"Марш энтузиастов" в галерее "Ковчег"

Выставка живопись

В галерее "Ковчег" открылась выставка "Марш энтузиастов. Строй, очередь, толпа в российском изобразительном искусстве ХХ века". Произведения, представляющие различные конфигурации народных масс — от религиозных шествий до праздничных демонстраций и от боевых действий до утренней зарядки, из множества московских и региональных музеев — от Третьяковки до Сахаровского центра,— рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.

"Ковчег" уже много лет подряд устраивает межмузейные тематические выставки, посвященные различным аспектам повседневности минувшего столетия — собраниям, пляжному отдыху, газетам и табакокурению. Но впервые выбранная "Ковчегом" тема выглядит столь злободневной. По российским улицам маршируют "согласные" и "несогласные". Ими не занимаются художники, зато вовсю занимаются медиа.

На выставке в "Ковчеге" медийные искусства представляют разве что плакаты. Конечно, чаще всего массы на них предстают как в образах вполне хрестоматийно-монолитных — вроде шагающих в ногу и совершенно одинаковых красноармейцев, нарисованных Владимиром Маяковским для "Окон РОСТа" или бугрящихся мускулами рабочих Юрия Пименова. Но попадаются произведения, еще хранящие декадентский дух причудливости — вроде плаката Александра Апситиса "Пролетарии всех стран, соединяйтесь", где дети разных народов, экзотические, как герои дягилевских балетов, стремятся к восседающему на крылатом коне мускулистому обнаженному гению. Но вообще-то кураторов выставки интересуют, скорее, не образы, формирующие массы, но произведения, представляющие своего рода парадоксальный частный взгляд на толпу.

Заявленные в названии "Строй, толпа, очередь" — конечно, только самая приблизительная классификация представленных на выставке человеческих множеств и ситуаций, в которых они образуются. Тут есть войска и воинства — вроде осененных ангельскими фигурами солдат из альбома Натальи Гончаровой "Мистические образы войны" (1914 год). Есть безмолвствующий народ из финальной сцены пушкинского "Бориса Годунова", проиллюстрированного Владимиром Фаворским. Трагические, как античный хор, моряки с гравюры Николая Купреянова "Балтфлот. Речь прокурора" (1934). Сливающаяся в единую размазанную черную черту лагерная толпа с иллюстрации Бениамина Басова к шолоховской "Судьбе человека". И единственная в своем роде толпа покойников — причудливая аккумуляция падающих тел на акварели Александра Лабаса "Автокатастрофа".

Есть участники революционных митингов и праздничных демонстраций. Особо запоминается эскиз Александра Самохвалова "Демонстрация молодых матерей перед трибуной" (1930). Множество цветущих молодых женщин протягивают младенцев стоящему на Мавзолее Сталину так, как если бы именно он был отцом всех этих многочисленных детей. "Демонстрация" Самохвалова кажется каким-то языческим ритуалом. "Митинг в Марсельском порту" (1931) и "Демонстрация на базаре в Эривани" (1931) Владимира Мидлера, несмотря на все кумачовые транспаранты, выглядят не столько сознательным и целенаправленным массовым действием, сколько более или менее случайной конфигурацией извечной южной толпы. А принарядившиеся трудящиеся, прогуливающиеся по "Аллее ударников", запечатленной в 1934 году Александром Мониным, напротив, кажутся не буржуазными праздными фланерами, а организованными советскими гражданами. Но, пожалуй, самым емким образом советской "массы" оказывается очередь. Причем это совсем не обязательно очередь за какими-то предметами насущной необходимости, хотя таких тут тоже немало — например, замечательная "Очередь за горячей водой" (1996) Михаила Рогинского, запечатлевшая почти величественных в своей безропотности обнаженных женщин в бане.

Очередью, достигающей поистине космических масштабов, оказывается очередь в Мавзолей Ленина. На выполненной в технике фотомонтажа обложке альбома "Памяти погибших вождей" Густава Клуциса и Сергея Сенькина строй людей превращается в молнию, проходящую через Мавзолей. На рисунке Бориса Ефимова Мавзолей в лучах прожекторов кажется маяком в безбрежном человеческом море. А на почти абстрактном рисунке неизвестного художника, датированном 1924 годом, очередь в Мавзолей превращается в какую-то закручивающуюся спиралью галактику. На выставке есть произведения, запечатлевшие скорбные толпы на самых разных похоронах — Сергея Кирова, Владимира Маяковского, Виктора Попкова (рисунок Иллариона Голицина). Тут есть даже фотографии бесконечных очередей у гробов Леонида Брежнева, Юрия Андропова и Константина Черненко. Но очередь в Мавзолей (сохранявшая свой полумемориальный, полупародийный статус "главной очереди страны" вплоть до перестройки) все же кажется большим, чем просто одна из траурных процессий. Как и огромные очереди на заводских проходных, которыми художники 1930-х иллюстрировали рост пролетариата, или даже отправляющиеся на бой армии, эта очередь демонстрирует монолитную силу типично русского "великого стояния", фанатичного ожидания, фаталистической пассивности, более решительной, нежели любые действия.

Марш в очередь