Когда в 1999 г. в Балете Монте-Карло появилась на свет “Золушка” Жан-Кристофа Майо, Рудольф Нуреев в Opera de Paris уже отправил героиню своей постановки в Голливуд, Владимир Васильев приодел замарашку у Нины Риччи, а радикалка Маги Марэн вообще поселила Золушку в пугающий мир целлулоида, где даже вальс превращался в зарядку роботов.

Майо тоже вполне мог бы себе позволить сделать из Золушки гуманоида или гусеницу. Однако поступил иначе. Когда на звуках увертюры открывается занавес, сбоку на стуле в неловкой позе сидит обычная девушка в повседневном сером платье. В центре сцены кружится в адажио счастливая пара в белом (отец и мать героини), пока женщина не падает из рук партнера замертво, а оставшийся в растерянности мужчина не оказывается окольцован эффектной дамой в сиреневом корсаже и двумя ее дочерями. Так Майо позволяет истории двигаться по привычному руслу, которое он лишь слегка трансформирует.

Революции – не его специализация. В 33 года возглавив компанию, название которой ассоциируется с устоявшимися ценностями (именно в Монте-Карло десятилетиями базировались многочисленные труппы, возникшие на месте труппы Дягилева), хореограф сохраняет респектабельность, отдавая предпочтение неоклассике. Но не превращает ее в ритуал для узкой группы посвященных.

Его “Золушка” лишена умилительной сказочности, она не о добродетели вечного ожидания и не о покорности судьбе. Балет Майо – о вечной связи, существующей между любящими существами. В виде переливающегося блеском космического существа Золушке является ее умершая мать. Именно она в исполнении фантастически точной Бернис Коппьетер превращается в главную героиню, которая испытывает дочь блеском светской жизни и не позволяет ей пополнить ряды банальных дворцовых кукол. Она же избавляет принца от бессмысленного прожигания жизни, а бывшему мужу в финале помогает избавиться от тиранической власти новой жены.

Настоянная на пластике Форсайта и Матса Эка, хореография Жан-Кристофа Майо впечатляет не столько оригинальностью, сколько рачительностью: больших прыжков и пируэтов, использованных Майо в спектакле, некоторым хореографам не хватило бы и на одну вариацию. А в дуэтах, где порой приходится переживать за жизни артистов, исполняющих акробатические полеты вниз головой, ему бывает достаточно одного прикосновения руки к лицу.

Танцовщики Балета Монте-Карло, вышколенные сотрудничеством со всеми мэтрами современной хореографии, придают этому тексту и значимость, и значительность. Поэтому он врезается в память абсолютным соответствием режиссерскому замыслу.

Превращать сотрудников в соавторов, вероятно, еще один талант Майо. Его лаконичной, даже суровой хореографии просто необходимы столь же простые и обладающие возможностями безграничной трансформации белые экраны Эрнста Пиньон-Эрнеста, превращающиеся то в приглашение на бал, то в барочные завитушки, то в паруса корабля, свет Доминика Дрийо и костюмы Жерома Каплана, которые вполне могли бы украсить парижскую Неделю высокой моды. Благодаря их совместным усилиям эта “Золушка” заставляет сопереживать. Новые тысячи километров гастролей ей обеспечены.

Мама навсегда