О. Кабанова

Главный приз за лучший национальный павильон достался – кто бы сомневался – американцам. Брюс Науман – знаменитый, заслуженный и зрелый художник, и выставка его работ сделана безукоризненно. В павильоне не один или несколько проектов, а действительно целостная вселенная, где есть скульптуры – осторожно касающиеся друг друга кисти рук, и перебивка неоновых слов, и кинетический фонтанчик – и все это магически притягивает силой и интеллектом. Недаром в обосновании жюри упоминаются «постоянная энергия» художника и «человеческая боль и хрупкость», отраженная в его работах.

Любимец публики – павильон Дании, где международная команда (24 художника) выстроила интерьер дома, в котором все как будто натуральное, но какое-то неестественное, шизоидное, – удостоился специального упоминания жюри. И это, безусловно, выигрыш кураторов – художников Михаэля Элмгрина и Ингара Драгсета, которые в отличие от Наумана еще не стали классиками и действительно не вполне ясно чем, но удивили.

«Льва» за лучшее произведение отдали также не новичку, а известному немецкому художнику, неизменно уклоняющемуся в дизайн, Тобиасу Ребергеру. Из молодых отметили тоже уже известную шведку Натали Дюрберг, творящую свой девичий ужастик то из пластилина, то на видео.

Работы Ребергера и Дюрберг входили в международную выставку, называющуюся, как и вся биеннале, «Творя миры». Куратор Даниэль Бирнбаум развернул ее в бывшем итальянском павильоне в Джардини и в Арсенале. И это очень большая – 90 художников – и исключительно красивая, даже роскошная, выставка, в которой работы находятся в диалоге не только друг с другом, но и со старыми стенами бывшей верфи – Арсенала.

Принято говорить, что на Венецианской биеннале обнаруживаются новые тенденции и определяется мода в современном искусстве. Трудно сказать, тенденция это или личный выбор Бирнбаума, но на выставке, как и в национальных павильонах, почти не было ни политического, ни социально-критического, ни шокирующего искусства. Никто не поминал проклятый экономический кризис (не ковыряли мировую болячку) и не критиковал общество потребления (которое теперь многим кажется внезапно потерянным раем).

Выставка в Арсенале открывается залом, где в полной темноте стоят огромные колонны из натянутых золотых струн, мерцающих как световые лучи. Эта инсталляция уже умершей Лигии Папе отмечена жюри биеннале за связь с бразильским конструктивизмом. Преемственность и диалог с прошлым на нынешней биеннале подчеркнуто приветствуется.

Во втором зале – разбитые во время перформанса дворцовые, в золотых рамах, зеркала Микеланджело Пистолетто, так уместные в устало-роскошной Венеции, а за ними парад миров: и африканская деревня Паскаля Мортье Тайоу, и русский геральдический орел, постепенно покрывающийся инеем, и книжный шкаф с ржаными горбушками (работы Игоря Макаревича и Елены Елагиной отлично вписались в текст выставки), и огромные «Руки Будды» Тиань Вонга, весело подсвеченные солнцем, пробивающимся сквозь витражные окна Арсенала.

И хотя выставка в Арсенале начинается и заканчивается работой Анны Желудь «Коммуникация», состоящей из пучков оборванных проводов, гигантская международная экспозиция утверждает пространство искусства как объединяющее разные миры и времена единой творческой волей художников.

На мой взгляд, такое высказывание – как раз и есть самое актуальное. Когда мир болен и в нем разлита тревога, искусство, как ему и положено, напоминает о вечном, отвлекает от будничного, погружает в фантазии, очаровывает и удивляет.

Путешествуя из мира в мир