11 апреля во второй половине дня в Санкт-Петербурге встретились президент России Владимир Путин, федеральный канцлер Германии Герхард Шредер и президент Франции Жак Ширак. Весь день лидеры занимались тем, чего от них все и ждали, – говорили об Ираке.
В Петербургском университете второй день работает российско-немецкий "Петербургский диалог". Встречаются политики, журналисты, культурные деятели и обсуждают прошлое, настоящее и будущее. Говорят, очень интересный диалог.
Я, правда, не смог в этом убедиться. Мы приехали, когда "Диалог" явно иссяк. Сопредседатели, одним из которых был президент СССР Михаил Горбачев, любимый немцами за все, что он для них сделал, пытались оживить дискуссию своими собственными мыслями. Господин Горбачев говорил, что диалог не приобрел антиамериканского характера, к его очевидному удовлетворению. Господину Горбачеву явно вообще ни с кем не хочется ссориться.
Он попросил высказываться, но желающие нашлись не сразу. Только член СФ Михаил Маргелов заметил, что старая повестка дня в российско-германских отношениях исчерпана, а главный редактор радиостанции "Эхо Москвы" Алексей Венедиктов спросил, не является ли политической ошибкой то, что Германия и Россия в иракском кризисе не поддержали США. Ему как можно скорее возразил ректор МГУ Виктор Садовничий:
– Дискуссии, переходящие в плоскость персоналий, не являются предметом наших дискуссий!
Еще через пару минут в актовый зал университета вошли Владимир Путин и Герхард Шредер. Сев за стол, российский президент деликатно отказался от предложенных наушников с переводом на немецкий язык. Все ждали, что лидеры двух стран скажут что-нибудь про послевоенное устройство Ирака или, по крайней мере, про желание поучаствовать в нем и даже, может быть, про долги Ирака России, о которых, как накануне намекнули из Вашингтона, возможно, следует теперь и забыть.
Ни о чем таком Владимир Путин говорить не стал, зато заявил:
– Военная операция в Ираке продолжается более трех недель. Результаты известны, и они вызывают сожаление.
Эта фраза произвела, конечно, как минимум двойственное впечатление. Чего же именно жаль российскому президенту? Свержения диктатуры Хусейна? Или все же жертв среди мирного населения? Хотелось уточнить. Но как?
Выступление Герхарда Шредера было более ясным. Он сказал, что российско-германские отношения не создают трудностей ни в европейских отношениях, ни в трансатлантических связях.
Так ему, значит, кажется.
– Когда столь разные народы, которые имеют общую кровавую историю (Как сказал! – А.К.), выступают за мирные разрешения конфликтов, это о многом говорит.
Ведущий предложил продолжить начатую утром дискуссию в присутствии президентов. Продолжать опять оказалось некому. Снова выступил Михаил Маргелов и спросил, готова ли Россия выступить инициатором создания новой Ялты. Это очень не понравилось Владимиру Путину.
– Создания чего? – поморщившись, переспросил он. – Какого яблока?
– Ялты, – не очень уверенно повторил господин Маргелов.
– Чего-чего? – опять переспросил Путин.
А ведь наверняка расслышал. Ну хорошо, может, и нет. Затем опять выступил Алексей Венедиктов, и снова с тем же своим вопросом: не было ли политической ошибкой не поддержать США в войне против Ирака. Хорошо все-таки, что Алексей Венедиктов работает журналистом. У него тоже возник вопрос после утверждения российского президента, что результаты операции в Ираке вызывают сожаление. И господин Венедиктов использовал возможность уточнить, что имел в виду Владимир Путин.
Заместитель ректора университета испугалась Алексея Венедиктова не меньше, чем Виктор Садовничий:
– Мы же здесь собрались для обсуждения не таких вопросов! – едва ли не с отчаянием воскликнула она.
– Я отвечу, – сказал российский президент, – чтобы не выглядело так, что мы уклоняемся от ответа.
Однако в свойственной ему манере заметил, что свой вопрос господин Венедиктов мог бы задать и на пресс-конференции.
Но сначала он разобрался с новой Ялтой.
