Отец владельца сайта "Ингушетия.ру" Магомеда Евлоева Яхья Евлоев уверен в преднамеренном убийстве сына. В доме Евлоевых в Малгобеке побывал корреспондент "Власти" Константин Куцылло.

На карте Ингушетии значатся три Малгобека — один побольше, один поменьше и еще Старый Малгобек, все недалеко друг от друга. Я по наитию решил начать с того, что побольше, и не ошибся. Проехав до рынка, центра всякого уважающего себя кавказского городка, поздоровался со стариком, сидевшим на лавочке у входа на рынок, и спросил, как мне найти дом Евлоевых. Он извинился, что его русский не совсем хороший, и, подозвав ближайшего таксиста, сказал ему недлинную ингушскую фразу, в которой было одно русское слово — "корреспондент". Я еще не успел представиться корреспондентом, но этот факт, похоже, был написан на моей русской физиономии. Таксист четко описал, как проехать к дому Евлоева, попутно рассказав, что тоже ездил на митинг в Назрани, где их "разогнали с бэтээрами".

У ворот дома стояли два человека. Я вышел из машины, сказал, что я из Москвы, фотокорреспондент, хотел бы поговорить с родственниками погибшего Магомеда Евлоева. Они спросили документ, подтверждающий, что я действительно московский корреспондент. Я показал.

— Сами рисовали? — улыбнулся один из них.

— Нет, я так не умею,— признался я.

— Это хорошо, верим,— ответил он.

Они представились: Аслан, брат убитого Магомеда, и Бекхан, "отца сестры сын", как он объяснил. Пригласили меня пройти во двор. Я спросил, можно ли мне их сфотографировать на фоне дома. Они сказали, что не надо. Потому что им придется еще разбираться со всем этим, и не нужно, чтобы их могли узнать в лицо те, с кем им придется разбираться.

Мы сели за стол под навесом во дворе, но не успели сказать двух слов, как раздались еще голоса, и Аслан сказал: "Отец пришел, вы с ним можете поговорить".

Ко мне подошел седой ингуш, мы поздоровались, сели друг напротив друга, и он сказал, что может рассказать все, что знает об обстоятельствах гибели сына.

— Вы уже знаете, кто именно убил вашего сына?

— Кто стрелял? Конечно, я не знаю пока.

— Вам не сказали?

— Не сказали. И не скажут. Мы сами узнаем... Он ни по какому делу не проходил, никаких повесток не получал, в розыске не был. Вот с ним летел президент — президент сообщил: летит ярый оппозиционер, его надо задержать, с ним надо разобраться. Вот поэтому министр внутренних дел (Муса Медов, министр внутренних дел Ингушетии.— "Власть") принялся выполнять его задание. Но переусердствовал. И желание у него было скрыть все это дело. Если б ребята там не помешали, то дела бы не было. Они сказали бы, что забрали спецслужбы — ищем, кто забрал. Здесь все списывается на спецслужбы, на ФСБ.

— Если люди пропадают, то российская ФСБ виновата?

— Да, российские спецслужбы якобы. Ну есть, может быть, что и ФСБ забирает, но я уверен, что 50-70% они устраняют таким вот образом себе неугодных — и списывают это все на российскую ФСБ. Таким же образом у них было желание списать и его. Но ребята были активные. Они пытались не упустить из виду эту машину, которая везла Магомеда, бронированный УАЗ. А ее прикрывала ГАЗ-24, тоже бронированная. Эта ГАЗ-24 мешала приблизиться к УАЗу. УАЗ потом оторвался, а эту ГАЗ-24 ребята все-таки заблокировали, вытащили оттуда людей, начали их избивать, этих милиционеров. И когда начали избивать, те начали кричать на нашем языке: "На нас крови нет! Оставьте нас, мы не виноваты, на нас крови нет". Значит, они или уже знали, что его стреляли, или что его везут стрелять...

— Думаете, заранее знали?

— Знали, что это была операция, направленная на его ликвидацию. Это были все приближенные, которые были повязаны всеми этими делами. Это специальные люди, которые работают у этого Медова, это его личные охранники.

— Вам известно, могли они о чем-то говорить в самолете, ваш сын и Зязиков?

— Как? Они же в разных салонах летели. А когда там президент летит, они с охраной бизнес-класс весь занимают, туда не пускают никого.

— То есть ваш сын летел в общем салоне, с другими пассажирами?

— Да.

По утверждению сайта "Ингушетия.ру", Магомед Евлоев все-таки летел бизнес-классом, но у него возникла перепалка с Муратом Зязиковым, попросившим Евлоева через охранника пересесть в экономкласс. По словам очевидцев, перепалка могла бы дойти до драки, если бы адвоката и президента Ингушетии не разделили бортпроводники и сопровождающие Зязикова. После этого по просьбе всех пассажиров бизнес-класса Евлоев пересел в экономкласс.

— На митинге в Назрани 1 августа действительно было много людей?

