"Времена года" Гайдна в Зале имени Чайковского

приглашает Сергей Ходнев

Важный музыкальный юбилей этого года — 200-летие со дня смерти Гайдна — приходится на окончание сезона, очень близко к той дате, когда в Москве после порядочного перерыва прозвучат "Времена года", последняя гайдновская оратория и вообще одна из последних его крупных вещей. Гайдн писал ее долго, с 1798 по 1801 год, время от времени жалуясь на то, что работа над ораторией вместе со старческими болячками вот-вот его, мол, доконают. Слушая "Времена года", довольно трудно себе представить, что эта музыка могла создаваться в столь ворчливом расположении духа, но тем не менее — хотя к чести Гайдна надо сказать, что ворчать ему в основном приходилось, судя по всему, не на собственные творческие затруднения.

Как и в случае с первой ораторией композитора "Сотворение мира", либретто Гайдну обеспечил барон Готфрид ван Свитен, известный венский меломан и меценат, который снова взялся для этого за перевод с английского. Первоисточником стала поэма шотландца Джеймса Томсона, который, пожалуй, и знаменит только этим косвенным вкладом в историю музыки (да еще тем, что сочинил текст песни "Rule, Britannia!" — "Правь, Британия!", практически неофициальный гимн Британской империи). Контраст с "Сотворением мира" (а заодно и со всей старинной ораториальной традицией) был основательный: если в "Сотворении" певцы-солисты исполняли партии Адама, Евы и ангелов, то три солиста во "Временах года" изображают простых крестьян Симона, Лукаса и Ханну, ну а хор, соответственно, их коллег по сельхоздеятельности. Сама поэма Томсона была написана за несколько десятилетий до премьеры оратории, однако на рубеже XVIII и XIX веков ее воспевание мирных и честных радостей сельского труда на лоне дружелюбной природы оказалось невероятно кстати. Сельскость, по заветам руссоизма, считалась синонимом не только простоты и естественности, но и истинной человечности и истинного благородства; это была эпоха, в которую королевы упоенно доили коров на придворцовых фальшивых фермах и в которую Карамзин завидовал "щастливым швейцарам", живущим "в объятиях прелестной натуры".

Так что в четырех частях оратории ("Весна", "Лето", "Осень" и "Зима" с финальным возвращением "Весны") с их речитативами, ариями и хорами обрисованы не просто соответствующие метеорологические явления, но и их восприятие глазами "природного человека". Ван Свитен кое-где немножко переборщил, высокомерно предписывая композитору, где нужно изобразить птичье чириканье, где — кваканье лягушек, а где нужно особо торжественно восславить в хоре прилежный труд. Гайдн в ответ говорил, что чириканья-кваканья — нелепица и что сам он всю жизнь посвятил прилежному труду, но вот писать оды в честь последнего ему как-то не с руки. Но все же смирился (в конце концов, и сам Гендель в самой что ни на есть серьезной оратории "Израиль в Египте" не постеснялся изобразить жужжание мух и скачки жаб), и итоговое произведение получилось вполне органично гайдновским — обаятельным, мастерски задуманным и отделанным и, кажется, чуть-чуть ироничным.

Исполнять "Времена года" будет Александр Рудин вместе со своим оркестром Musica Viva, показавшим себя в этом сезоне на редкость выигрышно в разнообразном репертуаре зрелого и позднего XVIII века, а в качестве солистов приглашены три европейских певца барочно-классицистского профиля, которых в Москве уже знают: сопрано Лидия Тойшер, тенор Кресимир Шпицер и баритон Штефан Маклауд. Впрочем, особой организационной удачей этого проекта смотрится приглашенный хор — это Collegium Vocale Gent Филиппа Херревеге, один из знаменитейших хоровых коллективов мира, которому в старинной ораториальной музыке равных мало.

Зал имени Чайковского, 19 мая, 19.00

Возвращение весны