ЖИТЕЛИ ИЗРАИЛЯ ПРЕБЫВАЮТ В СОСТОЯНИИ ВОЗДУШНОЙ ТРЕВОГИ

ИНОСТРАНИЯ

Война началась во вторник. От страха перехватило дыхание, не глоталась даже вода, столь необходимая в это время года. Неужели это происходит на самом деле? Сирены воздушной тревоги, бомбежка, убежище — ведь это только слова, слова из...

Война началась во вторник. От страха перехватило дыхание, не глоталась даже вода, столь необходимая в это время года. Неужели это происходит на самом деле? Сирены воздушной тревоги, бомбежка, убежище — ведь это только слова, слова из запылившегося учебника истории.

Боюсь звонить друзьям — у всех дети в возрасте около двадцати. И все же звоню:

— Наташ, где Мики?

— В Газе. (Напомню: в Газу ввели войска, чтобы вызволить из плена капрала Шалита.)

— Машка, где твой?

— На границе с Ливаном.

Сашин младший брат — танкист. (Как мы над этим еще вчера потешались! Еврейский мальчик из Ленинграда — и танкист! А потом, в понедельник, четверо таких же мальчиков заживо сгорели в подбитом танке.)

Израиль — маленькая страна, всего 500 км с севера на юг. Война — в часе езды.

Здесь, в центре страны, она не чувствуется. Утром все спешат на работу, обычные пробки на шоссе; снуют, нарушая все правила движения, такси, автобусы ведут себя так, как будто кроме них на улице нет транспорта, взлетают над аэропортом самолеты, и их туманный след теряется над Средиземным морем. И только вместо оглушительной музыки в каждой машине слушают радио, и на каждом компьютере включено окно сайта y-net.

В аэропорту — 41-й год: рыдают и отъезжающие, и остающиеся — в основном русскоговорящие. У коренных израильтян не принято оставлять страну во время войны.

Ты работаешь, живешь как всегда и думаешь о том, что твои друзья сидят в убежищах в Цфате, Акко, Нагарии. Они пытаются продолжать работу — по телефону, компьютеру, — пока не вырубается электричество. Приходит сообщение, что в наш офис в Нагарии попала ракета.

Паники не было и нет. По радио объясняют, что нужно делать и как себя вести. Война началась во вторник, а уже в среду Герцлия и Раанана, где живут самые состоятельные люди, объявили о своей готовности принять семьи с севера. Через день к ним присоединились все остальные города, и север потихоньку опустел. Друзья отказываются уезжать из Цфата — они, видите ли, работают в больнице (помощницей медсестры и кладовщиком). Без них, разумеется, не обойдутся.

У нас тоже поселились беженцы — и стало тесно, суматошно и весело. В стране происходит невероятное единение: ашкеназы перестали ссориться с сефардами, левые с правыми, светские с религиозными. И все как один начали поддерживать правительство и армию.

Радио и телевидение поднялись на небы ва лую высоту. Впервые стало интересно слушать и смотреть все каналы. Откуда только взялись эти блестящие журналисты, комментаторы, специалисты! Они так захватывающе рассказывают, что даже таксисты пропускают зеленый свет.

На сайте знакомств резко упало количество игривых идиотов — «лапочки» и «командоры» активно обсуждают происходящие события.

Правда, 9-й израильский канал на русском языке, когда в Хайфе впервые завыли сирены воздушной тревоги, не прервал повторную трансляцию скучной развлекательной программы.

В вечерних новостях показали трогательный сюжет о том, как в бомбоубежище младенцу делали обрезание и на этот праздник приехал министр обороны.

Вначале с любопытством слушали главу «Хезболлах» шейха Насраллу. Он обещал бомбить Тель-Авив и призывал ему верить. Говорил, что будет общаться с нами ежедневно. Потом пропал. Видно, обиделся на Буша.

С особым интересом следим за метаморфозами российского ТВ. «Продолжается безжалостная бомбежка Ливана» — так начинались все репортажи вплоть до субботы. Накануне встречи «Большой восьмерки» (то есть на пятый день войны) российское телевидение вдруг вспомнило, из-за чего война началась. А началась она, между прочим, ради спасения трех пленных солдат.

На третий день по радио начали рассказывать, какие выплаты полагаются за разрушенное войной имущество и пропущенные рабочие дни. Жителей севера освободили от уплаты налогов до конца августа.

Ночная телепередача из Кармиэля. По ночам не бомбят, и на лавочке в парке собирается молодежь — русские, израильтяне, израильские арабы: смеются, вместе курят кальян, пьют пиво, играют в карты, обнимают девушек. Арабы кричат в камеру: «Врежьте ему как следует! Мы — израильтяне, единый народ!».

На седьмой день начались чудеса. В Акко ракета упала в метре от кровати, на которой спали муж и жена, пролетела через все этажи и разорвалась в подвале, никого не ранив.

Моя тетка, которая живет в Хайфе, отказывается спускаться в убежище по причине того, что там плохо пахнет. Она вполне культурная дама, кстати, врач из Москвы, и на все мои мольбы отвечает, что не слышит сирены, которую я слышу даже по телефону. Во время обстрела она раскладывает пасьянсы и читает детективы. Почему эту мерзкую сирену нельзя заменить какой-нибудь веселой мелодией?

На восьмой день проснулся аппетит и перестали раздражать звонки из-за границы с вопросами: «Ну как вы там?». Как? На войне — как на войне.

Страшно ли нам? Конечно, разве может быть нестрашной война? Но если все-таки это испытание уготовано судьбой, то я хотела бы его пережить в Израиле. Потому что здесь я чувствую себя защищенной. Потому что на пляжах по-прежнему работают спасатели. Потому что в хайфском кафе «Нетто» по-прежнему собираются по утрам завсегдатаи, чтобы выпить кофе с круассаном и выкурить трубку, глядя в белесое от солнца небо, в котором носятся испуганные канонадой птицы. Потому что таксисты подвозят солдат на базу бесплатно. Потому что эта страна способна начать войну ради спасения трех ее граждан.

Репортаж из Ливана читайте в следующем номере