— Ну, около четырехсот машин отсюда поехало. Труп моего сына сопровождали, и в Назрани, в центре, они устроили митинг — там получилось где-то две, две с половиной тысячи, наверное. Конечно, не массово. Но у нас спящий, запуганный народ. Когда такое вот — другой боится, вдруг меня тоже завтра замочат. А когда не слишком запуганный, все на базаре, за углом его (Зязикова.— "Власть") хают, что это бандиты и кто их допустил. Такие разговоры ведут. А вот выступить боятся. Потому что такие вот случаи. Есть люди, которые маленькую хотя бы информацию из их окружения выдают,— вот они с совещания из их близкого окружения говорили, что "нам осталось двух-трех человек из этой оппозиции убрать — и все на годы затихнут, никто не будет..." Вот такой разговор. И я сейчас могу сказать всем этим приближенным: вы убили моего сына, вы виновны в этой трагедии. Мы знаем это, но пока ничего сделать не можем. Мы будем действовать в соответствии с законом, как положено. Пытаться, может быть, вместе с российскими федеральными органами, которые расследуют... Они уже сделали заключение, что это было ненамеренное, неосторожное убийство. Говорят, что этот сидел со "стечкиным", этот с автоматом, а этот потянул автомат... Ну как он мог потянуть автомат, он же грамотный человек, сидит в окружении, сзади машина, впереди машина. Что он мог? Вырвать автомат? И начнет строчить, что ли? А этот говорит, что якобы услышал: "Отпусти автомат", начал поворачиваться и Магомед головой сам ударил пистолет... И какая необходимость, черт,— бен Ладена везут, что ли, чтобы со взведенным курком пистолет держать? Нету слов, нету слов...

По "Эху Москвы" я слышал, что выезжают в Ингушетию члены Общественной палаты для встречи с прокурором, Зязиковым, министром внутренних дел и с оппозицией. Они встретились только лишь с этой стороной — с Зязиковым. С Зязиковым только встретились — ни с оппозицией, ни с кем! И уехали. Сказали, что там все нормально, митингов нет. А люди митинговать больше не могут, боятся — их разгоняют. Вот такая ситуация у нас в Ингушетии на сегодняшний день.

— А что вы называете ингушской оппозицией?

— Если честно, то по сути дела нет никакой оппозиции как таковой. Оппозиция — это которая рвется к власти, имеет партию, поддержку. А у нас это просто люди отчаявшиеся, которые видят беспредел и взялись, начали доводить до высшего руководства, писать в прессу, интернет, в Кремль, Медведеву, Путину. Начали излагать правду, которая тут творится. Это несколько сотен человек, которые пытаются что-то изменить. Вот он, Магомед, и был таким человеком. Потому что он жил в Москве, он по данным людей отсюда знал, к нему со всех концов стекались на этот сайт — и он информировал, что вот такая вот ситуация. Ко мне неоднократно приходили, просили остановить его. Я тоже боялся — я боялся за своего сына, я говорил ему, что их не исправишь, а массы запуганны. Но сын был слишком таким... Говорил, что "даже если я погибну, кто-то должен рассказывать, нельзя, чтобы народ так уничтожали, так запугивали".

— А в этот раз он зачем летел в Назрань?

— Он мне деньги вез — я ему строительство дома начал, вот тут ему отдельный дом рядом. Он обещал, и есть информация, что он вез с собой деньги.

— Деньги пропали?

— Да, деньги пропали... Ехал в гости, передать деньги, заодно с друзьями, с этой оппозицией встретиться, обсудить свои планы. Он тут и финансово помогал. Он спонсировал ансамбль "Сунжа". Он однажды пригласил этот ансамбль, в Москву детей вывез за свой счет, чтобы они могли выступить перед диаспорой. Он спонсировал, купил им форму, и они поехали с концертом. Зязиков узнал об этом — лишил этих детей помещения, короче говоря, разогнал их. Так Магомед потом сам снял им помещение и платил им зарплату. Вот и на их зарплату тоже деньги вез.

— А чем Магомед в Москве занимался?

— У него юридическая компания и бизнес там, рыбный,— но я во все его дела не вникал. Но успешный бизнес. То есть он товарищ, которому ничего не надо было, он был состоятельным, ему было достаточно, и нас финансово обеспечивал. Не рвался он к власти, ему не нужны были деньги. Но вот эта боль народа для него была гораздо сильнее, чем для меня. Я-то, поживший и много повидавший, знал, что здесь исправить ситуацию очень тяжело.

— Сколько ему лет было?

— 37. Уже взрослый. У него трое детей осталось.

— Дети в Москве живут?

— Живут там, сюда вот приехали на похороны.

— Да, грустно тут у вас...

Он помолчал, опустив голову, потом медленно, негромко произнес:

— Мне не было бы так грустно, если бы смерть моего сына была последняя. Но смерть моего сына не последняя. Совсем не последняя.

Пришел еще родственник в черной шляпе, и Яхья Евлоев ушел беседовать с ним. Уходя, я спросил братьев, как по их горским законам полагается решать эти дела. Они ответили, что найдут двоих — того, кто отдал приказ, и того, кто его исполнил.

— А если не найдете?

— Тогда ответят их сыновья.

Разговор был 5 сентября.

«Смерть моего сына не последняя»