ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ

Добыча платины оказалась единственной отраслью, где Россия достигла мирового первенства с помощью ведер и лопат

Экспорт природных ресурсов из России всегда имел характерную особенность. Даже обладая мировой монополией на добычу, как это было с платиной, отечественные производители с удивительной легкостью теряли свое преимущество. В причинах этого феномена разбирался обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.
"Сожжено 1760 вышек"
При спокойном и беспристрастном изучении документов об отечественных добывающих отраслях поневоле приходишь к печальному выводу. В подавляющем большинстве случаев русские промышленники и власти с невероятной легкостью отдавали в чужие руки доставшиеся им по воле природы монопольные права на добычу того или иного природного ресурса.
Так было, например, с нефтью и производимым из нее керосином на рубеже XX века. Тогда экспортировавшимся из России керосином заправлялись лампы, которые освещали большую часть Европы и практически всю Азию — от Китая до Турции, включая Аравийский полуостров. Бакинские нефтепромышленники лениво царствовали над своими скважинами и колодцами и даже не могли предположить, что конкуренты из Соединенных Штатов могут оспорить русское первенство на мировом керосиновом рынке. Но в 1905 году, на первый взгляд совершенно без причины, начались бунты, перешедшие в погромы, поджоги и резню. Подстрекатели, как установили позднее, финансировались американской "Стандард ойл". В сентябре 1905 года "Новое время" сообщало о ситуации в Баку: "По подсчету горного надзора, сожжено 1760 вышек".

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ

Фактически нефтепромыслы были уничтожены почти полностью. И правительство в срочном порядке закупило за границей 75 тыс. тонн угля, чтобы хоть как-то покрыть намечающийся острый дефицит топлива. Восстановить прежний уровень добычи удалось только многие годы спустя. Но за это время американские и британские конкуренты ушли далеко вперед — были открыты и пущены в эксплуатацию месторождения на Ближнем Востоке и в Латинской Америке, а многие зарубежные рынки сбыта оказались утраченными навсегда.
История с монополией на добычу платины была не столь кровавой, но куда более обидной для отечественных патриотов. В конце XVIII века в Европе наконец смогли оценить достоинства платины, до того считавшейся непонятной примесью, портящей золото. Ее признали металлом и научились изготовлять из этого тугоплавкого материала массу крайне полезных вещей. К примеру, оказалось, что она имеет одинаковый коэффициент расширения с фарфором и лучшего средства для крепления зубных протезов просто невозможно придумать. Благодаря платине фитильные и кремневые пистолеты стали долговечней и надежней. Но главное, из-за прочности и цвета платины драгоценные камни в оправе из нее казались куда больше и ярче, чем в изделиях из золота. Мало того, различные аппараты для сахарных, стекольных и иных производств того времени было гораздо выгоднее делать из дорогой платины, чем из дешевой, но менее жаростойкой меди или других металлов. Спрос и цена на платину росли как на дрожжах.

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМДо революции количество извлеченной из уральской земли платины зависело не столько от методов добычи (вверху — старательницы с лотками, на фото — рабочие у промывочного желоба, внизу — драга для промывки платиноносного песка), сколько от политики фирмы "Джонсон, Мэттью и Ко"

Россия, как чаще всего и случалось, дремала в отдалении от общемирового процесса. Сиятельные дамы и господа покупали украшения из платины, горные инженеры и ученые не находили ее залежей на просторах империи, а старатели и рабочие уральских приисков использовали непонятные, но очень тяжелые черные крупинки, которые они находили, вместо свинцовой дроби. Это позднее подсчитали, что каждый заряд такой дроби стоил дороже любого живущего в России зверя.
После открытия в 1823 году месторождений платины на Урале дело, казалось, пошло на лад. Началась нормальная платиновая лихорадка, добыча выросла, и Россия стала реальным монополистом на мировом рынке этого драгметалла. В Колумбии, которая в начале XIX века была главным поставщиком платины в Европу, добывали менее 200 кг в год. А на Урале в 1826 году добыли 220 кг, в следующем уже 400, а в 1828-м — полторы тонны. По прошествии еще 15 лет в России намывали уже без малого 3,5 тонны платины (по официальным данным) и около 5 тонн — если учитывать металл, украденный рабочими и укрытый от фискальных ведомств. Колумбия вытянула только 400 кг.

