За джентльменские поступки в нынешнем мире спасибо не скажет никто

«Я бы очень хотел принять ваше предложение, но теперь не могу», — Костя был явно расстроен, и наверняка искренне: он ведь никакой не актер, а специалист в одной специфической области банковского дела. Такие знают и все связанные с этой областью инструкции ЦБ, и всякие айтишные тонкости, и продуктовые и операционные премудрости. Прежде чем найти Костю, не так давно перебравшегося в Москву с Дальнего Востока и еще не избалованного хедхантерами, мы посмотрели не меньше 20 кандидатов — и все они в чем-то недотягивали. Костя дотягивал, но у него была этическая проблема: он только что принял предложение крупного испанского банка. Денег испанцы предлагали меньше, чем мы, да и фронт работ у них был поскромнее, а Костя был парень амбициозный. Но он уже сказал да, а настоящий мужик в такой ситуации не может на следующий день позвонить и сказать нет — именно это пытался объяснить мне Костя. Но слова он, конечно, произносил не эти — молодые амбициозные банкиры очень боятся показаться слишком неформальными, — а совсем другие: «Я опасаюсь за свою репутацию».

Я давно понял, что репутация — штука неоднозначная. Достаточно заглянуть в любой цитатник, чтобы увидеть эту амбивалентность. Конечно, Уоррен Баффетт говорил, что хорошую репутацию надо строить 20 лет, а утратить можно за пять минут; в этом смысле он унаследовал философию Бенджамина Франклина, который утверждал, что для строительства репутации нужно много добрых дел, а для разрушения довольно одного дурного. С другой стороны, Бернард Шоу подметил, что его репутация «растет с каждой неудачей», Шекспир же называл тетушку Р. «праздной и весьма фальшивой химерой», ибо «часто достается она не по заслугам и теряется незаслуженно».

Без всяких оговорок можно согласиться разве что с мыслью Авраама Линкольна: мол, характер человека — это дерево, а репутация — тень от него; тень — то, что мы думаем о человеке, настоящее же — лишь само дерево. Раз так, мы можем легко вычислить, что сделает тот или иной поступок с нашей репутацией, поставив себя на место стороннего наблюдателя. Допустим, вы испанский банкир, которому Костя только что дал согласие, а на другой день позвонил и забрал это согласие назад. Что вы думаете о Косте? «Сорвался, гад!» У вас проблема: не заполнена важная вакансия; вы думаете именно об этом — ну и еще о том, что в Москве хорошие люди не задерживаются на рынке и лишнего дня, и об инфляции зарплат, и о том, кого бы еще попробовать сманить.

Ну а если вы, к примеру, на моем месте — что вы думаете о Косте, принявшем ваше предложение и отказавшемся от испанского? «Молодец, — думаете вы. — Какое счастье, что не нужно больше никого собеседовать». О том, что сделать, чтобы Костю точно так же не сманил кто-то другой, вы начнете думать позже. Но о том, как его сманить, уже думает третий персонаж, в глазах которого у Кости складывается репутация, — хедхантер.

Я не стал пытаться играть с Костей в игру с примеркой чужих костюмов, хотя сам с собой играю в нее постоянно. Просто рассказал историю из собственной жизни. Когда я только что закончил бизнес-школу, мне предложила работу одна европейская телекомпания. Я радостью это предложение принял и даже взял так называемый sign-on bonus — премию за подписание контракта. Взял — и тут же потратил. Тем временем поступило еще одно предложение — от издательства Axel Springer, оно впоследствии привело к созданию журнала, который вы сейчас читаете. Оно было интереснее. И я, недолго помучившись совестью, пошел издавать журналы, а премию телевизионщикам вернул — естественно, из денег, которые заплатили издатели. Что произошло в результате этой истории с моей репутацией? Да ровным счетом ничего. Вот даже колонки про этику пишу, как большой специалист по этому делу.

Вспоминается еще история про одного крупного издателя, сделавшего состояние совсем молодым человеком в середине 1990-х. Один из его партнеров, опытный иностранец, в какой-то момент почувствовал, что предприимчивый русский ведет себя некрасиво, — в общем, тянет одеяло на себя. «Володя, подумай о своей репутации», — увещевал он молодого капиталиста. «Моя репутация и так дерьмо», — говорят, спокойно ответил Володя, ныне фигура не только легендарная, но и задействованная в одном из самых громких недавних проектов.

Костя внял моим аргументам и сейчас работает у нас в банке (настоящее имя, конечно, у него другое). Подозреваю, что мог бы и не рассказывать ему никаких историй, — достаточно того, что наше предложение оказалось интереснее. Дело ведь не в тени, а в самом дереве — Линкольн был прав. Что лучше — сдержать слово джентльмена и потом с тоской вспоминать отвергнутую возможность или вильнуть хвостом, но потом чувствовать себя человеком?

Лучше сдержать слово и ни о чем не думать. Особенно о своей репутации. За джентльменские поступки в нынешнем мире спасибо не скажет никто, и совершать их стоит лишь из внутреннего убеждения. Более того, работодатель, по отношению к которому вы повели себя как джентльмен, вряд ли будет связан какими-либо неконтрактными обязательствами, ведь его дело — приносить прибыль акционерам, и вы нужны только до тех пор, пока помогаете это делать.

Чтобы сейчас играть по сложившимся правилам, необязательно играть красиво.

Цена репутации