25 января 2008, 16:20 Культура

Юный Чехов для молодых «сов»

«Платонов III акт» в РАМТ

Светлана Полякова В Молодежном театре спектаклем «Платонов III акт» открылся «ночной эфир» — в репетиционном зале, путь в который лежит через буфет, найтклабовское поколение теперь сможет смотреть спектакли в привычные для него часы повышенной эмоциональной активности.

Квадратная зала, размером с небольшую салон-гостиную, стены – таинственного, светопоглощающего серого цвета, двери и закрытые ставни окон выкрашены черной масляной краской, черный же кожистый пол, темный потолок и черные металлические конструкции для софитов, тускло-сочащийся свет – все это названо «Черной комнатой». И несколько десятков зрителей, треугольником расположившихся на черных лавках и черных подушках на полу, чувствуют себя заговорщиками. Тайным обществом. Разговаривают приглушенно.

Первый сезон «Черной комнаты» открывается режиссерским дебютом актера РАМТА Александра Доронина.

Первая пьеса Антона Чехова «Безотцовщина», написанная автором в возрасте целевой аудитории РАМТА (в 18 лет), никогда не ставившаяся при его жизни, утерянная, найденная только после смерти Чехова, послужила этюдом ко всем чеховским пьесам, то есть, по сути, открыла 130 лет назад новую страницу в мировой драматургии.

Из перегруженного событиями и смыслами юношеского экзерсиса Чехова (о том, как в переходной исторический период разорившиеся отцы оставляют детей без состояний, веры и надежд) Александр Доронин вычленил третье — самое драматургичное, кульминационное действие, совершенно автономное по отношению к задуманной Чеховым драме о русской жизни. О том, как вокруг «слишком нескучного» Платонова, детонатора конфликтов и сильных чувств, спрессовываются время и пространство, и к нему последовательно приходят предъявить счет соблазнявшие его женщины.

К ушедшей эпохе Доронин отнесся с похвальным пиететом – зритель вместе с героями дышит воздухом того времени: буфет, кувшин с водой перед зеркалом, букет засохших цветов, корзина с яблоками, бутылки с вином, опилки, в которых они обычно хранятся, едва различимое пенье птиц за окном. В центре композиции – рояль, на котором так и не сыграют; но зато на нем сидят, лежат, на него взбираются, в нем хранят письма – то ли при его участии возвышаются действия героев, то ли сам он опошляется под их воздействием.

Прологом к действию служат несколько штрихов из предшествующих моментов всеобщей любви.

С высоты рояля театрально декламирующий на вечеринке Шекспира Платонов («Удушлив смрад злодейства моего…») на рояле же и засыпает, а просыпается у себя дома, разбуженный зачарованной воспоминаниями юности Софьей, пытающейся увлечь его в мир инфантильных иллюзий и романтических страстей, вопрошающей: «Где же обещанное тобой счастье?», желающей бежать с ним от мужа. За Грекову, женщину, которой Платонов в любви отказал, выступает посыльный, принесший повестку в суд – за оскорбление. Эмансипе-генеральша (с ней и выпить хорошо, и в грех плотский впасть – «развитая женщина и без дела») не хочет упускать Платонова- любовника. После чего за увязнувшим в скуке и любвеобильности героем приходит смерть – в лице конокрада-душегуба Осипа (мучающаяся сомнениями и ищущая справедливости природная стихия в исполнении Олега Зимы), мстителя за всех обманутых женщин. От смерти спасает Платонова «любовь земная» — родная жена Саша, вся в крючком обвязанных рюшках, с которой его связывают совсем другие мечтания: «Как отец я буду велик», «Саша, я не могу без няньки». «Да и вообще, не нужно мне никакого счастья». Наконец, является преданный им друг: «Люди были для тебя несчастьем, и ты был для них несчастьем.» (персонаж Ильи Исаева получился самым пронзительным, классически-чеховским).

И все бросают в Платонова каменья, кто в силу святости, кто от обиды, все – от неутоленных ожиданий в отношении его потенциалов.

А Платонов – не шармер (у актера Сергея Степина совсем другое амплуа). Он врет всем, потому что никого правда не устраивает. А может, он ее просто не знает. Он соблазнен всеми, но и все эти любви его не заполняют и не заменяют ему жизнь.

…Платонов снова взобрался на рояль и декламирует из «Гамлета»: «А слов без чувств вверху не признают», «За что прощать того, кто тверд в грехе?» — трагедия человека, сотканного из противоречий и крайностей, его трудность для самого себя – трагедия шекспировских страстей, хотя пока у Чехова до душегубства не дошло. Под рассеянный мотивчик вальса – прелестной «безделушки» для домашнего музицирования (композиторский дебют исполнителя роли Войницева Ильи Исаева) — жертвы Платонова выходят на сцену со швабрами и медленно ликвидируют беспорядок на сцене: груду платоновских одежд, набросанных Софьей, призывавшей его собирать чемодан; бутылки, выпитые в его компании, — последствия соприкосновения Платонова с людьми.

«Платонов III акт» — добротная попытка поставить Чехова без революций. Убедительно доказывающая, что Чехов современен даже в декорациях своей эпохи, а от напряженности его сюжетов захватывает дух. А душа в «Черной комнате» трудится, как в исповедальне. Или на сеансе спиритизма?..