"Это обстоятельство ставит нашу платинопромышленность в крайне неблагоприятные условия"

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ

Вот только проблема заключалась в том, что такого количества платины мировой рынок освоить при всем желании просто не мог. Русское казначейство предлагало его по льготной цене, но большого количества желающих не находилось. И тогда из платины решили изготовлять монеты, имеющие хождение наряду с золотыми. А затем случилось то, что советские исследователи приписывали проискам монополиста британского рынка — старейшей фирме по переработке платины "Джонсон, Мэттью и Ко".
По российским законам владельцы приисков платили большие подати и удержания. В особенности много приходилось платить за переработку руды в металл на казенных заводах. И при подстрекательстве представителя английской фирмы платиновые промышленники в 1843 году стали добиваться права переработки руды за границей. Добиться этого можно было, лишь отменив хождение платиновой монеты. О чем представитель "Джонсон, Мэттью и Ко" сумел договориться с министром финансов России Вронченко и другими высокопоставленными чиновниками. В 1845 году платиновые деньги отменили, но вместе с ними отменили и скупку платины казной.

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ

Мировой рынок по-прежнему не мог поглотить всей русской платины. Средства на ведение работ у промышленников быстро иссякли, и в 1846 году на всем Урале добыли меньше 20 кг платины. Вслед за этим мелкие владельцы приисков один за другим начали разоряться. А их участки дешево и без особых проблем, где прямо, а где — используя подставных лиц, скупила все та же английская фирма. С теми, кто выжил, она заключила долгосрочные договоры о скупке продукции на корню. Правда, цены на платину устанавливались втрое ниже биржевых в Лондоне и Париже. Но в общем-то русские промышленники тоже были не внакладе. Даже эта низкая цена была вчетверо выше себестоимости.
Одновременно "Джонсон, Мэттью и Ко" отрегулировала уровень добычи на Урале, установив, что рынку для сохранения высоких цен нужно не более 1500-1600 кг русской платины ежегодно. Так английская фирма стала монополистом и главным игроком на рынке платины. По мере роста спроса она позволяла увеличить добычу в России. А также успешно пресекала все попытки русских горнозаводчиков вырваться из кабалы. Они по-прежнему укрывали от учета часть добытой руды и сбывали ее представителям немецких и французских фирм. По оценке советских специалистов, от англичан укрывалось до 30% добытой платины. Но как только уклонение от исполнения обязательств приобретало значительные масштабы, монополист поднимал закупочные цены, и вся добытая платина вновь оказывалась в его руках.

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМНарком финансов Сокольников (на фото вверху левее председателя ВСНХ Дзержинского) и нарком внешней торговли Красин (на фото) оспаривали друг у друга право продажи советской платины и убеждали в своей правоте председателя Совнаркома Рыкова (на фото внизу в кепке) до тех пор, пока не выяснилось, что ее никто не собирается покупать

Особым изяществом отличалась операция англичан по восстановлению контроля над русской платиной, проведенная на рубеже XX века. В 1898 году русские горнозаводчики организовали совместно с французскими и бельгийскими финансистами "Платинопромышленную компанию", которая должна была помочь освободиться от британского засилья. Новой компании даже сдали в аренду на длительный срок участки, богатые платиновым песком, которые давно хотели прибрать к рукам британцы. Но очень скоро оказалось, что полученные прибыли распределяются не в пользу русских акционеров. А в 1903 году они с удивлением узнали, что французы и бельгийцы давно продали свои акции "Джонсон, Мэттью и Ко".
На этом фоне сущей безделицей выглядел другой трюк англичан. Скупив сезонную добычу платины, они значительно повышали закупочные цены, а как только русские промышленники вкладывали значительные средства в расширение дела и увеличивали добычу, сбрасывали цену до минимума.
Промышленники не раз искали защиты у правительства, но лишь в октябре 1910 года Совет министров империи решил рассмотреть закон "Об упорядочении русской платинопромышленности и мерах к улучшению ее положения".
"Мировая потребность в платине,— говорилось в записи обсуждения закона,— уже с давних пор почти полностью (в количестве 95%) удовлетворяется отечественными платиноносными россыпями на Урале. Между тем платинопромышленники наши далеко не извлекают из своего монопольного положения всех соединенных с ним выгод, так как около 98% добываемой в России платины вывозится за границу в неочищенном виде, причем шлиховой металл скупается по преимуществу одной крупной иностранной фирмой (Джон Маттеи в Лондоне), устанавливающей на него произвольные цены. Это обстоятельство, а также увеличивающиеся из года в год хищения платины приисковыми рабочими и служащими, легко находящими при существующей свободе ее обращения сбыт краденому за границею, ставят, конечно, нашу платинопромышленность в крайне неблагоприятные условия.