– Утверждения некоторых СМИ о том, что Россия, Франция и Германия будут создавать новую Ялту (то есть знал, конечно, знал про этот термин и без господина Маргелова! – А.К.), лишены всяких оснований. Никаких сепаратных действий тут быть не должно.
После этого Владимир Путин взялся за вопрос Алексея Венедиктова. И выяснилось:
– А мы разве не говорили, что режим Хусейна не соответствует современным требованиям демократии? Мы никогда не говорили, что прикрываем его. Мы говорили, что этот вопрос нельзя решать военными средствами.
Владимир Путин рассказал, что 80% стран в мире не соответствуют западным стандартам демократии.
– И что, с ними со всеми воевать? И потом, готовы ли две-три страны внедрять эти стандарты? Что, предлагается воевать со всеми? Наверное, это сумасшедшая мысль никому не приходит в голову. Наверное, устранение диктаторского режима – плюс, – добавил Владимир Путин. – А разрушения и гибель людей – минус...
Тут он уже и сам, видимо, пожалел, что стал отвечать на этот вдруг оказавшийся таким бессмысленным вопрос, и безжалостно закончил, обращаясь к господину Венедиктову:
– Завтра мы также будем в стенах этого университета, и у нас появится возможность подискутировать на эту тему с профессионалами в области международного права.
Затем Владимир Путин приехал на совещание по социально-экономическим проблемам Северо-Западного федерального округа. Нельзя сказать, что Санкт-Петербург вовсе не думает о своем 300-летнем юбилее. Дорога из аэропорта в центр города уже выглядит более или менее приемлемо. То есть уже не очень стыдно. По крайней мере, чисто. А в мае будет еще и зелено. Между тем чем дальше в центр, тем больше надежд только на грядущую зелень. А ее самой в центре города, увы, почти нет. Каменные, так сказать, джунгли, застывшие на 300 лет в мечте о косметическом ремонте.
И кажется, сделать за оставшиеся до празднования полтора месяца уже ничего нельзя. То есть за годы еще можно было, и даже, наверное, за полгода. Но не за полтора месяца. О господи, что же нас ждет в конце мая? Хотелось бы не опозориться. Но вот как? Трудно. Почти невозможно. И уже встает во весь свой гигантский рост вопрос: а кто виноват-то? И похоже, ответ на него уже давно напрашивается. Губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев в этой ситуации отвечает за все. Так получилось. Жизнь – сложная штука.
Я, честно говоря, думал, что на совещании президент России будет говорить о подготовке к 300-летию. Так, например, было на прошлом заседании, когда Владимир Путин устроил разнос Владимиру Яковлеву. Но в этот раз все на первый взгляд, было иначе.
Валентина Матвиенко, новый представитель президента в Северо-Западном федеральном округе, спросила у губернаторов, как они представляют себе повестку дня, и сама ее предложила: выступление Мухамеда Циканова, заместителя министра экономического развития, а потом недлинные выступления губернаторов с заключительным словом президента. Все согласились.
Вошел президент, поздоровался, как обычно, с каждым губернатором за руку. Все кивали ему, тщетно стараясь не переборщить, и только Владимир Яковлев уверенно бросил:
– Привет!
Ну и откуда такая уверенность?
А когда Валентина Матвиенко повторила свое предложение по повестке дня, губернатор Яковлев вдруг возмутился:
– Зачем? Давайте мы сначала расскажем Владимиру Владимировичу о положении дел, а потом выступит господин Циканов. Так будет гораздо логичнее, правда, Владимир Владимирович?
И президент кивнул, хотя кто-то из губернаторов попытался возразить. Зачем же Владимир Яковлев восстал против предложенной повестки дня? Видимо, просто потому, что знал: после выступления господина Циканова прессу, чтобы не мешала работе совещания, предполагалось удалить из зала. А господин Яковлев явно хотел быть услышанным. И он успел сказать (говорил, надо признать, очень торопливо, словно боялся, что вот-вот отключат микрофон, о самом, видно, для него существенном). Он накинулся на принципы формирования федерального бюджета и разделения полномочий:
– У нас сначала формируется федеральный, потом местный бюджет. Потом федеральный корректируется. Ясности никакой нет. А хотелось бы ее иметь, хотя бы на год-два. Вот у нас забрали акцизы на табак в федеральный бюджет. Это 5 млрд рублей! Это были наши, петербургские деньги! Так сколько процентов должно оставаться на территориях, а сколько уходить в центр?
