Штрихи к портрету иосифа джугашвили

Обозреватель «Новой» Борис Вишневский — о том, почему диктатура не умеет бороться с кризисами

медицинских работников погибло в Петербурге и Ленобласти с начала пандемии COVID-19 (*по данным «Списка памяти»)

Продолжение. Начало — в номерах 87, 89, 90, 91, 92, 93 «Новой газеты в Петербурге»

Иерархия мингрельской группы была на самом деле иной. Надо так: сверху Цхакая; Дальше произвольно. Нижний, последний ряд, слева направо: Джугашвили, Кавтарадзе

Косвенные «улики»
Обычно трудно верить в такие сложные вещи, как генетика поведения. Бытовое сознание вообще склонно к дилетантской, на грани мистического прочтения, интерпретации или, что еще проще, к отрицанию специфических проявлений в поведении человека. Серьезное отношение появляется, как правило, при непосредственном столкновении с конкретными примерами.
В ноябре 1984 г. Светлана Аллилуева, дочь Сталина, попросила у советского правительства предоставить ей возможность вернуться в СССР. После недолгих консультаций в ЦК ее просьба была удовлетворена, и, опять-таки идя навстречу ее выбору, местом постоянного проживания Светланы Иосифовны вместе с дочкой-подростком был определен Тбилиси.
По настоятельной, но подчеркнуто неофициальной просьбе тогдашнего первого секретаря компартии Грузии Э. Шеварднадзе уделить необычной гостье внимание хотя бы на первых порах в аэропорту ее встречала моя мать. Она хорошо знала Светлану еще по школе и послевоенным студенческим временам в Московском университете.
Почти два года прожила Аллилуева в Тбилиси, и все это время посещала мать не реже двух-трех раз в неделю.
Странности характера проявились практически сразу: Светлана Иосифовна, спустившись с трапа самолета, «не узнала» маму и отнеслась к ней как к какому-то штатному сотруднику, которого к ней приставили. И так продолжалось дня три, пока она не поймала мать за руку в каком-то темном углу правительственной дачи, не сжала ее страстно и не прошептала: «Я тебя сразу узнала!.. Я все, все, все помню!» Произнеся это по меньшей мере странное признание, она, диковато озираясь, исчезла в кинозале. Мать отнеслась к этому снисходительно, даже понимающе и на мое ироническое замечание: «Если бы она была из числа репрессированных жертв ГУЛАГа, было бы понятно — мания преследования и тому подобное…» — досадливо отмахнулась.
Жила Светлана Иосифовна в хорошем доме, построенном для среднего уровня работников Совета Министров и ЦК, получала приличное денежное пособие, оформленное как трудовая пенсия, пользовалась персональной правительственной машиной с водителем. Делать ей было по большому счету нечего, и она тратила время на музеи, чтение книг, кино, воспитание дочери (кстати, весьма странное) и хождение по гостям. С визитами выбор был невелик. Вот тут и проявились отцовские черты характера. Проблема же оказалась в следующем. С одной стороны, она вызывала в тбилисском обществе совершенно понятное любопытство и нескрываемое желание знакомиться ближе, словом — контактировать. С другой стороны, многочисленные знакомые и друзья нашей семьи тактично пытались уловить встречные флюиды, пытаясь быть предельно деликатными. Светлана Иосифовна недвусмысленно дала понять окружающим, что ей неприятно пристальное внимание, и даже слабые его признаки будут ей казаться раздражающей назойливостью. Общественность с готовностью подчинилась, и таким образом у Светланы Иосифовны возможности контактов сузились до одной-двух семей. Вроде бы на этом можно было успокоиться, но Аллилуева стала проявлять признаки крайней раздражительности, начав высказывать колкости в адрес местной интеллигенции и грузин в целом. Суть претензий можно было выразить примерно следующей (не высказанной вслух, но явно прочитываемой) репликой: «Меня избегают, потому что я дочь Сталина! Как это низко! Я ведь не виновата, что дочь! Я ведь человек. Я была лучшего мнения о грузинской интеллигенции». Когда обида гостьи Грузии (а ее именно так воспринимали) дошла до общественности, Светлану Иосифовну постарались окружить вниманием и заботой и очень скоро получили в ответ поток агрессии и хамства. Нельзя обойти молчанием проявившиеся странности, такие как подозрительность, мнительность, эгоизм и нетерпимость.
В отношениях с собственной дочерью были заметны комплексы, основанные на женской ревности, доходящие порой до приступов ярости с кромсанием ножницами одежды живой и непосредственной девочки-подростка. Мы все невольно оказывались свидетелями того, как у нее чисто женское, почти животное соперничество с дочерью окутывалось в пелену показного пуританства и ханжества.
Словом, в любимой дочери покойного вождя можно было наблюдать многие его черты (естественно с поправками на социальные, биографические, исторические, половые и прочие отличия). Начав забывать историю, в начале 80-х мы все в Тбилиси смогли «иметь удовольствие» общаться в некотором роде с Иосифом Джугашвили в миниатюре. Светлана Аллилуева как бы всколыхнула прошлое…
Понимать это можно было только так: неудавшаяся личная женская судьба плюс отсутствие должной родительской ласки в детстве и отцовские качества (неспособность к самоанализу и самокритике).
Мы видели, как вялое признание грехов отца странным образом сочеталось с нескрываемой жаждой его возвеличивания. Было понятно, что ей трудно совместить две позиции: положение человека, вошедшего в конфликт с советской системой, ставшего «невозвращенцем», со стремлением сохранить титульность, выделяющую ее из массы. Мы участвовали в интеллектуальных беседах о нравственности и гуманизме, которые иногда внезапно прерывались хамством, доходящим порой до нецензурностей и мата. Такая неуравновешенность объяснялась просто — все лежало на поверхности: милые, умные беседы были проявлениями полученного университетского образования и естественным желанием нравиться собеседникам и общественности в целом, а прорывающаяся грубость — результатом врожденной подозрительности, мнительности и агрессивности. Ее религиозность имела явные признаки фарисейства. И в этом случае все было достаточно ясно: грузины могут, участливо кивая головой, делать вид, что согласны с исповедальными беседами о Божественном. Но они становятся неприкрыто равнодушными, если чувствуют фальшь, если видят, как слово расходится с делом. Они могут простить человеку его человеческие слабости, если он их искусно прикрывает, и совершенно не терпят плохой игры. Светлана играла плохо.
Неспособность к конструктивной критике создавала преграды для нормального общения и для жизни в грузинском обществе, которое само по себе отличается повышенной коммуникативностью. А непротивление собственным чувствам и эмоциям, как и проекция своей агрессии на других, начали отталкивать от нее людей.
Все это, по всей видимости, и вынудило ее покинуть Грузию и СССР примерно года через два.
Единственный позитив из этой печальной истории — возможность реконструировать портрет Сталина, убедиться в правильности некоторых предположений.