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ

Вследствие сего в 1908 году съезд уральских золото- и платинопромышленников обратился к Правительству с ходатайством об упорядочении отечественного платинового промысла. В этих видах при Министерстве торговли и промышленности под председательством товарища министра действительного статского советника Коновалова образовано было в 1909 году особое междуведомственное совещание с участием платинопромышленников. Выработанные совещанием предположения представлены ныне тайным советником Тимашевым на предварительное, до внесения в Государственную думу соответствующего законопроекта, одобрение Совета министров.
Согласно означенным предположениям, вывоз за границу неочищенной платины воспрещается. Вместе с тем предусматривается, что для переработки всего добываемого металла в России существующих у нас частных платиноочистительных лабораторий может оказаться недостаточно. На этот случай министру торговли и промышленности предоставляется войти в законодательном порядке с представлением об устройстве такой лаборатории на средства казны. Наряду с сим, с той же целью ослабления зависимости платинопромышленников от оказываемого иностранными скупщиками давления на рынок, предполагается установить выдачу на возможно облегченных условиях ссуд из Государственного банка под платину, предъявляемую в банк и поступившую в платиноочистительные лаборатории, а также и под обеспечение приисковым имуществом. Самые продажа, покупка и хранение сырой платины подчиняются строгой регламентации".
Фактически речь шла о возвращении прежней системы скупки всей платины казной. Но, как говорилось на обсуждении закона, на это у государства не было средств, равно как и потребности платины в таком количестве. Закон долго дорабатывался, обсуждался в Думе и был принят только в 1913 году, установив особые пошлины на вывоз необработанной платины. Началось строительство аффинажных заводов. Но восстановлению русской монополии на рынке платины помешала мировая война.

"Платина перевозится из России эстонскими дипкурьерами"

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМРевель, он же Таллин, в 1920-е был не только столицей Эстонии, но и центром торговли контрабандной русской платиной

С началом войны государство установило, как ему казалось, полный контроль над добычей и торговлей приобретшей стратегическое значение платины. Из нее делались контакты для электрических частей аэропланов, кораблей, автомобилей. Без нее были немыслимы многие химические производства, например изготовление кислот и отравляющих веществ. И потом, госмонополия преследовала цель оставить Германию и ее союзников без платины. Но именно этого и не произошло. Немцы решили проблему просто. Их представители предлагали за платину вдвое больше, чем казна, и отбоя от предложения стратегического сырья не было. Купленный на петербургском черном рынке металл переправлялся в Швецию, а оттуда в Германию. Тем временем добыча и переработка платины в России постепенно приходила в упадок. В 1916 году добыли меньше половины того, что намыли в 1913, меньше 2,5 тонн. А после революции добыча практически сошла на нет. В 1920 году в Госбанк поступило лишь немногим более 30 кг драгметалла.
Но все это были мелочи, как говорилось тогда, по сравнению с мировой революцией. В 1922 году в Высшем совете народного хозяйства произвели расчеты и установили, что при вложении $3 млн добычу платины в считанные месяцы можно довести до довоенного уровня и восстановить монополию России на мировом рынке. Но тут большевики разделились на несколько непримиримых лагерей. Наркомат финансов во главе с Григорием Сокольниковым был категорически против продаж платины. Там считали, что драгметаллы следует накапливать, чтобы они служили обеспечением советскому рублю. В крайнем случае — были готовы продавать платину силами Наркомфина. В Наркомате внешней торговли, который возглавлял не менее уважаемый большевик Леонид Красин, были уверены, что монополия внешней торговли состоит в том, чтобы всеми продажами за рубеж занималось именно это ведомство. И характер товара не играет при этом никакого значения. Того же мнения — что экспортировать платину должно именно его ведомство — придерживался и начальник Главного управления горной промышленности Вениамин Свердлов, брат первого главы ВЦИК Якова Свердлова. Его основной тезис был очевиден: кто производит, тот и продает. Особое мнение о своей роли было и у многих других ведомств. Причем каждое пыталось вести переговоры с представителями иностранных фирм.