Что же получается? А то, что во всем виноват центр, а губернатор Яковлев ни в чем не виноват. Вообще ни в чем. В том числе и в провале, если что, подготовки 300-летия вверенного ему города. Вот зачем ему нужна была пресса.
Между тем, хотя журналисты из зала, где шло заседание, вышли, трансляцию не отключили. Она шла в прямом эфире. Так что в принципе эта интрига не имела никакого смысла. Только он-то об этом не знал и через некоторое время с легким сердцем и сознанием выполненного долга уехал в аэропорт Пулково встречать президента Франции Ширака и канцлера Германии Шредера.
А совещание продолжалось еще часа два. Один за другим выступали губернаторы. Архангельский в основном говорил про лес:
– Недаром, кажется, Лев Толстой, говорил, что лес – дело темное, лес – дело воровское. Действительно, проблем много. В лесу надо наводить порядок. До чего дошло: лесник в лесу получает зарплату в 2000 рублей! Ну куда это годится?! – выплеснул он свою боль президенту.
Владимир Торлопов, глава Республики Коми, заявил, что очень коротко скажет то, чего ни в коем случае не хотел говорить президенту на этом совещании. Тайна господина Торлопова, которую он сначала не хотел выдавать, состоит в том, что в жилищно-коммунальном хозяйстве нет рыночных отношений.
– Даже не в этом дело! – с досадой перебил его Владимир Путин. – Элементарного порядка там нет! Вот о чем речь. Даже договоров с энергетиками нет! Я спрашивал энергетиков: "Как же вы деньги у ЖКХ берете?" – "А надо же им тепло давать!" – говорят мне.
При этом господин Торлопов находит в себе смелость утверждать, что страна уже все-таки на пороге теплового бизнеса. Особенно хорошо, по его мнению, пойдет этот бизнес, если заморозить тарифы на электроэнергию. Конечно, так-то любой бизнес пойдет! Глава Республики Карелия Сергей Катанандов, пригласив президента на празднование 300-летия Петрозаводска (есть и такой праздник) и получив ответ, что надо посмотреть график, перешел к основным проблемам, мучающим его республику:
– Неумолимо растет потребление водки и продуктов самогоноварения. В связи с этим растет смертность...
Кто-то из губернаторов возмущенно перебил его:
– Да вы что! Кто же от самогона умирает! От самогонки никто не умирает. Умирают от некачественного спирта.
Господин Катанандов было решительно не согласился, но тут неожиданно высказался и президент, негромко пробормотав:
– А я самогонку пил, и ничего, обжегся только...
– Не, есть и хорошая, никто не спорит, – не меняя категоричность тона, заявил господин Катанандов.
Конечно, теперь глупо спорить с такими очевидными вещами. В общем, самогонку теперь в России, похоже, пить можно и нужно. Тем более что ее и так пьют.
Губернатор Калининградской области Владимир Егоров рассказал, что вместо визы, которую по предложению Владимира Путина назвали традиционной, жители области получили анкету из 31 пункта, которая, впрочем, позже сократилась до 15. Но это утешение слабое. Господин Егоров сказал, что между ЕС и Россией, конечно, существуют насчет его области джентльменские договоренности, но честно признался, что ему очень хотелось бы как-нибудь формализовать их. Кроме того, есть очень серьезные проблемы с паромными переправами.
Владимир Путин, выслушав всех, ответил прежде всего давно отсутствующему Владимиру Яковлеву, который в самом начале успел сказать и о том, что над законом о разделении полномочий между центром и субъектами Федерации нужно еще работать и работать:
– Тут некоторые говорили, что сначала надо разделить средства между бюджетами, а потом под это дать полномочия. Да нет, все наоборот! Сначала надо решить, кто за что отвечает!
С замечаниями остальных губернаторов в адрес центра Владимир Путин согласился – пожалуй, даже демонстративно.
– Привет горячий! – закончил Владимир Путин совещание, где состоялся деловой разговор о проблемах Северо-Западного федерального округа, которых в результате этого разговора не стало меньше.
