У совести женское лицо: от Старовойтовой до Политковской

Как тут не поверить в детерминизм, в заданность событий? В дни, когда те — кто помнит — вспоминали Галину Васильевну Старовойтову, которую убили в Питере, в подъезде, во время предвыборной кампании 10 лет назад, и заказчики ее убийства так и не найдены, — в Москве, почти день в день, начался процесс по делу об убийстве Анны Политковской, заказчики гибели которой тоже не найдены. Причем место последней прописки, точнее — предпоследней, и той и другой было почти идентичным: Москва, Лесная улица, только номера домов разные.

Но Господь явно не хочет простых параллелей в многомерном мире. Забытое абсолютным большинством соратников по движению «Демократическая Россия», одним из основателей которого была Старовойтова, ее имя вновь оказалось на слуху ровно в те дни, когда эти самые б. соратники демонстрировали морально-этическую амнезию, встав под знамена очередного кремлевского проекта под названием «Правое дело». И не дело, и не правое, но не в том суть: и 15, и 10 лет назад они, при всех спорах и разногласиях, казалось, были со Старовойтовой одной группы крови, а теперь оказалось — подвиды, и те разные.

Последний разговор автора — личный — с Аней Политковской: «Я знаю, мне в своей

постели не умереть». Последний разговор — по телефону — с Галиной Старовойтовой: «За мной охотятся, боюсь, могут убить». Обе знали и понимали свои риски, обе могли бы залечь на дно: у Ани — американский паспорт, у Старовойтовой — сын в Лондоне. Не залегли, не ушли в тень, не спрятались в комфорт простой, нормальной женской жизни. А в той, что оставались, опять же у обеих — грязь клеветы и слухов, непонимание коллег, поденка каждодневного зарабатывания денег, не слишком счастливая бабская жизнь и вечный ярлык: «ненормальная». И действительно, какая же это норма? У каждой было имя, как сегодня бы сказали — капитализация, которая к тому же могла быть конвертируема в любую из известных и стабильных валют: Старовойтова была советником первого президента России, дружила с Маргарет Тэтчер, преподавала в одном из лучших университетов Америки; Политковская собрала все возможные журналистские премии по всему миру, ее книги выходили на многих континентах и на разных языках. Казалось бы, только и жить, растить внуков, председательствовать в каких-нибудь благотворительных фондах. Ан нет: обе знали, что шли под пулю, и продолжали идти.

Они были очень разные. Старовойтову журналисты окрестили — «президент мира»: она много знала, во многом хорошо разбиралась и легко сопрягала события из разных уголков планеты. Политковская терпеть не могла политиков и видела цель и смысл своей профессии и жизни в защите униженных и оскорбленных. Ради них она переодевалась в привычные для женской части Чечни одежды, перебиралась через блокпосты в багажниках автомобилей и научилась не обращать внимания на сексизм тех, кого защищала. Старовойтова любила красивые костюмы, всю жизнь пыталась похудеть, страдала от своего одиночества, которое было оборотной стороной ее славы и популярности, любила, когда ее узнавали, обожала быть в центре какого-нибудь собрания сильных и знаменитых. И обе были не способны на предательство. Ни своих идеалов, ни людей, которым служили, ни страны, в которой их убили.