись, потому что игры кончились, дальше пойдет сплошное смертоубийство. И что вы думаете? Лоси перешли к следующему пролету изгороди и снова начали «бескомпромиссно» биться не на жизнь, а на смерть, с двух сторон лупя рогами по забору.

— Ворон ворону глаз не выклюет.

— Да, это пример животной морали, то есть инстинктивного запрета на применение оружия против особей своего вида. Птицы не молотят друг друга мощными клювами, львы не рвут друг друга зубами и когтями. А вот у плохо вооруженных видов инстинктивные моральные запреты слабые. Человек, скажем, или голубь — это слабо вооруженные создания, нет у них ни мощных челюстей с клыками, нет когтей, нет яда. Поэтому природе незачем было ставить этим видам «вшитые» моральные программы. Однако человек обхитрил природу. Он вооружился искусственно и стал способен легко убивать себе подобных — природных-то тормозов не было. Это так мощно подстегнуло конкурентную борьбу, что эволюция пошла невероятными для биологии темпами. Выживали самые умные племена-стада, которые придумывали самое смертельное оружие и самую эффективную тактику уничтожения конкурентов. Выживали племена, спаянные боевой дружбой, то есть любовью к «своим» и ненавистью к «чужим». С тех пор человечество постоянно «дружит против кого-то», любит делиться на своих и чужих.

А чтобы врожденно-низкие моральные запреты не позволяли людям убивать своих, пришлось разучивать эти запреты через разум, то есть находить словесные формулировки и подтверждать их через сверхавторитеты — религию. Заметьте, что заповеди «не убий», «не укради» относятся не ко всем, а только к особям своей группы. Всех остальных — неверных, врагов, вероотступников, агрессоров — убивать очень даже нормативно, полезно и благородно: «Блажен, кто отдал жизнь за други своя». Полковые попы благословляют солдат на убийство.

С помощью тотального геноцида нашими предками кроманьонцами был вырезан второй вид разумных существ на этой планете — неандертальцы. Ведь когда-то на Земле жили два вида разумных существ! Но второй вид конкуренции не выдержал.

— Почему такую ненависть особи нашего вида испытывают именно к себе подобным? Наших природных врагов — змей, комаров, глистов, волков, тигров мы не ненавидим. Только себя…

— Потому что именно малые отличия вызывают наибольшую неприязнь. Почему люди спокойно смотрят в зоопарке на волков, медведей, моржей, а возле клеток с обезьянами хохочут и тычут пальцами? Почему многие люди после того, как Дарвин четко прояснил, кто есть кто, так и не приняли теперь уже вполне очевидную вещь — что человек и обезьяна имеют общих предков? Почему многим так противна сама эта мысль — произойти от обезьяны? Ответы нужно искать в этологии.

Дело в том, что малые отличия воспринимаются животными как карикатурные, то есть или смешные, или омерзительные. Это очень полезное изобретение природы! Многие виды птичек, например, почти не отличаются друг от друга внешне, но очень отличаются по поведению. Природа разделила их по поведению, чтобы исключить путание и межвидовое скрещивание. Одна птичка в брачном танце кланяется так, а другая иначе, одна поворачивается вправо, другая влево… И непонятное поведение птички одного вида отталкивает, вызывает неприязнь у птички другого. Так, начав с изменения поведения, природа «разводит» виды. Это просто один из механизмов видообразования — запрет на скрещивание.

Заметьте, мы нейтрально относимся к английскому или испанскому языку. А украинский или болгарский вызывают у нас улыбку. Гоголь специально вставлял в свои произведения малоросские обороты — одно только их присутствие вызывало глумливый смех. Потому что близкие языки карикатурны друг другу.

Почему христиане ненавидят еретиков больше, чем иноверцев? Почему Московская патриархия дружит с муллами и не любит католиков? Да потому, что католики — родственный вид, латинская ересь… Неприязнь к похожему — давний природный механизм, смысл которого в том, что похожий на тебя — твой первый конкурент на экологическую нишу. Змея волку не конкурент — у них разные экологические ниши, разный тип питания. А вот шакал — да. Волк кроманьонцу не конкурент, а вот неандерталец — да. Отсюда ненависть и тотальный геноцид.

— А почему Советский Союз, Китай и прочие тоталитарные режимы так любили грандиозные стройки и сооружения? Самую большую плотину в мире построить, самую огромную домну возвести, самую большую территорию заиметь…

— Государства состоят из животных особей и потому порой также проявляют животное поведение, а в животном мире действует одно общее правило: чем ты больше, тем сильнее. Поэтому жаба при нападении надувается и привстает на лапах, кошка выгибает спину и поднимает хвост, чтобы казаться больше, птицы взъерошивают перья, рыба-шар раздувается так, что ее никто не может проглотить… Это, кстати, нашло свое выражение и в языке. Во всех языках мира слова, связанные с доминированием, превосходством, — это прямая вербальная калька с природной программой сравнения размеров: «великий», «превосходительство», «верховный», «вознесшийся»… А слова, связанные с подчинением, слабостью, потерей статуса, — из того же пространственного ряда: «ничтожный», «униженный», «павший», «свергнутый», «низкий», «подонок», то есть находящийся на дне.

Забавно, что у армейских офицеров периодически возникает мода на фуражки с высокой тульей. Подсознательно они хотят стать больше! Кстати, у петухов — чем больше гребень, тем больший ранг занимает петух в стае. Этологи проводили такой эксперимент — низкоранговому зачморенному петушку приклеивали огромный искусственный гребень. И он становился доминантом, главой всей стаи. И уж тогда никому мало не казалось: вознесшиеся волей случая наверх подонки, то есть бывшие низкоранговые особи, — это моральные уроды, они гораздо более жестоки, чем естественные доминанты. Сильные более благородны, слабые — подлы и трусливы. Поэтому социалистические теории, которые полагают, что бедные, угнетенные и униженные — хорошие люди, а богатые — плохие, этологически неверны. Как только подонки становятся иерархами, начинается кровавая вакханалия. Они мстят всем за свое прошлое униженное положение.

— Американский мыслитель Фарид Закария в своей книге «Будущее свободы» приводит удивительный пример. Когда затонул «Титаник», среди спасшихся пассажиров первого класса было практически 100% женщин и детей. Среди пассажиров второго класса процент женщин и детей достигал 80%. А среди сброда, ехавшего в третьем классе, выжившими оказались одни мужчины, то есть самые сильные. Они, отталкивая женщин и детей, заняли спасительные шлюпки. У Камерона же в фильме «Титаник» все наоборот! В кино именно богатые пассажиры хищно отталкивают женщин и детей на пути к шлюпкам. Закария пишет, что, если бы Камерон снял, как было в действительности, зритель ему бы просто не поверил: за весь ХХ век слишком уж въелась в мозги эта формула: «бедные — бедненькие и добренькие, а богатые — злые, жадные хищники».

— У богатых — свои причуды. Например, любовь наших высокопоставленных особ к езде по городу с мигалками — это не только и не столько средство проехать на дачу без пробок, сколько способ еще раз подтвердить свой статус и показать всем свой «гребень». Иерарху необходимы символы власти! У приматов это грива, мантия и возвышенное место (впоследствии — трон). У древних людей — огромные шапки, шкуры хищников. У современных иерархов — особые автомобили, мигалки, эскорты. Зачем нужны мотоциклисты в президентском эскорте? Ни за чем, их функциональность — нулевая. Это чистый декор, символ. Как перья у индийского вождя.

(Продолжение беседы читайте в одном из ближайших номеров)