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМНерушимое единство заключенных и вольнонаемных строителей и работников Норильского горно-металлургического комбината под руководством НКВД (внизу — вход на комбинат; вверху в центре — замнаркома Завенягин) позволило сократить отставание от капиталистических стран в деле добычи платины

Беда была в том, что экспорт платины из России был давно и хорошо налажен помимо официальных инстанций. Полпред СССР в Эстонии Леонид Старк сообщал летом 1923 года в Москву: "Платина перевозится из России эстонскими дипкурьерами. Эстонское представительство в Москве имеет постоянную связь с Екатеринбургом, откуда и идет платина. Кроме Бардона, скупкой контрабандной платины занимаются в Ревеле также фирмы 'В. Д. Цимдин', 'Фроман и Ко'".
Фирмы, с которыми вел переговоры СССР, обращали внимание на значительные объемы этой контрабанды и объясняли, что до ее пресечения ни о каких объемных поставках советской платины за рубеж речь идти не может. А ВСНХ требовал наладить продажи платины как можно скорее. Его руководители подсчитывали убытки от того, что валюта не поступает в СССР. Главный орган управления промышленностью требовал продать всю накопившуюся с дореволюционных времен платину. "Запасы имеющейся в государстве платины,— говорилось в одном из решений,— исчисляются в 350 пудов. Внутреннее потребление платины определяется количеством в несколько пудов, во всяком случае не более пяти пудов".
Единственной компанией, согласной покупать более или менее значительные объемы советской платины, была "Джонсон, Мэттью и Ко". Но большевики поставили перед ней жесткие условия. Они всерьез хотели, чтобы фирма поделилась с ними властью над мировым рынком. Они предлагали создание совместного общества, которое занималось бы продажами платины всем потребителям. В качестве условия от англичан требовали отказаться от продаж платины из Колумбии и других мест. Ведомства в Москве под нажимом Совнаркома договаривались между собой о том, как напугать британцев возможными договорами с их конкурентами. Но в Лондоне быстро разгадали немудреный план Москвы — установить связи с потребителями и убрать "Джонсон, Мэттью и Ко" с рынка.

ФОТО: РГАКФД/РОСИНФОРМ

Красные экспортеры могли сыграть по правилам британцев — выбросить на рынок платину по демпинговым ценам, перехватить потребителей. Но они, во-первых, не знали этих правил. А во-вторых, не хотели терять ни единого цента и пенни, которые можно было выручить за платину. В итоге дело ограничилось несколькими мелкими продажами.
Новый план торговли платиной представил специально отряженный в Лондон для изучения вопроса замначальника валютного управления Наркомфина Морис Лазерсон. В 1924 году он представил в заинтересованные ведомства обширный доклад, в котором объяснил товарищам, что рынок платины не ждал с нетерпением возвращения России из военного небытия. Значительно выросло производство платины в Колумбии, а различные отрасли промышленности, нуждавшиеся в платине, нашли ей заменители. Контакты стали делать из золотосеребряного сплава, зубные протезы — из сплава золота с палладием. И даже ювелирная промышленность начала заменять платину белым золотом — сплавом золота и никеля. Лазерсон предлагал встроиться в уже существующую структуру рынка и продавать за рубеж не более полутора тонн платины в год, которые не повлияют на уровень мировых цен.
Руководящие большевики вновь глубоко задумались и надолго растянули принятие решения. И время для возвращения контроля над мировым рынком было безнадежно упущено. В 1923 году были открыты залежи никелевой руды в Южной Африке, в которой присутствовала и платина. В Москве считали, что добыча металла вместе с никелем — метод бесперспективный. И потому не торопились осваивать аналогичные месторождения в Туруханском крае. А когда за строительство Норильского комбината все-таки взялись, первенство в производстве платины прочно захватили африканские конкуренты.
В 1927 году в СССР создали специальную экспортную фирму "Русплатина", но на первых порах ей удавалось в основном использовать платину в качестве обеспечения выданных западными банками кредитов. А монополия на платину уже никогда не вернулась на одну шестую часть суши.

ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ

Журнал "Коммерсантъ Власть" №41 от 17.10.2005, стр. 70

Авторы:

Евгений Жирнов

Темы:

Коммерсантъ История

"Запасы платины исчисляются в 350 пудов"