На следующий день Санкт-Петербургский университет в присутствии президента России Владимира Путина проявил инициативу, облачив в мантию почетного доктора канцлера ФРГ Герхарда Шредера. Президент России инициативу одобрил и, более того, поблагодарил ученых за заботу о своем коллеге.
Это произошло довольно ранним утром при более или менее большом стечении народа. Впрочем, посторонних не было. Почетные доктора, съехавшиеся со всего мира, и студенты, отобранные со всех факультетов.
Ректор Санкт-Петербургского университета Людмила Вербицкая рассказала о том, как трудно шел Герхард Шредер к этой мантии:
– Ребенок, выросший без заботы погибшего на фронтах войны отца...
Ну неужели нельзя было хоть в этот праздничный день удержаться? Да, не они победили в той страшной войне. Но ведь, как постепенно выясняется, и не мы.
– Как трудно было мальчику пробить себе путь к жизни...
Видимо, Людмила Вербицкая была в курсе и насчет того, как проходили роды у мамы федерального канцлера. Непросто ему было и в дальнейшем. Да и вообще, как я понял, настоящее чудо, что Герхард Шредер сидел сейчас рядом с нами в этом довольно душном зале и немного растерянно и приветливо улыбался окружающим его людям.
Вспотел в своей мантии и менторке с хвостиком, свисающим прямо на лоб, декан юридического факультета, добродушный, интеллигентный, улыбчивый человек. Впрочем, может быть, он просто немного волновался. Декан, словно извиняясь, что приходится говорить о таких деликатных вещах, перечислил привилегии, которыми обладает почетный доктор с правом решающего голоса (представлять интересы факультета без разрешения декана, беспрепятственно проходить на факультет, пользоваться библиотекой и пенсией по старости в размере 300 евро), и добавил, что есть и другие права и привилегии, о которых он скажет канцлеру в приватной обстановке. И хоть бы слово об обязанностях!
Ректор университета повесила на грудь канцлеру цепь с тяжелым знаком и сказала, что этот знак есть только у трех человек: у декана, Владимира Путина и канцлера ФРГ. Наступил черед мантии и менторки. Все подошло, и это дало повод пустить в ход еще одну громоздкую заготовку:
– Вот видите, господин канцлер, какого уровня наши криминалисты, что определили размер вашей головы по фотографии.
А вообще-то следует признать, что все вышло довольно трогательно.
– Владимир Владимирович, у вас нет желания выступить? – улыбнувшись, почти жалобно спросил декан.
Похоже, это было единственное мероприятие за два дня, на котором не планировалось выступление Путина.
– Я хочу поблагодарить университет за это решение, – не отказал президент в этой маленькой любезности. – Это действительно инициатива самого университета. Да ведь и правда самого университета!
Не надо было ему так горячо убеждать всех в этом. Чем энергичнее он это делал, тем меньше верилось.
Потом Владимир Путин обратил внимание на сидящего в зале президента Франции и рассказал, что накануне вечером за обедом они много шутили, в том числе и о том, как Жак Ширак обидится, что все будут завтра чествовать канцлера Германии.
– Я уверен, впрочем, – оговорился Владимир Путин, – что президент Франции относится к числу тех людей, которые глубоко чувствуют связь времен и народов... И хотя сегодняшнее решение не масштабное международное событие...
Да уж, не война в Ираке. И дальше российский президент заговорил именно о ней и о все возрастающей и возрастающей роли ООН. В этом зале явно не хватало теперь еще одного человека. Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан тоже очень хотел приехать на этот саммит, сам дал телеграмму, что будет, если никто не против, но в последний момент, видимо, нервы все-таки сдали, и он извинился, что погорячился (похоже, позвонили ему откуда-то сверху).
Потом с коротким ответным словом выступил господин Шредер, поблагодарил и сказал, что на пенсию по старости пока не собирается, но за предложение поблагодарил. Неужели воспринял как обидный намек?
– Больше шпасибо! – закончил он условно по-русски. Кажется, не обиделся.
Да и президент Франции совершенно не выглядел обиженным. Более того, он выглядел как человек, которому очень нравится, что ему не вручили мантию почетного доктора Санкт-Петербургского университета.

Владимир Путин и Герхард Шредер подвели итоги войны