Инсталляция Йоко Оно “Одиссея таракана” – монументальное произведение современного искусства и серьезное испытание для зрителя. Для нынешнего показа, проходящего в рамках спецпрограммы 2-й Московской биеннале современного искусства и организованного фондом “Русский век”, Йоко Оно несколько изменила свой проект, который уже три года демонстрируется в разных странах мира. Адаптировала его к новой выставочной площадке.

“Одиссея таракана” занимает весь верхний этаж ЦУМа. Зрители должны будут пройти по заданному маршруту в некомфортном, мрачном пространстве между огромными фотографиями концентрационных лагерей и сцен насилия, совершившихся в современном Нью-Йорке. На пути его встретят многократно увеличенные предметы (такими они видятся таракану): сломанные манекены, кучи брошенной одежды, огромные ботинки, гигантская бита с кровавыми следами. А в конце пути, чтобы выйти из тараканьего лабиринта, придется согнуться в три погибели и проскользнуть в низкий проход.

В манифесте к выставке Йоко Оно пишет о запредельной жестокости ХХ в., о кризисе любви и понимания и предлагает посмотреть на реальность чужими глазами, чтобы заново осознать, в каком мире мы живем. На выставке также можно будет увидеть программу с фильмами Йоко Оно и записями ее перформансов.

– Почему вы ставите зрителя в позу таракана? Они внушают отвращение.

– Вообще-то у таракана жизнь длиннее, чем у нас, людей. Они очень властны и сильны. Это сильная раса.

– Но люди их не любят.

– Совершенно верно, но существует много обладателей силы и власти, которых люди не любят. Так, миру не нравятся сильные женщины.

– Когда вы создаете произведения, то просчитываете реакцию зрителей? Или для вас важно воплотить идею, образ?

– Дело в том, что вдохновение мне приносят мой опыт и мои мысли. Для меня главное – выплеснуть это, я надеюсь, на благо мира. Но я никогда не задумываюсь, как воспримут это люди. Когда у меня есть вдохновение, то оно есть – и все. И я никогда не думаю, понравится кому-то моя работа или нет.

– В начале 70-х вы сделали с Джоном Ленноном серию фильмов, в том числе фильм “Муха”. Это были исследования природы телесности, мужской и женской сексуальности. Сейчас эти темы важны?

– Очень важно отметить, что эти фильмы были не о женской и мужской сексуальности, это были фильмы именно о женском теле, о женской сексуальности. Эта тема для меня очень важна. И в фильме вы видите муху, которая медленно ползет именно по женскому телу.

– Эти фильмы, вся сексуальная революция повлияли на раскрепощение общественного сознания, сняли многие табу. Не кажется ли вам, что сейчас в современном искусстве слишком много откровенных сцен, жестокости и насилия?

– Я думаю, что сегодня в мире вообще слишком много жестокости. Некоторые документальные фильмы нам ее показывают. И это неплохо, потому что мы видим реальность, в которой живем. Совсем другое, если в художественные фильмы включаются сцены жестокости, чтобы удивить или заработать деньги.

– Вы думаете, что искусство вообще и ваше искусство может повлиять на людей, изменить их сознание?

– Я думаю, да. Я надеюсь на это.

– Какое произведение искусства изменило вас?

– Знаете, можно получить сильное впечатление, вдохновение даже от вида яблока, падающего с дерева. Мне трудно сказать, что на меня повлияло, наверное, вся цивилизация, западная и восточная, вся культура.

– Вы, наверное, чувствуете свою власть над зрителем, раз в конце просмотра заставляете его согнуться, чтобы выйти? Это не жестоко?

– Нет, это не жестоко. В этом есть влияние японской чайной церемонии. В начале ее посетители наклонялись, чтобы пройти через низкий вход. В этот момент они чувствовали себя более скромными. И есть в этом сравнение с западными старыми замками – там узники проходили через низкий туннель. В это время они не были защищены, и в конце туннеля им отрубали головы. Но я тут представляю японскую чайную церемонию, а не западную традицию.

– Вы недавно призвали сделать 8 декабря (день убийства Джона Леннона. – “Ведомости”) Днем выздоровления Земли, когда надо будет просить прощения у всех жертв. Был ответ на этот призыв?

– Я думаю, что этот призыв повлиял на людей, на их умы, может быть, на подсознательном уровне. Я не задаюсь вопросом, насколько изменятся люди под влиянием моих слов. Я считаю, что просто мы должны объединять усилия и делать все, что в наших возможностях и силах. Не задаваясь вопросом, меняют ли наши действия сознание или нет.

– Вы, наверное, ведете внутренний диалог с Джоном Ленноном. Он живет в вашей памяти или в каком-то другом мире?

– Я до сих пор думаю, что мы вместе. Это ответ на ваш вопрос?

С позиции таракана