ЛЮДМИЛА

ЛЮДМИЛА Эта женщина удивительно соответствует своему имени: улыбчивая, доброжелательная. Узнав, что я бываю в Грозном, заплакала, обняла меня. Она коренная грозненка, ее родители и бабушка с дедушкой родились там.
Василий, отец нашей героини, преподавал в институте. В начале Великой Отечественной служил в Иране, как специалист по водоснабжению и канализации, но вскоре заболел тропической лихорадкой. Получив инвалидность, вернулся в Грозный. Город бомбили, но родители маленькой Людочки не представляли, как можно покинуть родные места.

Отец долго болел, потом стал работать в строительной организации и в 1948 году поселился на Аргунской, позже переименованной в улицу Демченко. «Этот дом мне снится до сих пор», - говорит Людмила Васильевна. Училась она в школе №5 на улице Павла Мусорова. При воспоминании о квартале, где прошла юность, ее, душат слезы.
Чеченцев до 1957 года Люда в глаза не видела. О том, на какой земле живет, не задумывалась. Чечня называлась Грозненской областью.

Ходили смутные слухи о каком-то выселении, но никто ничего не объяснял. В 1957-м чеченские ребята стали появляться на танцах, вели себя так же, как все, но девочки их опасались.
Я показываю статьи и фотографии о депортации, о зверствах в Хайбахе, и мы вместе плачем о горькой судьбе народа, о котором Люда, в ту пору жившая в Грозном, ничего не знала.
Окончив институт, стала работать. В коллективе были и чеченцы, и ингуши, но она не помнит, чтобы с кем-то возникали конфликты из-за разных религий и обычаев. На Пасху она приносила куличи, всех угощала, принимала поздравления. О Курбан-байраме всегда помнила и поздравляла коллег-мусульман.
Люда вышла замуж за Геннадия Ермошкина, тоже грозненца. Свекровь была из семьи раскулаченных, от смерти спаслась только благодаря добрым людям, снабдившим ее документами умершей девочки. Так свой век и прожила под чужим именем Акулина Мироновна. Обиды властям не простила и всегда сочувствовала изгнанным чеченцам.
В 1969-м получили благоустроенную квартиру в Старопромысловском районе.
Я там побывала и привезла Людмиле фотоснимки дорогого ее сердцу Сквозного переулка: дом полуразрушен, жива лишь ива под окном, посаженная 20 лет назад их маленькой дочкой. Нашлись соседи Ермошкиных, Ваха и Умар, дружившие с их сыном Андреем. Через меня они, потерявшие друг друга из виду, хоть адресами обменялись. В том доме жило много чеченцев, отношения были приятельскими, и ничего плохого Людмила вспомнить не может.
Так было до 1991 года. А потом вдруг зазвучало: «русский», «армянин», «еврей», «чеченец». 66-летняя Людмила Васильевна до сих пор не поймет, что произошло, во всех бедах винит Дудаева, Ельцина и Грачева.
Война для Людмилы началась неожиданно. Детей, похоже, интуиция не обманула - они захотели уехать. Сын подался в Душанбе, дочка с семьей Ростовскую область. Но родители не хотели покидать Грозный, надеялись, что все утихнет, дети с внуками вернутся. Так и жили в ожидании лучших времен.
В конце декабря 1994 года Людмила поехала в центр за продуктами к новогоднему столу. Гастроном на улице Ленина был закрыт, и люди передавали друг другу новость: в город ввели войска. Страх овладел всеми, но русские боялись меньше, войска-то российские. Передвижная механизированная колонна, где работали Ермошкины, прекратила работу. Жизнь теряла смысл. Вернее, он сводился к тому, чтобы сохранить дом, выжить и дождаться детей…
Бомбили страшно, особенно в центре. Выпускали ракеты снопами, было светло, как днем, и невыразимо жутко… Ермошкины держали в руках иконы, молились… Плача, Людмила показывает мне свои тогдашние письма: почтовой связи не было, но она продолжала писать, так было легче.
11 января 1995 г.
Здравствуйте, дорогие мои! Мы с папой живы и пока держимся. Кругом руины, как в страшном кино. Возле кинотеатра «Россия» прямо на поле хоронят людей…
В 34-й школе живут солдаты, на вид больные и худые, мы им даже еду носили, да и думали, может, узнаем чего. Вышел полковник, пьяный, лыка не вяжет, мы испугались, больше не ходили.
3 февраля 1995 г.
Письмо отнесу к поезду, может, возьмут. Хочется все бросить и уехать. Когда это кончится?
27 февраля.
В Красном Кресте дали бутылку масла, 600 граммов сахару, муки и крупы. Так что мы не голодные.
3 марта.
Вроде стало чуть спокойнее. У нас только один конверт, мы туда вкладываем и письма от соседей. Разошлите их по адресам. Воды и света нет, газ пошел, но слабо. В микрорайоне люди бродят по разрушенным домам, собирают еду. Не спешите их осуждать: все изголодались… Страшно тихо. Людей почти нет. Мертвый город.
15 марта.
Говорят, можно отправлять письма по почте. Ходили в город. Встретили Титовых. Они очень худые. В дом попал снаряд, но их, слава Богу, не задел. Нашли Люду Ефимову, дом ее разрушен, но она жива. Жива и Рая Кудинова, но от ее детей никаких известий. На постах останавливают, разговаривают грубо: «Куда претесь?». Встретилась бабулька, кушать просит, а у нас самих ни крошки, идем дальше и плачем. Потом базарчик увидели, купили сыр, тут же съели. Цистерну с водой встретили, впервые хорошей воды напились, а набрать было не во что.
25 марта.
Многие на чеченцев обижаются, а я не могу. Помните Алихана с нашей улицы? Он нам из квартиры Андрея помог все вывезти, у него жигуленок. Прежде всего, фотографии собрала, грязные, затоптанные. Потом очищу.
2 апреля.
Приехал наш начальник Султан Джантимиров, сказал, чтобы на работу выходили. Такая радость! Ходим по домам, пишем акты на восстановление, чеченцы без чая не отпускают. Ребята-коллеги не дают мне никуда ходить одной, а Султан с работы и на работу возит на своей машине. Города не узнаем, блуждаем среди руин, как в лесу. Жизнь есть только на окраинах.
В апреле письма стали доходить. Людмила даже в гости к детям съездила. Но об их возвращении и речи не было. Грозный восстанавливался, а страх рос. Пугали слухи об ограблениях, убийствах. Русские уезжали, а она хоть и твердила: « Никогда!», но замечала, что нервы сдают.
В 1997-м все-таки решили уехать. Истосковались по родным, и страх утомил.
Живут Ермошкины у сына в Новосибирске маленькой «чеченской» компанией, не заводя новых знакомств. Тоскуют. Бесконечно крутят чудом сохранившуюся пластинку, где Кобзон поет о Грозном. Геннадий уверен, что если бы ступил на родную землю, сразу бы выздоровел. Но снова переезжать страшно, им под 70… Разыскивают в Интернете старых знакомых, радуясь и плача, смотрят фотографии восстанавливающегося Грозного. Людмила не теряет надежды еще увидеть родную землю, которая, верится, любит ее и ждет.

Людмила Павличенко