Света Аллилуева с папой

Попытка общего анализа
Описание характера Иосифа Джугашвили на основании только лишь личных комплексов и национальной ментальности не могут окончательно объяснить причину его невероятного карьерного взлета. Безусловно, личные комплексы и ментальность обусловили его жизненный путь, но объяснить конечный итог, достижение конечной цели не могут.
С другой стороны, вряд ли возможно обойти молчанием общечеловеческие, универсальные описания того или иного человеческого типа, натуры, характера (в нашем случае — это общая характеристика типа авторитарной личности). И если, скажем, в случае с Иосифом Джугашвили таковые сойдутся в одних и тех же точках с личностными параметрами и ментальностью — можно будет надеяться на правдоподобное, логичное объяснение его жизненного пути:
1. Феодальное стремление к карьерному росту, собственные комплексы, неосознанная жажда реванша над метрополией в сочетании с авторитарным подчинением (показной силой, стремлением получить власть и одновременно боязнь власти (подозрение, что окружающие — потенциальная угроза). Все это дает картину динамики движения Иосифа из Грузии в Россию с потребностью оказаться на самом верху той ниши, в которую его забросила политическая судьба. И плюс неосознанное желание реванша над метрополией в сочетании с авторитарной агрессивностью (тенденцией выискивать нарушителей ценностей и неспособностью к конструктивной критике) показывает его жестокость и цинизм по отношению как к народам России, так и к народу Грузии.
2. Бессилье и невозможность победить собственную национальную закваску, бытовые привычки, вкусовые пристрастия, знание родного языка, генетику поведения — и чужеродность окружающей его российской действительности в сочетании с непротивлением собственным чувствам и эмоциям и проекцией своей агрессии на других объясняет его замкнутость характера, сентиментальность к некоторым признакам прошлого.
У такой личности в ее собственном восприятии реальное «я» совпадает с идеальным «я». А также, следовательно, наблюдается тенденция в кризисных ситуациях решительно расставить акценты не на психологических проблемах, а на соматических. Кто-то может назвать свершившуюся карьеру Сталина исторической закономерностью, кто-то, возможно, увидит в этом нечто случайно фатальное…
Мне кажется, что залогом появления Сталина послужила вся история взаимоотношений России и Грузии. Все сыграло свою роковую роль, все имело значение: и завоевание Грузии Россией, и разница в менталитетах двух народов, и исторический их опыт и память. И уж наверняка сочетание всего этого с его личностными параметрами, с его характером и комплексами. В силу всего этого получается, что Грузия его как бы отторгала, а он сам стремился из нее в метрополию. Да и сама метрополия ждала его — как то, к чему была привычна веками, как то, без чего ей было трудно и непонятно.
***
Эти записи начинаются вопросами о необходимости ворошить прошлое, сомнениями, нужно ли еще раз вглядываться в Сталина… Возможно, Россия все еще ждет чего-то? Возможно, ей все еще недостает того, чего она лишилась со смертью Сталина, и все прошедшие десятилетия до сегодняшнего дня психологически воспринимаются народом как дремота, от которой пора проснуться? Мы это скоро узнаем.

Малхаз ЖВАНИЯ